Снизу доносится нечто вроде ровного шума моря. Я вышел на внутренний балкон, тупо изумился, народ не спит, развлекается вот таким странным образом, общаясь и обмениваясь сплетнями в такое время, когда нормальные люди спят.
Более того, с виду как бы ожили, словно здесь одни ночные жители, у женщин порозовели щечки, мужчины держатся вольнее, передвигаются от группы к группе намного свободнее.
Правда, я тоже ненормальный, сна ни в одном глазу, спустился вниз в надежде, что как-то отвлекусь мелкой хренью, еще на лестнице пришлось заулыбаться и вскинуть руку в приветствии придворному народу и отдельно дефилирующим людям.
Как же, как же, рабочий день кончился, теперь отдыхаем и развлекаемся каждый в меру своих возможностей, но не переходя границы. Разумеется, церковь бдит, даже если тут и нет священников, у каждого из нас внутри своя церковь.
— Ваше Величество…
— Ваше Величество?
— Ваше Величество!
Я улыбался милостиво и медленно двигался, стараясь делать вид, что всех замечаю, всех оцениваю, на всех имею виды во время понятного кадрового голода. На лицах вижу готовность служить и выполнять все мои желания. Для того и трутся здесь, чтобы заметил и приблизил, давал какие-то поручения, пусть сперва мелкие, отличиться можно и на мелких.
Высокая красивая дама с горделивой осанкой и благородным лицом, исполненным внутренней красоты, должной надменности и сдержанного благородства, присела в низком поклоне настолько изящно и с достоинством, что я невольно остановился.
— Леди Матфрида…
Она ответила теплым и богатым на оттенки голосом:
— Ваше Величество?
— Леди Матфрида, — сказал я с почтением, — я рад, что вы здесь. Надеюсь, все так же гофмейстерина?
Она чопорно улыбнулась.
— Пока нет.
— Почему?
— До меня еще руки не дошли, — сообщила она. — Как вы понимаете, его величество король Кейдан уволил всех, кто служил вам.
— Ого, — сказал я, — значит, там сейчас безработными остались камергер и обер-камергер, гофмейстер и обер-гофмейстер, гофмаршалы…
Она наклонила голову.
— И все остальные, Ваше Величество. Егермейстер, обер-егермейстер, церемониймейстер, обер-церемониймейстер..
— Их нужно пригласить, — сказал я решительно. — Готовыми кадрами не стоит разбрасываться!.. Кадры решают все, как заявил один великий лорд. Леди Матфрида, возьмете это на себя?
Она ослепительно улыбнулась.
— Ваше Величество, если доверяете…
— Полностью, — заверил я. — Я был очень доволен вашей работой, когда рулил в королевском дворце. Уверен, буду доволен и теперь, когда у нас целое Содружество…
— Ваше Величество…
— Ах да, — сказал я, — леди Матфрида, я утверждаю вас главной гофмейстериной Содружества Свободных Королевств. Нет, главной для нас уже мало… Генеральной! Генеральной гофмейстериной. Надеюсь, сумеете наладить эту службу так же хорошо, как это было на вашей прежней работе.
Она присела снова.
— Ваше Величество…
Я кивнул и пошел дальше, успев заметить, что к леди Матфриде начали протискиваться поближе девушки из благородных семей. Теперь от нее будет зависеть свод правил для женщин, а самое главное — набор во фрейлины, мечта всех молодых девушек из провинции да и из столицы тоже.
Не сдвинулась с места только леди Мередит, юная чистая девушка с огромными голубыми глазами, делающими ее похожей на куклу, пышной прической золотистого цвета, где кудри ниспадают крупными локонами, нежнейшим личиком с алыми губками бантиком и милыми ямочками на щеках Правда, не сдвинулась потому, что как раз на моем пути, даже пришлось отступить чуть, чтобы мне, королю и все такое, не пришлось ее обходить, как столб.
— Ах, Ваше Величество! — прощебетала она с ласковым упреком, красивым женщинам можно упрекать даже королей. — Что же вы другим поручаете такие важные дела? В жизни можно полагаться только на себя самого. Да и то не советую.
— Почему?
— А вы человек, — спросила она с изумлением, — разве надежный?
— Ну, — пробормотал я, — вы такие вопросы задаете, что просто и не знаю. Хорошо быть наивным, полагаю.
— Ага, признались!
— Я супернадежный, — возразил я с достоинством. — Надежнее меня только горы на Севере. Может быть, еще и на Востоке, но там еще не был, все предстоит. Просто я был весьма ошарашен, как это можно усомниться в моей надежности, у меня же на лице написано, какой я замечательный!
Она мило прощебетала:
— Ах, сэр Ричард… Я уже начинаю в это верить. Вы в самом деле так уверены, что и я вам верю. Мама говорит, мужчинам нельзя верить, а я все равно верю, они ж мужчины, как им не верить?
Она щебетала и щебетала, ее речь перепархивала от одной глупости к другой, как птица с ветки на ветку, я молча любовался ее свежестью и нежным румянцем, что вспыхивает на щеках и тут же исчезает, чтобы через мгновение снова появиться и разлиться от скул и до подбородка.
Женщина сама выбирает мужчину, вспомнил старую истину, который ее выбирает, так что лучше вот так учтиво поклониться и топать дальше, милостиво улыбаясь и стараясь чем-то себя занять, пока чертово Зеркало Горных Эльфов продолжает дозаряжаться.
Дальше сэр Эраст Маклейн — типичный мезогин, как, впрочем, и большинство мужчин, только он больший мезогин, чем остальные, в том смысле что помимо толстых массивных костей еще и наделен массой дурного мяса, а живот выпирает больше чем весьма.
Поклонившись, он заметил со знанием дела:
— Ваше Величество, я бы не хотел оказаться в вашей шкуре!
— Да, — согласился я миролюбиво, — вам в ней было бы тесновато.
Сказал я по-дружески, но он почему-то поджал губы и помрачнел, хотя быть толстым не так уж и чудовищно, я знавал и вполне приличных толстяков.
— Ваше Величество, я имел в виду, заново все налаживать…
— Я не один, — заверил я, — вы ведь поможете?
И, похлопав его по плечу, не стал слушать счастливые заверения в преданности, двинулся дальше, остановился возле сэра Клоубля. Этот тоже вроде бы занимал какое-то место в моей канцелярии или не занимал, не помню, но видел его пару раз во дворце. Этого достаточно, чтобы подозрительный Кейдан выдворил и его.
Как у большинства придворных, негромкий голос и сдержанные движения, чрезвычайно умен, судя по отзывам, знает всех как облупленных, что позволяло ему легко лавировать в сложностях двора, избегать ненужных интриг и успешно проводить свои.
— Сэр Клоубль, — сказал я, — вы уже показывались Куно Крумпфельду?
Он поклонился.
