К ночи ветер притих и устойчиво дул на юго-запад. Тучи разошлись, в разрывах показались звезды.
— Я устал. Вам придется держать руль, мисс Солнышко.
Эрни показал, как это делать: плот неохотно отзывался на повороты руля.
— Вон та красная звезда — это Антарес, у него по бокам две маленькие белые звездочки, ни дать ни взять матрос на берегу в увольнительной и на обеих руках у него подружки, прошу прощения, мисс Солнышко. Правьте на Антарес, и все будет в порядке.
Старый моряк свернулся у ее ног, как добродушный пес, а Сантэн, усевшись на корме, одной рукой держала грубый руль. Вместе с ветром притихли и волны, и ей показалось, что плот пошел быстрее. Оглядываясь, она видела за собой зеленый фосфоресцирующий след. Сантэн следила, как красный гигант Антарес с двумя спутницами поднимается по черному бархатному занавесу неба.
Она была одинока и по-прежнему испугана и потому подумала об Анне.
«Моя дорогая Анна, где ты? Жива ли? Добралась ли до шлюпки или тоже, как я, цепляешься за обломок и ждешь приговора моря?»
Желание ощутить рядом надежность и уверенность старой няньки было так сильно, что угрожало вновь превратить Сантэн в ребенка; она почувствовала, как слезы ностальгии обожгли веки, а ярко светивший красный Антарес расплылся и раздвоился. Захотелось забраться к Анне на колени и спрятать лицо на теплой, пахнущей мылом большой груди. Сантэн почувствовала, что решимость и целеустремленность целого дня борьбы тают, и подумала, как просто было бы лечь рядом с Эрни и отказаться от дальнейших усилий. И громко заплакала.
Звуки собственных рыданий напугали ее. Она вдруг рассердилась на себя и свою слабость, вытерла слезы большими пальцами и ощутила, что высохшие кристаллы соли хрустят на ресницах подобно песку. Ее гнев усилился и теперь обратился на судьбу, которая так жестока к ней.
— За что? — спросила она у большой красной звезды. — Что такого я сделала, что ты выбрала меня? Ты меня наказываешь? Мишель, мой отец, Нюаж и Анна — все, кого я любила. За что ты так со мной?
Она оборвала мысль, ужаснувшись тому, как близко подошла к святотатству. Сгорбилась, положила свободную руку на живот и вздрогнула от холода. Попробовала ощутить присутствие новой жизни в своем теле — какое-нибудь вздутие, что-то выпирающее, движение, — но ее ждало разочарование, и гнев вернулся с прежней силой, а вместе с ним и какое-то буйное неповиновение, вызов.
«Клянусь. Как безжалостно обошлись со мной, так же решительно я буду сражаться за жизнь. Ты, кто бы ты ни был, Бог или дьявол, навязал мне это. И потому я даю клятву. Я все выдержу, и мой сын вместе со мной».
Она бредила. Сантэн понимала это, но ей было все равно. Она поднялась на колени и погрозила кулаком красной звезде.
— Давай! — бросала она вызов. — Делай худшее, и покончим с этим!
Если Сантэн ожидала удара грома и блеска молнии, ничего подобного она не дождалась, только шумел ветер в примитивной мачте, шелестел парус и взбухали пузыри в следе за кормой плота. Сантэн снова села, схватила руль и упрямо направила плот на восток.
При первом свете дня прилетела птица. Она повисла над головой Сантэн, маленькая морская птичка темного серо-голубого цвета, напоминавшего цвет ружейного ствола, с мягкими белыми, как мелом начерченными метками над черными глазами-пуговками, с нежными, красивой формы крыльями. И одиноко, негромко кричала.
— Проснитесь, Эрни! — крикнула Сантэн, и от этого усилия ее распухшие губы треснули, кровь ручейком побежала на подбородок. Во рту было сухо и неприятно, словно она наглоталась старой кроличьей шерсти, жажда превратилась в горячее яркое пламя.
Эрни пошевелился и сонно посмотрел на нее. За ночь он словно ссохся и постарел, его губы побелели, покрылись клочьями сухой кожи и кристаллами соли.
— Смотрите, Эрни, птица! — выговорила Сантэн кровоточащими губами.
— Птица, — повторил Эрни, глядя на нее. — Земля близко.
Птица повернула, улетела над самой водой и, серая, исчезла из виду, растворилась в темно-сером небе.
В середине утра Сантэн молча указала вперед, ибо ее рот и губы так пересохли, что она не могла говорить. Прямо перед плотом у поверхности плавало что-то темное, какой-то спутанный клубок. Он качался на воде и волнообразно двигал своими щупальцами, словно чудовище из глубин океана.
— Водоросли! — прошептал Эрни и, когда они достаточно приблизились, зацепил их рулем, как багром, и подтянул тяжелые, сбившиеся в ком растения к боковой части плота.
Стебель водоросли был толщиной в руку человека и пяти метров длиной, с косматым пучком листьев на конце. Очевидно, буря оторвала ее от скалы.
Тихо постанывая от жажды, Эрни отрезал кусок толстого стебля. Под гуттаперчевой кожицей обнаружился сочный стержень, а внутри мякоти — полый воздушный канал. Эрни тонко срезал мякоть ножом и засунул пригоршню обрезков Сантэн в рот. Из мякоти вытекал сок. На вкус жидкость была едкой и неприятной, отдавала чем-то йодистым и перченым, но Сантэн дала влаге тонкой струйкой стечь в горло и шепотом запричитала от удовольствия. Они жадно поглощали сок водорослей и выплевывали сердцевину. Потом немного отдохнули и почувствовали, как тела постепенно вновь наливаются силой.
Эрни снова сел за руль и направил плот по ветру. Грозовые тучи разогнало, солнце согрело людей и высушило одежду. Вначале они подставляли лица его ласке, но скоро жара стала угнетающей, и они пытались скрыться от нее в небольшой тени от паруса.
Когда солнце достигло зенита, на них обрушилась вся его иссушающая ярость. Выдавили еще немного сока из водоросли, но от неприятного химического вкуса Сантэн затошнило; она понимала, что, если ее вырвет, она потеряет слишком много драгоценной влаги. Сок водоросли можно было пить только понемногу.
Сидя спиной к непрочной мачте, Сантэн смотрела на горизонт: их окружало непрерывное угрожающее кольцо воды, и только на востоке на горизонте лежало низкое серое облако. Сантэн потребовался целый час, чтобы понять: несмотря на ветер, облако остается неподвижным. Больше того, оно уплотнилось и выросло над горизонтом. Теперь Сантэн видела мелкие неправильности, вершины и долины, которые не менялись, как обычно у облаков.
— Эрни, — прошептала она, — Эрни, посмотрите на то облако.
Старик всмотрелся и медленно встал. Из его горла вырвался негромкий стон, и Сантэн поняла, что это звук радости.
Она встала рядом с ним и впервые в жизни увидела африканский континент.
* * *
Африка с мучительной медлительностью вставала из моря, потом почти стыдливо закуталась в бархатные ночные одеяния и снова исчезла из виду.
