Газ, догадалась Дженьюэри. Или микроорганизмы? Но так быстро?
Офицеры в зале поняли все с первого раза. Биологические и химические ОБ — отравляющие вещества. Меньше всего им хотелось, чтобы эту часть теоретической подготовки пришлось применить в боевых условиях. Но это случилось.
— Еще раз, — сказал Сэндвелл.
— Невероятно, — произнес кто-то из зрителей. — Хедди даже не приблизились к подобным технологиям. Они живут в каменном веке. У них едва хватает разума управляться с огнем. Освоить оружие они еще могут, но никак не производить. Их предел — копья и примитивные ловушки. Не верю, что хейдлы производят боевые ОБ.
— С того времени, — продолжил Сэндвелл, не обращая внимания на слова офицера, — мы обнаружили еще три такие капсулы. В них имеются детонаторы, которые срабатывают от кодированного радиосигнала. Нейтрализовать их тоже можно только с помощью соответствующего сигнала. Если попытаться ее обезвредить — получится то, что вы видели. И потому мы к ним не приближаемся. Вот видеозапись последней капсулы. Получена пять дней назад.
Теперь на солдатах были костюмы биохимической защиты. Люди передвигались медленно, словно космонавты при нулевой гравитации. Надпись в нижнем углу экрана была другая. «КлипГал/КаП/09-01/07:32:12». Камера показала трещину в стене пещеры. Один из солдат начал вставлять в трещину что-то блестящее. Стоматологическое зеркальце, разглядела Дженьюэри.
Затем изображение сфокусировалось на поверхности зеркала.
— Это обратная сторона капсулы, — пояснил Сэндвелл.
Надпись, хоть и перевернутая вверх ногами, читалась без труда. Обычный штрих-код и какие-то английские буквы. Генерал остановил кадр.
— Справа, наверху, — подсказал он.
За обозначением «SP-9» шли буквы «USDoD». Министерство обороны США!
— Выходит, это наши? — спросил кто-то.
— «SP» означает «синтетический прион». Девятка — номер поколения препарата.
— Так новость хорошая или плохая? — спросили из зала. — Хейдлы не производят препаратов, способных нас убить. А мы — производим.
— Прион девятого поколения включает особый ускоритель. При контакте с кожей вещество действует почти мгновенно. Как сказал руководитель лаборатории, это настоящая «сверхзвуковая чума». — Сэндвелл сделал паузу. — Прион-девять разрабатывали на тот случай, если события в субтерре выйдут из-под контроля. Но когда разработку закончили, было принято решение, что ни при каких, даже самых неблагоприятных обстоятельствах применять его не следует. Говоря попросту, прион слишком опасен. Поскольку препарат репродуцируется, даже малое количество может заполнить целую среду обитания. В данном случае речь идет обо всей субтерре.
Томас сжал локоть Дженьюэри с силой капкана. Она почувствовала его хватку буквально костью. Он тут же убрал руку и прошептал:
— Прости, пожалуйста.
Дженьюэри знала, что прерывать выступающего не положено. Однако она это сделала:
— А что случится, когда прион заполнит всю нишу и захочет попасть в следующую? Что будет с нашим миром?
— Отличный вопрос, сенатор. Есть и хорошая новость. Прион-девять разработали для применения исключительно в подземье. Он живет — и убивает — только в темноте. На солнечном свету препарат разрушается.
— Иными словами, из своей ниши он не выйдет. Это теория? — Сенатор была настроена скептически.
Сэндвелл добавил:
— Еще одно. Синтетический прион испытали на живых хейдлах. Они погибают в два раза быстрее, чем люди.
— Тогда у нас есть фора — девять десятых секунды! — проворчал кто-то.
«Пленные хейдлы? Испытания?» О таком Дженьюэри слышала впервые.
— И наконец, — произнес Сэндвелл, — все оставшиеся запасы препарата этого поколения уничтожены.
— А других поколений?
— Этот вопрос сейчас решается. Прион-девять все равно собирались уничтожить. Приказ пришел через несколько дней после кражи. Кроме похищенных капсул, приона-девять не существует.
Из темноты зала раздался вопрос:
— Генерал, как же секретный препарат попал в лапы хейдлов?
— В коридоре Клиппертон — Галапагосы его разместили вовсе не хейдлы, — отрывисто говорил Сэндвелл. — Теперь у нас есть доказательства. Это сделал один из нас.
Экран снова засветился. Дженьюэри думала, что генерал заново показывает то, что они уже видели. Тот же самый темный коридор изверг из своих недр такие же бесплотные тени. Потом ярко-зеленое пятно превратилось в человеческий силуэт. Сенатор прочла надпись внизу экрана. Это действительно была станция тысяча четыреста девяносто два, но дата — другая. Восемнадцатое июля. Запись сделали за две недели до гибели патрульного отряда.
— Кто это такие? — спросили из зала.
Тепловые образы приняли более ясные очертания. Вереница примерно из двадцати человек. Не солдаты. Но из-за очков ночного видения было трудно понять, кто они. Сработала первая линия периметра. Фигуры на экране неожиданно оживились и начали сдергивать очки. Они вели себя как обычные люди, когда им очень весело.
Их одежда с логотипами «Гелиоса» была грязной, но целой и не очень поношенной. Дженьюэри быстро подсчитала, что с начала экспедиции прошло два месяца.
— Смотри! — прошептала она Томасу.
На экране появилась Али. Али несла рюкзак; выглядела она здоровой, хоть и похудевшей, да и вообще была в лучшей форме, чем кое-кто из мужчин. Ее улыбка радовала взор. Она прошла мимо камеры, не замечая, что ее снимают.
Не поворачивая головы, Дженьюэри заметила, что военные вокруг замерли. Каким-то образом улыбка Али взывала к их благородству.
— Экспедиция «Гелиоса», — пояснил Сэндвелл для тех, кто не знал.
На экране появлялись все новые и новые люди. Сэндвелл дал своим офицерам время рассмотреть всех. Один офицер спросил:
— Вы хотите сказать, что капсулы подложил кто-то из ученых?
Но Сэндвелл снова их осадил:
— Повторяю: это — один из нас. — Он помедлил. — Не из них, а из вас.
Дженьюэри не могла оторвать глаз от Али. Молодая женщина стояла на коленях перед рюкзаком. Вот она развернула на камнях тонкую подстилку, угостила соседку конфетой. Даже в ее необщительности было свое обаяние.
Али закончила приготовления, уселась на подстилку и открыла пакет с влажными салфетками. Протерла шею и лицо. Потом сложила руки и удовлетворенно вздохнула. День прошел, и Али была им довольна. Она была счастлива.
Али подняла голову. Дженьюэри сначала показалось, что она молится, но Али просто смотрела на лампы на потолке. Почти с поклонением. Дженьюэри это растрогало и одновременно опечалило. Али всегда любила солнце и свет. Все так просто — она его любит, и она от него отказалась. Ради чего? «Ради меня», — подумала Дженьюэри.
