— Что же это?
— Шкатулка с драгоценностями.
— Какими?
— Сделай милость, спроси об этом у него сам. Меня несколько беспокоит другое обстоятельство, заставляющее подумывать о том, чтобы сразу же, ну, разумеется, сделав необходимые приготовления, покинуть не только Москву, но и Россию вообще.
— Какое же это обстоятельство?
— Меня узнали. Помнишь ли ты игру в три карты в Вестфалии, когда птичка упорхнула с нашим же кормом?
— Ну да. Это был писатель или кто-то в этом роде.
— Так вот, этот человек оказался сегодня в нашем доме в качестве гостя молодого барина, видел меня и узнал.
— Что ж, в таком случае, либо с ним, либо с нами!
— Я предпочту последнее, к тому же ротмистр согласен. Он заплатит нам тысячу, а помимо этого, по триста каждому, если мы завтра поможем ему.
Послышавшиеся невдалеке шаги помешали ей продолжить. Подошел ротмистр.
— Встретились? — спросил он, как только завидел пару. — Пойдемте.
Они двинулись в глубь сада. Что же предпринять? Следовать за ними? Впрочем, к чему беспокоиться? Псевдоасессор в любом случае для того, чтобы выйти из сада, воспользуется калиткой, и не исключено, что нечто интересное мне еще предстоит услышать. Я присел на край клумбы.
Было около двух часов, когда появился тот, кого я ожидал; его сопровождала Ванда.
— Итак, будь, пожалуйста, пунктуален, — услышал я, — в девять барин с гостем уйдут на парад; они это решили еще за бильярдом. Так что время вполне удобное. Баронесса будет в церкви, а я по ее поручению навещу доктора и приют для нищих. Затем я незаметно вернусь через эту калитку и впущу тебя через заднее крыльцо, откуда мы с тобой проникнем в комнату хозяйки. Ротмистр будет на службе.
— Похоже, дело действительно тонко продумано и безопасно. А не лучше ли для нас исчезнуть сразу же?
— Нет, это не подходит. Ротмистр заплатит нам только тогда, когда получит свои драгоценности. Доброй ночи!
Они распрощались и стали расходиться: он — к калитке, она — к дому. Я подождал еще некоторое время и, убедившись, что остался незамеченным, пробрался в свою комнату. Услышанное столь глубоко взволновало меня, что остаток ночи я провел, не сомкнув глаз. Едва наступило утро, я сообщил о ночном разговоре Ивану. Тот отнесся к услышанному со всей серьезностью и просил лишь ни о чем не рассказывать его матери.
— Понимая ваше состояние, я, тем не менее, осмелюсь спросить: что вы намерены предпринять? — обратился я к нему с вопросом. — Мне представляется единственно правильным оповестить полицию.
— Что ж, так и поступим: отправимся на парад, а сами меж тем наведаемся в полицейский участок.
Так и получилось. По дороге Иван сообщил мне некоторые сведения касательно своего кузена, из коих следовало, что последний, растратив все свое имущество в карточных играх, не преминул прибегнуть к поступкам, сам замысел которых уже надлежало почесть преступным, почему Иван и его матушка вынуждены были отнестись к деяниям ротмистра с осуждением и напомнить тому о необходимости блюсти честь фамилии, обладателем коей он также является.
Полицейский комиссар[12], встретивший нас с Иваном в участке, оказался добрым знакомым Ивана. Он внимательно выслушал наше сообщение и сказал:
— Не окажетесь ли вы столь любезны, чтобы описать внутреннюю планировку дома?
Получив описание, он продолжил:
— Я крайне признателен вам за безграничную откровенность… Однако не является ли господин ротмистр адъютантом генерала Мелихова?
— Вы абсолютно правы.
— Мелихов весьма могуществен. Как же вы намерены поступить с ротмистром?
— По-вашему, мы должны оставить его в покое?
— Я бы рискнул вам это посоветовать. Его план представляется мне следующим: тот, кого господин, вас сопровождающий, именует псевдоасессором, является польским подданным по имени Милослав, причем крайне опасным субъектом. Вне сомнения, он отыщет какого-нибудь ювелира, который и отправится к вашей матушке. Поскольку баронессы не будет дома, представлять ее будет компаньонка. Я предвижу небезынтересную сцену, при коей намерен присутствовать. Позвольте мне произвести некоторые приготовления; а затем я просил бы вас стать моими спутниками.
Он удалился и через некоторое время уже стоял перед нами в штатском.
— Идемте!
Внизу нас ждала закрытая повозка. Мы сели и покатили по Маросейке. Извозчик, как я отметил про себя, несколько отличался от тех мужиков на козлах, коих в достатке можно лицезреть на улицах Москвы; возможно, он также был полицейским. Он пустил лошадей шагом, как если бы ехал порожним, затем, достигнув дома Семеновых, остановил экипаж и не спеша задал лошадям корм.
Наконец появилась баронесса с компаньонкой. У дверей они расстались: одна направлялась в церковь, другая якобы к врачу. По прошествии некоторого времени мы опять заметили компаньонку. Между хозяйским и соседским домами был узкий проход, в который выходила и калитка сада. Наша повозка стояла так, что мы могли следить за калиткой. Компаньонка нырнула в проход и исчезла в калитке.
— Милослав, должно быть, уже здесь, — заметил комиссар. — Кстати, взгляните на окна ротмистра. Он наблюдает за всем, что происходит вокруг, подобно нам с вами.
Прошло около четверти часа; тут к центральным воротам подъехали дрожки, и из них вылез человек с саквояжем в руках.
— Батюшки, да ведь это же ювелир Шихавьерский! Мошенники избрали самого богатого и ловкого. Он явился сам, а это значит, что ему сделали весьма значительное предложение. Извозчик!
Последний абсолютно безучастно взял кнут и щелкнул, после чего положил кнут на место. Появился почтальон, за ним приподнято и празднично прошагал поп, следом мы увидели плотника с инструментами и широкоплечего рыбака; наконец перед нами предстали двое полицейских, у которых рядом с домом был пост.
— Ну что? — спросил Иван.
— Ротмистр в окне не показывается, скорее туда!
Рыбак остановился неподалеку, причем так, что мог обозревать все, что происходило не только перед домом, но и у заднего крыльца.
— Никого не впускать! — распорядился один из полицейских.
— Добро! — послышалось тихое в ответ. Рыбак, произнесший это, выглядел весьма решительно, и не оставалось и тени сомнения в том, что вряд ли кто-либо смог бы выйти или войти без его на то согласия.
Мы взошли по лестнице. Там стоял священник.
— Где? — спросил комиссар.
Священник указал на дверь, наполовину приоткрытую. Мы вошли. Возле другой двери, ведшей в соседнюю комнату, стояли почтальон и плотник. Они чутко прислушивались к голосам, доносившимся из соседней комнаты. Внезапно почтальон выхватил револьвер, распахнул дверь и вошел. За ним последовал плотник; мы втроем замыкали шествие.
