девы воздуха принялись приветствовать новую сестру и поздравлять друг друга с тем, что их семья, наконец-то вновь стала полной.
Я потерял бдительность и, захотев подойти немного поближе, хрустнул веткой, выдав тем самым моё присутствие.
– Ты снова здесь? – строго спросила Гелиселия. – Зачем явился? Это наш праздник, а тебе здесь нечего делать. Тем более, что уже наступил день, а ты плохо переносишь дневной свет. Возвращайся в гору, и оставь нас в покое!
Но я почти не слушал, что она говорит. Совсем близко от меня стояла прекрасная Флория, и я решился обратиться к ней:
– Я приветствую тебя в день твоего появления в этом прекрасном мире. Тебе я желаю счастливой и радостной жизни. А себе желаю одного: чтобы никогда не закончились дни, когда я смогу созерцать твою красоту и наслаждаться ей!
– Благодарю тебя! Но я не понимаю кто ты, откуда взялся? Ты не похож на моих сестёр! Впрочем, я, кажется, догадываюсь. Ты ведь сын горы, верно? Приветствую тебя, дорогой брат! Я рада видеть тебя на празднике моего появления на свет. Когда бы ты не пришёл, я всегда буду рада тебе!
Что за чувство родилось в моей душе? И в её душе? По прошествии многих лет я не могу ответить на этот вопрос. У людей это, наверное, могло бы называться любовью. Но у нас всё было не так. Во-первых, у существ, подобных нам, нет никаких плотских желаний. Во-вторых, мы принадлежали к разным племенам, столь различным, что трудно было найти что-то общее. Воздушность у них, каменистость у нас, солнечный и лунный свет у них, темнота подземелья у нас. Беззаботная лёгкость у них, и любовь к тяжелому труду у нас. Казалось бы, не было в наших привычках и образе жизни ничего, что бы могло сблизить нас, и тем не менее, мы с первых минут почувствовали сильное взаимное притяжение. Я стремился каждую свободную минуту побыть рядом с Флорией. И это чувство было взаимным: она тоже дорожила каждым таким мгновением. Нередко бывало так, что она ожидала меня у выхода из пещеры.
Мы с ней подолгу разговаривали, и от неё я узнал многое из того, о чём не хотела говорить Фауния. Она рассказала, что когда-то их семья жила там, за горами – и Фло махнула рукой в сторону горного хребта. Жилось им неплохо, и их было семь, пока не явились в тот край люди. С собой они принесли неисчислимые бедствия. Особо тяжёлым горем стало для Флории (тогдашней Флории!) полное уничтожение вековых лесов. Люди строили из них свои хижины, причём, расходовали древесину расточительно и бездумно: для того, чтобы сделать одну доску, они брали целое дерево и обтесывали его с двух сторон. На один дом уничтожалась целая роща! Мало этого, когда наступала зима люди питали деревьями огонь в своих очагах. На местах, оставшихся после вырубки лесов образовались болота, ведь деревья уже не высасывали из почвы влагу своими корнями
На дев воздуха переживания и огорчения влияют также, как яд на людей. Они, правда, не умирают, но начинают таять, пока совсем не растворяются в окружающем воздухе. Тогда, чтобы появилась новая сестра, приходится долго ждать, когда же совпадут рассвет, полнолуние и цветение заветного растения, а цветёт оно очень редко. И вот, когда Флория (тогдашняя Флория!) увидела, что на месте цветущих и плодоносящих лесов образовались бесплодные пустоши и зловонные болота, она заболела огорчением, и вскоре исчезла. А люди захватывали всё новые земли, и вплотную приблизились к поляне, где рос заветный цветок. Надо было спасаться, и они переселились в наши места. Больше всего Гелиселия и все девы воздуха волновались за свой цветок, но он, к счастью, прижился на новом месте. Только не цвёл очень долго. Но вот, наконец, совпали все условия, и Флория снова появилась на свет.
– Не пойму, – сказал я. – Ты что, снова родилась? Та же самая, или уже другая?
– И та, и не та, не могу объяснить. Я кое-что помню из того, что было тогда, а многое вижу будто впервые…
– А что, нет способа сохранить жизнь для тебя и сестёр, если случилось какое-то несчастье?
– Есть. Но лучше уж растаять. Если кто-то из нас примиряется в душе со злом, в ней начинают происходить страшные изменения, внутри неё всё черствеет и как бы увядает, появляется такая злоба, что самые ужасные поступки принимаются с радостью, а хорошие – отторгаются. Телесная оболочка тоже меняется, она становится корявой и безобразной. Такие особы обычно приходят к людям, и, пользуясь своими знаниями, помогают им творить всякие дурные вещи. Люди называют их колдуньями, ведьмами или злыми волшебницами. В конце концов их ждёт ужасный конец: они задыхаются от собственной злобы.
– Теперь, выходит, цветок вам больше не нужен? – переменил я тему, увидев, что моя подруга загрустила.
– Что ты! Мало ли какая беда может приключиться с любой из нас! Были случаи, когда семьи дочерей воздуха полностью исчезали, когда лишались своего цветка. Конечно, не сразу, а постепенно, одна за другой.
– А новые семьи появиться могут?
– Иногда, очень редко, луковица, находящаяся в земле, делится пополам. И когда одна из половинок даёт стрелку и зацветает, на свет появляется новая Гелиселия. Обе Гелиселии – новая и старая очень осторожно выкапывают из земли одну из луковиц, и новая Гелиселия отправляется с нею искать другое место для своей будущей семьи. Гелиселия умеет делать то, на что не способна ни одна из нас: она знает, чувствует, как смешать солнечный и лунный свет, чтобы родилась новая дочь воздуха. Поэтому она, не знаю, как сказать… более устойчива к различным огорчениям и переживаниям, более строга, что ли. Она постоянно настороже и охраняет нас и себя, ведь без неё, даже если у нас останется наш цветок, нам не выжить. И мы её уважаем и слушаемся.
Я признавал, что Фло права. Но всё же строгая и властная Гелиселия нравилась мне меньше, чем остальные девы воздуха. Я, наверное, даже слегка её побаивался.
74. Рассказ Руби. Нашествие
В моей последующей жизни было много, очень много времени на различные размышления. И я часто думал о том, кто же я?
Конечно, я признавал, что по происхождению я – сын горы. Но прожил со своими братьями я совсем недолго, и даже тогда я всё время стремился улизнуть во Внешний мир. Слишком мало знал я о своём народе, его нравах, обычаях. Потом я попал в общество дев воздуха и кое-что перенял от них. И наконец, большую часть своей долгой жизни я провёл среди людей и, хоть и держался особняком, но порой мне кажется, что я
