– Вы говорите, что рассказали обо всем вашему мужу? – недоверчиво воскликнул Молтри.
– Нет. Только собиралась. И теперь наказана. Если бы я сделала это, ничего остального не случилось бы, потому что вслед за его арестом неминуемо арестовали бы и моего отца. Но Мендвилл запугал меня. Он заставил меня бояться не только за себя, но и за Гарри. Он признался мне, что отец разыграл грубый фарс с примирением, преследуя единственную цель – опутать моего мужа и рано или поздно привести его к позорной смерти.
Она подробно остановилась на причинах ненависти сэра Кэри, объяснила, как бесила баронета связавшая ему руки неоконченная дуэль с Лэтимером.
– Капитан Мендвилл сказал, что я не смогу выдать его, не выдав себя, потому что, не сделав этого в первый раз, я стала его соучастницей. Так что, даже если об этом умолчит Мендвилл, то на свет Божий все непременно вытащит мой отец.
Теперь я знаю, что мне следовало пойти на риск и сразу рассказать мужу обо всем. Но, к сожалению, имелось кое-что еще. Я была в долгу перед капитаном Мендвиллом. В давние времена, когда жизни Гарри угрожала опасность, капитан Мендвилл, по доброте и из симпатии ко мне, вступился за него перед лордом Уильямом Кемпбеллом и убедил предоставить моему мужу альтернативу ареста в виде добровольного изгнания.
– И вы поверили этому?! – поразился Гедсден, в памяти которого всплыла ночь, когда связанного по рукам и ногам Лэтимера швырнули по ошибке в его барку, приставшую к причалу. Гедсден уже тогда подозревал за всем этим интриги Мендвилла.
– Я до сих пор верю. И вот, помня об этом старом долге, да еще струсив, я снова согласилась держать язык за зубами. Меня вынудили обстоятельства. Гарри вошел в библиотеку, когда я все еще разговаривала с кузеном. В этот момент мужество изменило мне. Позже я опять хотела рассказать, но было слишком поздно. Муж сообщил мне, что, действуя согласно полученному приказу, задержал этого человека, и он до сих пор находится под стражей.
Миртль умолкла, и, пользуясь паузой, Ратледж тронул на столе колокольчик.
– Полагаю, – сказал он, оглядывая судей, – вы не отказались бы увидеть этого человека?
Его вопрос вывел всех из задумчивости, в которую их погрузил рассказ Миртль. Они поспешно выразили согласие. Вошел Шабрик, и Ратледж кивком подозвал его поближе.
– Прикажите срочно привести человека, выдающего себя за квакера по имени Нилд, – распорядился он. – Затем пошлите солдат за сэром Эндрю Кэри и держите его в соседнем помещении. Я сообщу, когда он мне понадобится. По пути попросите Миддлтона принести мне письмо, обнаруженное у Квинна – шпиона, которого вчера расстреляли.
Шабрик козырнул и удалился, бросив на Лэтимера мимолетный боязливый взгляд. Майор откинулся на спинку стула, прикрыв веки и еще раз проанализировал в уме признание, только что услышанное от Миртль.
Душа Лэтимера исполнилась новой болью. До последнего момента он находился в заблуждении, что эта женщина предала его, и меньше часа назад застрелил бы ее, если бы ему не помешали. К каким бы последствиям ни привело ее откровенное повествование, главного она достигла. Ее признание озарило его разум светом истины, рассеяло в сердце последние страшные сомнения и высветило, как на ладони, все, что его до сих пор тревожило и смущало. Оно вернуло ему желание жить – хотя бы для того, чтобы искупить вину и заслужить прощение за гнусные домыслы, которые обесчестили только его, раз он в них уверовал.
Он услышал ее голос и очнулся. Она говорила тем же спокойным, сдержанным тоном.
– Вы спрашивали, мистер Ратледж, что побудило меня пойти вчера к отцу. Вам могло показаться, что я слишком долго подводила к этому, что у меня скорее были причины избегать отца. Но когда капитан Мендвилл открыл передо мной всю его затаенную злобу, глубину ненависти и коварство интриг, которыми он нас опутал, я поняла – одно слово отца может погубить нас. Если он узнает об аресте Мендвилла, он может немедленно пойти и обвинить нас, нагромоздив при этом еще Бог знает какой лжи. Желая предотвратить это, я пришла к нему сразу, как только смогла. Я заверила его, что капитан Мендвилл задержан из чистой предосторожности, что никто не раскрыл его подлинной личности и что вскоре он будет освобожден. Поведение отца подтвердило все, о чем говорил капитан Мендвилл. Он больше не притворялся передо мной. Его сжигала ненависть и жажда мести. Он без обиняков предупредил меня, что в случае неприятностей с Мендвиллом он оговорит нас с мужем обоих. Отец располагал данными об американской армии и поклялся, что будет стоять на своем: они получены через меня, а я узнала их от моего мужа. Он взял с меня обещание каждый день приносить ему новости о капитане Мендвилле. В противном случае он будет считать, что случилось худшее, и немедленно начнет действовать. Теперь вы знаете, зачем я вчера ходила к нему. Необходимо было успокоить его, чтобы он молчал. – Миртль перевела дыхание. – Это все, что я могу рассказать, все, что я знаю, и, клянусь, каждое мое слово – правда. Я глубоко и горько раскаиваюсь во всех глупостях, которые понаделала от трусости. Но, повторяю, британцы были предупреждены не через меня.
Ее голос звенел такой искренностью, что невозможно было ей не поверить, и в библиотеке надолго воцарилась тишина. Первым нарушил молчание Гедсден; его слова выражали скорее изумление, чем недоверие:
– Невероятно! Отец, до такой степени ослепленный жаждой мести, что готов уничтожить собственное дитя!
– Человек способен на любое мыслимое зло, – философски заметил Ратледж.
В этот момент в комнату вошел Миддлтон с затребованным письмом. Губернатор повертел его в руках, положил на стол текстом вниз и начал изучать какие-то карандашные пометки на оборотной стороне листа.
Когда лейтенант удалился, Молтри заерзал в кресле, разминая затекшие члены. Его обветренное лицо брюзгливо скривилось, свидетельствуя о дурном расположении духа.
– Ваше объяснение не меняет существа дела. Предупреждение Превосту могло исходить только от вашего мужа или от меня, а вы признались, что вчера днем мистер Лэтимер разболтал вам секретные сведения.
Миртль ужаснула враждебность человека, к которому она относилась почти с дочерней нежностью и который никогда не выказывал по отношению к Гарри и к ней самой ничего, кроме любви.
Ратледж оторвался от письма, на котором только что начал что-то торопливо строчить.
– Каким образом муж посвятил вас в эту информацию? – спросил он, вспомнив поднятый Лэтимером вопрос о времени.
– Каким образом? – озабоченно сдвинула брови Миртль. – Просто сказал.
– Сказал? Устно?
Она кивнула, озадаченная тем, как Ратледж подчеркнул свой вопрос.
