— Как элегантно вы выражаетесь! Вероятно, до тонкостей овладели нашим прекрасным языком.
— Не только!
— Не сомневаюсь. Значит, вы убиваете каждого встречного?
— Конечно, у кого есть золото, если он не кладет его в мой шлем.
— Ну, а вдруг осечка, как, например, со мной?
— Тогда я предлагаю посостязаться в боксе и противник летит вверх тормашками!
— Но ведь и вам могут как следует врезать!
— Мне? Сэму Смиту? Не бывало такого!
— Вам, видно, встречались одни слабаки.
— Слишком вы молоды, чтобы судить обо мне.
— А вы слишком самонадеянны! Но меня не запугаете!
— Берегитесь!
— Господин Сэм Смит!..
— Мастер Фрике!..
— Одно удовольствие беседовать с вами по-французски. На все находите ответ. Можно подумать, вы — мой соотечественник. Что и говорить! Знаток языка вы блестящий! Не угодно ли продемонстрировать, какой вы боксер?
— О-о! Хоть сейчас!
— Нет, погодите! Дело в том, что ваш вид не внушает доверия!
— Как это понимать?
— Вы вооружены с головы до ног, настоящий бандит с большой дороги. Заряженная двустволка; револьвер за поясом! А у меня только дубина!
— Ну и что из того?
— Вы можете в случае поражения пустить мне пулю в лоб!
Сэм Смит разразился хохотом, растянув до ушей рот, ощерившийся частоколом зубов — на зависть акулам.
— Честное слово, с этими французами не соскучишься… Успокойтесь, юноша! Оружие не понадобится, хватит и моих мускулов. Сейчас я положу ружье рядом со шлемом и займу оборону, а вы защищайтесь как можете, я согласен на любые приемы, в том числе и «башмак», столь любимый вашими соотечественниками, хотя любой боксер Соединенного Королевства считает этот прием недостойным джентльмена.
— Вы очень добры, господин Сэм Смит. Но к делу!
— Я готов, мастер Фрике.
Англичанин, верзила пяти футов десяти дюймов ростом[219], весь в узлах мышц, похожий на вяз, слегка согнул ноги в коленях и скрестил перед грудью два здоровенных кулака. Ничего подобного не стал делать Фрике. В его позе не было и намека на героизм. Он повернулся боком, сдвинув ноги, прямые, как трубы тромбона, правую руку согнул в локте, левой загородил бок, а ладони, раскрыв, повернул к противнику.
Англичанин весь напрягся, француз, напротив, расслабился и рядом с огромным детиной, которому едва доходил до плеча, выглядел весьма жалко.
Сэм Смит, настоящий мастер бокса, знал, что первый удар решает обычно исход битвы. Фрике не спешил атаковать противника, сохраняя беспечный и насмешливый вид, пристально глядя в голубые с холодным металлическим блеском глаза англичанина.
— Не угодно ли господину начать? — пренебрежительно спросил он.
Сэм Смит с силой выбросил вперед руку, словно раскрутил пружину, и нацелил удар в голову Фрике, но попал в пустоту.
С необычайным проворством юноша откинулся назад, изогнулся дугой, коснувшись руками земли, и, прежде чем англичанин, потерявший равновесие, смог снова занять оборону, лягнул его в голень, да так стремительно, что заставил Сэма Смита вскрикнуть.
— Будьте здоровы! — насмешливо произнес Фрике, снова приняв небрежную позу. — Все по-честному, не правда ли? Вы сами мне разрешили пользоваться любыми приемами.
— Совершенно верно. И сейчас я сломаю вам ногу.
— Не выйдет. Вам придется присесть.
Сказано — сделано. Англичанин и не заметил, как получил подножку и плюхнулся на землю, не повредив, правда, при этом свой драгоценный зад.
Когда он, сконфуженный, стал подниматься, Фрике не без издевки заметил:
— Смотрите не разбейте ваши часы.
— Подумаешь! Видел я обезьян еще и половчее!
— Стыдитесь, господин Смит, можно подумать, вы мне завидуете. Но пока я лишь забавлялся… Хотел вас немного проверить. А теперь давайте всерьез! Идет?
— Я готов.
— Прекрасно. Будем играть всерьез.
Мы не сказали, что этот поистине странный поединок между парижским гаменом и австралийским бандитом происходил неподалеку от озера Тиррель, находящегося на пересечении 143° восточной долготы и 35° южной широты. Поболтавшись, как сказал бы Пьер Легаль, по Южно-Китайскому морю, Новой Гвинее, Малайзийским островам, достопочтенный Сэм Смит в конце концов оказался в центре провинции Виктория, одной из самых процветающих на Австралийском континенте.
И надо же было прославленному боксеру и столь же именитому вору встретить на дороге маленького парижского гамена и испытать на собственной шкуре, какой он достойный противник. Пожалуй, в душе англичанин уже раскаивался, что предложил Фрике состязаться в боксе. Но кто бы мог подумать, что этот худенький бледный мальчик окажется таким ловким и сильным? Лохмотья едва прикрывали его тело, не защищая ни от холода, ни от зноя. Из-под шляпы, кое-как сплетенной из листьев латании[220], во все стороны торчали белокурые волосы. Но уж чего ему было не занимать, так это веселой отваги. Настоящий чертенок.
У Фрике не было ни гроша, а о лошади, ружье, сумке, которые есть у любого, самого бедного путешественника, и говорить не приходится. Фрике шел пешком, опираясь на палку, по мягкой, густой траве, образующей толстый ковер между банксиями, синими камедными деревьями и эвкалиптами. Голодный, но неунывающий, он был уже у цели, оставался всего день пути, когда австралийский вор, приняв Фрике за шахтера, прячущего под лохмотьями «корзину апельсинов», преградил ему дорогу.
Возможно, впервые в жизни Сэм Смит, большой любитель чужого добра, сам оказался обворованным, причем вдвойне. Начнем с того, что у Фрике не оказалось никакой «корзины апельсинов», иными словами — пояса, набитого золотым песком, а что может быть хуже для джентльмена с большой дороги, чем обмануться в своих ожиданиях?
Тогда англичанин захотел утешиться победой в боксе. Фрике должен был заплатить ему собственной шкурой. Но не тут-то было. Искусный боксер, Сэм Смит сразу почувствовал, что имеет дело с сильным противником, и потерял всякую надежду одержать верх над Фрике, хотя мальчик выглядел хилым и весил не более ста фунтов[221]. Не помогли Сэму Смиту ни сноровка, ни ловкость, которыми он славился на всю провинцию, ни железные кулаки. Фрике ни секунды не стоял на месте, прыгал, скакал, то сожмется в комок, то распрямится стремительно, словно пружина. Он отражал каждый удар, как будто у него было четыре руки, а кулаки англичанина неизменно попадали в пустоту. Фрике наносил удары метко, ни разу не промахнулся, словом, продемонстрировал преимущества французского бокса над английским.
Весь в синяках и кровоподтеках, Сэм Смит тем не менее наслаждался этим состязанием с парижским гаменом. Оно было для англичанина настоящим праздником. Он больше походил на болельщика, чем на избитого соперника. Такого еще не бывало ни с одним из претендентов на звание чемпиона.
