— О да! — выдохнула Анна. — Вот, вот так!
Его напор уже не встречал никакого сопротивления, он двинулся вперед и проник, скользя и утопая, в ее глубины, в тот чудесный жар, которого он не знал за все годы своего существования. С неожиданной поспешностью и ожесточением Анна рванулась вверх, но повалилась под ним, как на корабле, борющемся с океанским штормом, и стала глухо стонать, подгоняя Гарри охрипшим, гортанным голосом, пока не обрушилось небо.
Он медленно возвращался издалека, а она обнимала его и поглаживала, снова разговаривая, как с ребенком:
— Вот так, мой малыш. Все хорошо. Теперь все хорошо.
Он знал, что она права. Теперь все хорошо. Он никогда не чувствовал себя в такой безопасности, таким уверенным в себе. Никогда не знал такого душевного покоя. Он ткнулся лицом между ее грудей, затерялся в ее материнской плоти. Ему хотелось быть здесь вечно.
Она поглаживая убрала его редкие волосы за уши и ласково глядела на него. Розовая лысина Гарри, проплешина темени блестела в свете костра, и у Анны болело в груди от стремления успокоить его. Всю нерастраченную любовь и тревогу за Сантэн она перенесла на Гарри, потому что была создана, чтобы отдавать другим свою верность, теплоту и преданность. Она принялась укачивать его, как младенца, баюкая и тихонько напевая.
* * *
На рассвете Гарри обнаружил новое чудо. Когда он вышел из лагеря и прошел к берегу, то увидел, что путь перед ними открыт. Под влиянием прибывающей луны океан готовился к большому весеннему отливу, его воды отхлынули, оставив под дюнами широкую полоску ровного, жесткого мокрого песка.
Гарри побежал в лагерь и вытащил старшего унтер-офицера из-под одеяла.
— Поднимайте людей, капрал! — кричал он. — Я хочу, чтобы «форд» заправили и снабдили провизией для четверых человек на три дня и чтобы выехать можно было через пятнадцать минут, ясно? Если ясно, выполняйте приказ, а не стойте истуканом, глазея на меня!
Он повернулся и побежал к Анне, которая уже появилась из-за брезентовой занавески.
— Мефрау, отлив! Мы можем проехать!
— Я знала, что вы найдете путь, минхеер.
— Мы поедем на «форде», мы с вами и еще двое. Будем ехать быстро, пока не начнется прилив, потом вытащим «форд» выше линии прилива, а когда начнется отлив, поедем дальше. Сумеете собраться за десять минут? Нам надо не упустить отлив.
И помчался от нее, приказывая на ходу:
— Давайте, капрал, шевелитесь, поторапливайте людей!
Едва Гарри исчез из виду, капрал, выкатив глаза, заворчал, да так, чтобы его могли услышать остальные:
— Что это нашло на нашу курицу?! Будь я трижды проклят, он держится настоящим петухом!
Целых два часа они ехали, пока песок был твердым и не проваливался, выжимая из «форда» все возможное — сорок миль в час. Когда он стал мягче, трое пассажиров, включая Анну, выпрыгнули из машины и покатили ее, дружно навалившись сзади. Потом, снова попав на твердое, они вскарабкались обратно и, присвистывая от возбуждения, покатили на север.
Но вскоре зашуршали волны, и Гарри пришлось выискивать подходящее местечко в дюнах. Они закатили туда «форд», толкая его по сухому, сыпучему песку, пока машина не встала выше самой высокой отметки прилива.
Они разожгли костер из плавника, сварили кофе и поели, а потом принялись ждать, пока следующий отлив откроет им дорогу. Мужчины легли в тени машины. Анна оставила их и пошла вдоль воды, время от времени останавливаясь, заслоняя рукой глаза от солнца и вглядываясь на север.
Приподнявшись на локте, Гарри смотрел на нее с такой любовью и благодарностью, что ему трудно было дышать.
«В осень моей жизни она дала мне весну, юность, которой я никогда не знал. Она принесла мне любовь, которая всегда проходила мимо меня», — думал он, и, когда Анна исчезла за дюной, не смог вынести ее отсутствие.
Он вскочил и заторопился за ней. Дойдя до поворота, он увидел Анну в четверти мили впереди. Она наклонилась над чем-то на песке, потом выпрямилась, увидела Гарри и замахала руками над головой, призывая его криком. Грохот прибоя заглушал голос, но ее волнение было так очевидно, что Гарри побежал.
— Минхеер, — бежала она навстречу ему, — я нашла…
Она не договорила, схватила его за руку и потащила за собой.
— Смотрите!
Анна опустилась на колени рядом с каким-то предметом. Он почти совершенно погрузился в пляжный песок, и вокруг уже бурлил наступающий прилив.
— Это часть шлюпки.
Гарри присел рядом с ней, и вдвоем они принялись голыми руками разгребать песок, стараясь обнажить кусок дерева, выкрашенный белой краской.
— Да, это кусок обшивки большой спасательной шлюпки.
Новая волна накатила на берег, обрызгав их до пояса. Убегая, она унесла раскопанный песок, и на разбитом белом корпусе стало видно название, нанесенное черными буквами.
«Протеа К.». Нескольких букв не хватало. Там, где пенные волны бились об обшивку, краска отсырела и обсыпалась.
— «Протеа Касл», — прошептала Анна, стирая мокрыми юбками песок с букв.
— Вот и доказательство! — Она повернулась к Гарри, и он увидел, что по ее сожженным солнцем щекам неудержимо катятся слезы. — Доказательство, минхеер, доказательство того, что моя дорогая малютка добралась до берега и спаслась!
Теперь и Гарри, который, будто молодожен, жаждал угодить Анне во всем и сам отчаянно хотел верить, что скоро увидит своего внука, способного заменить ему Майкла, уставился на нее, разинув рот.
— Это доказательство того, что она жива. Теперь-то вы в это верите, правда, минхеер?
— Мефрау, — Гарри в смятении взмахнул руками, — у нас теперь замечательный шанс, согласен целиком и полностью.
— Она жива. Я знаю. Как можно сомневаться? И до тех пор, пока вы не поверите…
На ее красном лице появилось свирепое выражение, и Гарри испуганно капитулировал.
— Я верю, да. Определенно верю. Никаких сомнений, она жива, просто никаких сомнений.
Одержав победу, Анна посмотрела на надвигающийся прилив и все свое недовольство обратила на океан.
— Сколько нам еще ждать здесь, минхеер?
— Что ж, мефрау, прилив прибывает в течение шести часов, потом столько же убывает, — виновато объяснил он. — Пройдет еще три часа, прежде чем мы сможем тронуться в путь.
— Теперь важна каждая минута, — сказала она свирепо.
— Мне ужасно жаль, мефрау.
Гарри покорно взял на себя ответственность за ритмы вселенной, и лицо Анны смягчилось. Она огляделась, желая убедиться, что их никто не видит, и взяла его под руку.
— Ну, по крайней мере мы знаем, что она жива. Пойдем вперед, как только появится возможность. Пока же, минхеер, у нас есть три часа.
