— Они не меньше пятисот футов в высоту.
— Пошли, — решительно сказала Анна. — Поднимемся на вершину.
— Боже! — воскликнул Гарри. — Песок такой мягкий, подниматься так высоко, и это опасно…
— Пошли! Остальные подождут здесь.
Следом за Анной они побрели наверх по откосу на острый гребень одного из песчаных хребтов. Далеко внизу кучка машин казалась игрушечной, люди рядом с ними походили на крошечных муравьев. Оранжевый песок скрипел под ногами, которые по щиколотку тонули в нем. Если вдруг кто-нибудь ступал слишком близко к кромке гребня, песочная стенка рушилась, и целая лавина начинала с шорохом скользить вниз по склону.
— Это опасно! — бормотал Гарри. — Если бы вы шагнули за кромку, вас бы унесло вместе с песком.
Приподняв тяжелые ситцевые юбки, Анна подоткнула их за пояс и полезла дальше. Гарри неотступно следил за ней, во рту у него пересохло, а сердце было готово выскочить из груди от напряжения и потрясения, которое он пережил при виде ее оголенных ног. Они были массивные, крепкие, как стволы деревьев, но кожа под коленями бархатистая и нежная, вся в ямочках, как у ребенка, — ничего более волнующего он в жизни не видел.
Невероятно, но тело Гарри снова отозвалось, словно гигантская рука ухватила его за промежность, и он забыл об усталости. Скользя и спотыкаясь на мягком песке, он карабкался за Анной, а ее бедра, широкие, как у стельной коровы, качались и двигались под слоем юбок прямо у него перед глазами.
Сам того не сознавая, он поднялся на вершину дюны, и Анна протянула руку, чтобы поддержать его.
— Боже, — прошептал Гарри, — целый мир из песка, вселенная песка.
Они стояли на вершине большой дюны, и даже вера Анны дрогнула.
— Никто, ничто не пройдет здесь.
Анна — она все еще держала его за руку — тряхнула ее.
— Она там. Я почти слышу, как она зовет меня. Нельзя подвести ее, мы должны до нее добраться. Она долго не продержится.
— Но идти пешком — верная смерть. Человек и дня здесь не проживет.
— Надо найти кружной путь.
Анна встряхнулась, как большой сенбернар, отбросив сомнения и минутную слабость.
— Пошли. — Она повела его назад с вершины. — Мы должны найти обход.
И колонна с «фордом» во главе повернула в глубь материка, огибая стороной высокие дюны. День угасал, солнце двигалось вниз по небосклону, проливая багряный свет на вздыбленные гребни. Вечером, когда они разбили лагерь у подножия дюн, песчаные горы, черневшие на залитом серебристым лунным светом небе, казались им далекими, неприступными и враждебными.
— Кружного пути нет. — Гарри смотрел в костер, не в силах взглянуть в глаза Анне. — Этим дюнам нет конца.
— Утром мы вернемся к берегу, — спокойно сказала Анна и пошла к своему спальному месту, оставив его, больного от желания.
На следующий день они вернулись по своему следу, двигаясь по отпечаткам собственных шин, и к вечеру снова были на том месте, где дюны встречались с океаном.
— Пути нет, — безнадежно повторил Гарри, потому что прибой бушевал прямо под песчаными горами, и даже Анна горестно ссутулила плечи и притихла возле костра, безмолвно наблюдая за языками пламени.
— Если подождать здесь, — хрипло сказала она, — может, Сантэн сама к нам придет. Она ведь знает, что единственная ее надежда на юге. Если нельзя идти к ней, нужно ждать, когда она придет к нам.
— У нас кончается вода, — негромко сказал Гарри. — Мы не можем…
— Сколько мы сможем ждать?
— Три дня, не больше.
— Четыре, — взмолилась Анна, и в ее голосе и лице было такое отчаяние, что Гарри, не задумываясь, начал действовать. Он притянул ее к себе, испытав благоговейный ужас, когда она приняла ласку и они крепко прижались друг к другу — Анна в отчаянии, а он от безумной страсти, доводившей его до исступления. Мгновение Гарри беспокоился, что люди у костра увидят, но уже через секунду перестал обращать на это внимание.
— Идем.
Она подняла его на ноги и повела за брезентовую занавеску. Руки у него так дрожали, что он не мог расстегнуть пуговицы рубашки. Анна ласково усмехалась.
— Вот так, — она раздевала его, — мой глупенький.
Бока и спину Гарри освежал прохладный ночной ветерок, но он весь горел, сжигаемый внутренним огнем из-за бесконечно долгого желания. Гарри перестал стыдиться своей волосатой груди и некрасиво торчащего живота, худых, как у цапли, ног, слишком длинных для маленького тела. Он взгромоздился на Анну с дикой поспешностью, отчаянно пытаясь похоронить себя в ней, раствориться в этой великолепной мягкой белизне, спрятаться от всего мира, который так долго был столь жесток к нему.
И вдруг он снова почувствовал, как жар и сила уходят из его чресл, сник и сжался совершенно так же, как в ту страшную ночь более тридцати лет назад. Лежа на белой мягкой перине ее живота, убаюканный между полными, мощными бедрами, он жаждал умереть от стыда и сознания своей никчемности, ожидая, что вот-вот услышит издевательский смех, увидит презрение, зная, что теперь-то это окончательно уничтожит его. Но и убежать не мог, ибо сильные руки обхватили его, а бедра упругими тисками держали слабые ягодицы.
— Мефрау, — выпалил он, — простите. Я ни на что не годен. Никогда не годился.
Анна снова засмеялась. Смех был ласковый, сочувственный.
— Мой малыш, — хрипло прошептала она ему на ухо. — Давай чуток помогу.
И он почувствовал, как ее рука движется вниз, проходит между их обнаженными животами.
— Ну, где мой щеночек? — спросила она. Гарри почувствовал, как смыкаются ее пальцы, и запаниковал. Он хотел высвободиться, но она легко держала его, и он не мог уйти от ее пальцев. От тяжелого физического труда они были грубыми, как наждачная бумага, но умелыми и настойчивыми, они ласкали и мяли, а Анна ласково мурлыкала:
— Вот большой мальчик. Какой большой мальчик!
Он больше не мог сопротивляться, но каждый нерв и каждая мышца в его теле напряглись почти до боли, а ее пальцы все мяли и ласкали, голос звучал ниже, почти сонно, без настойчивости, без спешки, он успокаивал, и Гарри почувствовал, что расслабляется.
— Ага! — воскликнула она. — Что случилось с нашим большим щенком?
Неожиданно ее пальцы встретились с сопротивлением, и она снова рассмеялась, а Гарри почувствовал, как медленно раздвигаются ее бедра.
— Мягче, спокойней, — предупреждала она его, потому что он снова начал биться, выгибаться. — Вот так! Да, вот так.
Она вела его, пыталась контролировать, но он отчаянно торопился.
Вдруг в ноздри ему ударил горячий запах ее собственного возбуждения, густой, восхитительный, ни с чем не сравнимый аромат, и новая мощная волна окатила его. В этот же миг он превратился в героя, в орла, бога-громовержца. Теперь он был сильным, как бык, твердым, как гранит, и длинным, как меч.
