Барзаку не пришлось использовать выгоду своего положения.
— Капитан, спрячьте оружие! — властно крикнул Стамп, вскочил с кресла, подбежал к парашютисту и что-то зашептал ему на ухо.
Тот мгновенно как-то осел весь, распружинился, смущенно закивал Барзаку, сунул револьвер обратно в кобуру и поплелся на свое место. В кабине снова стало тихо, пассажиры отдались нарушенному было чувству покоя, лишь изредка с острым любопытством поглядывая то на укрощенного парашютиста, то на Стампа, тщетно пытаясь разгадать тайну его власти над ним.
А под «Каравеллой» уже простерся бескрайний водный простор. Еще четверть часа — и навстречу самолету со скоростью пятисот километров в час мчался африканский берег, древняя алжирская земля, во всей ее сказочной красе и природном богатстве. Как ни ярко раскрашены рекламные плакаты туристских бюро, они бледнеют перед живыми красками этого неповторимого пейзажа. И трудно поверить, что на этой плавно всхолмленной, благословенной земле, озаренной золотыми лучами солнца, под нетленно синим куполом неба, среди вечнозеленых пальм, чуть колеблемых благоуханными морскими ветрами, пришлые завоеватели жестоко угнетают и грабят исконных хозяев страны, творят над ними дикие расправы, пытают их в застенках, гноят в тюрьмах и концлагерях, убивают по суду и без суда, сметают с лица земли целые поселения, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков.
С аэродрома автобус доставил пассажиров в европейскую часть города. Барзак, не раз бывавший в Алжире, повел своего спутника в знакомую гостиницу; с ее девятою этажа открывался широкий вид на море, на белопесчаный пляж, на белокаменный город, утопавший в зелени и цветах. Они заняли в гостинице два соседних номера.
— Кстати, чего было вам подставлять лоб под пулю ради этого паршивого алжирца? — спросил Стамп. — Ну, поучил бы его капитан, экая, право, беда!..
Барзак как бы впервые с изучающим вниманием поглядел на Стампа: конечно, было бы смешно предполагать, чтобы человек, представляющий американскую разведку, являл собой образец святости.
— Видите ли, мосье Стамп, я адвокат, профессиональный защитник людей, попавших в беду, это и определяет мое жизненное поведение. Я не знаю вашей профессии, но уверен, что она в такой же мере определяет и ваше поведение. Не правда ли?
— Ну, знаете, — грубовато отозвался Стамп, — адвокаты тоже бывают разные!
— Совершенно верно, — согласился Барзак, — нет правил без исключений. Вот почему меня интересует один вопрос: что́ именно сказали вы в мою защиту капитану десантных войск?
— Я сказал ему, что вы не более и не менее как начальник секретной службы французской жандармерии в Алжире.
— Позвольте зам заметить, мосье, — с холодной вежливостью сказал Барзак, — что подобного учреждения не существует на свете.
— Это для пьяного-то? Существует!
— Не существует на свете, — повторил Барзак. — А если бы и существовало, то меня отнюдь не привлекает должность его начальника. Я прошу вас запомнить, что я всего лишь скромный парижский адвокат Луи Барзак, не более, но и не менее того!..
— Вы что, жалеете, что этот пьяный болван не отправил вас на тот свет? — вызывающе произнес Стамп. — Ну, а я не жалею, вы еще нужны мне! Стал бы я иначе спасать вашу красную шкуру, как же!.. Чему вы улыбаетесь?
Барзак и в самом деле улыбался: чего ради вступил он в дискуссию с этим темным типом, находящимся, видимо, в вечном заговоре против человечности и человечества? К тому же от него зависело сейчас спасение Анри, и незачем осложнять с ним отношения.
— Я улыбаюсь тому, что слишком серьезно отнесся к вашей остроумной проделке, избавившей меня от гнева буйного капитана. Вовсе неплохо находиться под защитой такого находчивого человека, хотя бы на то время, что нас связывают с вами общие интересы!
Стамп, недобро прищурясь, посмотрел на Барзака.
— Да вы, я вижу, совсем не простак.
— О нет! — в том же игривом тоне отозвался Барзак. — Только не это, мосье Стамп! А теперь разрешите мне удалиться в мою комнату. Я приму ванну, переоденусь и через час буду к вашим услугам!..
— Анри Батист Картье, геолог… — раздумчиво произнес генерал Жаккар, прочитав письмо от своего заокеанского друга и покровителя, врученное ему Стампом. — Да, я отлично помню это имя…
Генерал Жаккар был высокий, плотный человек с чуть одутловатым, чисто выбритым лицом и серебряными волосами ежиком; светлые, прозрачные глаза цвета меда глядели на мир уверенно и твердо и, видимо, принадлежали человеку, чуждому сомнений и колебаний. Не так давно генерал занимал высокий пост во французской администрации Алжира, но за бездействие во время подавления мятежа против центрального правительства был несколько понижен в должности. Однако обширные связи в кругу сторонников «французского Алжира», которым он оказал на своем высоком посту не мало услуг, сделали его теперь еще более влиятельной политической фигурой. Именно на него была возложена тайная задача по собиранию и организации сил, разобщенных, но отнюдь не разгромленных при подавлении мятежа. В выполнении этой миссии он с полным основанием рассчитывал на помощь своих заокеанских покровителей.
— Анри Картье… — Генерал отвел глаза от письма и оглядел своих посетителей. — Это опасный преступник, господа, один из тех фанатиков, для которых величие родины, Франции, — ничто. Они готовы отдать ее кровное достояние, ее исконную алжирскую землю этим грязным туземцам, еще не вышедшим из состояния дикости… Картье был тесно связан с алжирскими поселенцами во Франции, собирал среди изменников французов средства для повстанцев, направлял бойцов и оружие в мятежную армию, не раз с тайными целями побывал на территории, занятой повстанцами. Но мало того, — генерал значительно нахмурил брови, — имелись сведения, что этот Картье подстрекал к восстанию население нашей западноафриканской колонии Боганды, ввозил туда оружие, сносился с мятежником Кимваной Байя. Тем не менее за отсутствием прямых улик власти метрополии не решались предать его суду. Тогда патриоты около полугода назад захватили его силой и привезли сюда. Скажу вам прямо, господа: нам не удалось уличить этого злостного преступника, сам же он ни в чем не признался. Таким образом, судебный процесс над ним оказался невозможен, и его просто пришлось изолировать…
— Значит, он жив, генерал? — спросил Стамп.
— Этого я не могу утверждать, дорогой мой. — Генерал пожал плечами. — Полгода — очень большой срок.
Генерал снял телефонную трубку.
