Алекс насторожился.
— Позавчера вечером рыбаки обнаружили тело в озере, — продолжал Комаровский, рассеянно помешивая ложкой остывающий чай. — Это женщина, примерно двадцати пяти-тридцати лет, волосы длинные чёрные, глаза зелёные, ростом около метра семидесяти и весом пятьдесят четыре килограмма. Она была одета в тёмно-серое длинное платье, и при ней было обнаружено несколько довольно-таки интересных предметов, один из которых напоминал нашу находку на полярной станции — та же руническая лента, те же формы и узоры. Самым приметным было то, что на её лице имелись еле заметные следы давнего ожога.
У Алекса перехватило дыхание. Он помнил, эту, едва видимую в слабом освещении зала, куда он привёл Анну, сеть извилистых линий, словно нарисованных лёгкими взмахами тоненькой кисточки на левой щеке и на лбу девушки.
— А что там ещё было?
— Цветы, Лёш. Вереск белый. Целая охапка свежих цветов, которые были сложены на берегу озера, там же и лежала небольшая сумка из ткани.
— А как её нашли?
— Рыбаки рассказывают, что она лежала у берега, лицом по направлению к середине озера и на первый взгляд казалось, что она просто захлебнулась в воде. Однако, подождём результаты вскрытия, чтобы была ясна полная картина.
— А что они ещё говорили?
— Советовали обратиться за помощью к шаманам, говоря, что оленеводы меня знают и могут мне помочь в расследовании дела.
— И как?
— Я не верю в их сверхъестественные способности, Лёш. Шаманы впадают в состояние экстаза, которое им помогает сосредоточиться на тех сигналах органов чувств, которые обычно проходят мимо сознания. И этому находит объяснения те случаи, когда люди указывают на то, что какой-либо шаман нашёл потерявшихся где-то далеко от жилья людей и животных. А мне так кажется, да и у нас в отделе мнение таково, что умение шамана обнаруживать спрятанную вещь или находить воров можно объяснить лишь его способностью почувствовать какие-то особенности в состоянии другого человека. Ты ж понимаешь, они живут отдельными общинами, которые знают друг друга — привычки, особенности…можно даже почувствовать настроение человека, которого ты давно знаешь и можешь понять его без слов.
— А как же современные шаманы? Все эти ритуалы…
— Сейчас осталась лишь внешняя яркая атрибутика — костюм, бубен, импровизация танца, таким привлечь внимание можно суеверных и любопытных людей.
— Значит, вы не работаете с таким контингентом, Виталий Сергеевич?
— Ну, — следователь помялся, — мне не известен ни один достоверный случай, когда шаман-экстрасенс помог бы следственным органам раскрыть какие бы то ни было преступления. Когда я проходил практику в более молодые годы, к нам поступило заявление о том, что пропал человек. Родственники пропавшего решили обратиться к местной «знаменитости», который принялся их увещевать, что он жив, здоров и скоро вернётся домой, однако, до сих пор ни ответа, ни привета… — Комаровский сделал паузу, бросив быстрый взгляд на Алекса. — В общем, если уж и кто-то из моих коллег и обращался к этим товарищам, то положительных результатом не было, кроме потерянного времени. Где-то, слышал пытались с их помощью отыскать места захоронения трупов, но положительных результатов тоже не получено.
— Ясно, — отозвался Алекс. — А вы не узнали, где жила та девушка?
— Нет, сам труп пока значится как неопознанный, но чтобы удостовериться, что это та самая Аня, тебе надо её опознать, Лёш. Процедура неприятная, но, по крайней мере, хоть что-то нам станет известно. При девушке не было никаких документов, а поиск по базе ничего не дал.
— Хорошо, — согласился Алекс. — Когда?
— Завтра, в половине первого приезжай, это займёт минут пятнадцать на всё про всё.
— Договорились.
Низкие тёмно-серые облака тяжёлой свинцовой массой заволокли небо над городком. Они висели так низко, что, казалось, немногочисленные пятиэтажные здания их касались своими крышами, теряющимися в полупрозрачной белёсой пелене. Немногочисленные автомобили словно плыли по широким дорогам, останавливаясь там, где еле различимый в тумане светофор, мигая, зажигался красным светом. В многочисленных закоулках города туман привычно собирался в зыбкие клочья, которые развеивали редкие порывы прохладного летнего ветра.
Вика видела издалека город, ставший ей уже родным, хотя она не прожила там ещё и года, однако, с этим городком у неё уже были связаны определённые события, которые не оставляли равнодушными людей, связанных одной судьбой и одними дорогами, которые имели обыкновение пересекаться при самых необычных ситуациях.
Девушка смутно помнила, как провела последние часы, медленно двигаясь вперёд как сомнамбула, с широко раскрытыми глазами, инстинктивно цепляясь за деревья и попадавшиеся ей на пути высокие ветви кустарников. Перед глазами у неё проплывали обрывочные воспоминания из недавних событий.
Вот она сидит на невысокой скамье, застеленной шкурами, у стола и намазывает маслом кусок хлеба, на который сверху костяной ложкой накладывает мёд. Женщины усадьбы вскоре переняли привычку делать такие же бутерброды, и, во время завтраков даже Исгерд подносила к тонким губам полукруглый ломоть хлеба, щедро намазанный маслом и политый мёдом. Её волосы привычно были спрятаны покрывалом, обрамлявшим костистое белое лицо с чуть раскосыми зелёными глазами, которые принадлежали ещё живой и ещё разумной женщине, чей муж рядом громко хохотал в ответ на чью-то шутку, с размаху вонзив свой кинжал в дощатый стол.
Мирная утренняя картина сменяется песчаной набережной, где Вика обнаружила те-ло Исгерд, лицо которой, с раскрытым в удивлении ртом, ещё долго снилось девушке в тревожных кошмарных снах. Женщина всегда безмолвно смотрела на девушку, лицо её в ужасе искажалось, а тело начинало сотрясаться в конвульсиях. Иногда за спиной Исгерд пылало яркое пламя, и Вика могла различить различные изображения, появляющиеся в огне — то это была раскрытая пасть дракона, напоминавшая нос драккара, то это были деревянные статуи богов викингов, расколотые пополам и усеянные вереницей рун, нанесённых красной краской. Девушка не понимала значения этих снов, но Исгерд являлась регулярно, всякий раз рассматривая девушку с ужасом и болью на исхудалом постаревшем лице. В сознании девушки, казалось, навсегда останется эта картина — Исгерд улыбается мёртвой, застывшей улыбкой, где края её верхней губы приподнимаются, обнажая остатки пожелтевших мелких зубов.
Кошмар понемногу отступал, и Вика слышала тихий голос Сигурда, который успокаивающе гладит её по щеке, стараясь прогнать ночной кошмар. Скоро девушка уже бежала за ним в ночную тьму, где над бескрайними снежными полями разливалось разноцветными красками северное сияние, и в этом видении Вика увидела в его палитре желанные фиолетовые оттенки, которые смешивались с ярко-розовым цветом, являя собой поистине фантастическое сочетание.
