— Опять к вам? — поинтересовался Никита Родионович, когда машина тронулась.
— Нет, теперь в другое место, — ответил Саткынбай и почему-то подмигнул.
Абдукарим, как всегда, вел машину молча, лицо его не выражало никакого интереса к окружающему, он ни разу не повернул головы. Только осторожные и мягкие движения рук говорили о том, что он не спит.
«Куда мы едем?» — пытался отгадать Никита Родионович, пропуская мимо ушей болтовню Саткынбая.
Машина сбавила скорость и неожиданно остановилась на совершенно пустой улице. Саткынбай открыл дверцу, вышел, а вместо него появилось новое лицо, национальность которого Никита Родионович сразу даже не мог определить.
Это был мужчина небольшого роста, с короткой серебристой бородкой. На вид ему можно было дать под шестьдесят.
Он с улыбкой поклонился Ожогину и уселся справа. Абдукарим повернул в переулок, вновь выехал, кажется, на ту же самую улицу и остановил машину.
— Идите за мной на некотором расстоянии, — предупредил Ожогина его спутник.
Он сказал что-то Абдукариму по-узбекски и вышел.
— Запомните это место, — бросил он уже на ходу Никите Родионовичу. — Здесь машина возьмет вас и отвезет домой.
Незнакомец углубился в переулок, миновал небольшой рынок и скрылся в низкой калитке.
Никита Родионович поспешил за ним.
Закрытый глиняными стенами дворик был мал. Невзрачный с виду дом, выходящий фасадом в переулок, упирался задней стеной в широкий арык, обсаженный ивами. Незнакомец стоял у дверей дома.
— Прошу сюда, — пригласил он и ввел Никиту Родионовича в небольшую комнату.
Пол ее был застлан истрепанным ковром. Вся обстановка состояла из стола, нескольких стульев, кровати и посудного шкафа.
— Здесь я живу, — объяснил незнакомец. — А здесь работаю. — И он открыл дверь во вторую комнату, с выходом на улицу. — По специальности я парикмахер, — добавил он иронически.
Этого можно было и не добавлять — внутренний вид второй комнаты говорил сам за себя: у мраморного столика висело зеркало, вделанное в бронзовую старинную раму, на столике лежали парикмахерские принадлежности, у глухой стены стоял жесткий диван, а около него столик с набросанными газетами.
— Садитесь, — предложил хозяин. — Я имею дело с Никитой Родионовичем Ожогиным? Так, кажется?
Никита Родионович кивнул головой.
— С Юпитером?
Ожогин вторично кивнул головой и спросил в свою очередь:
— А вы кто будете?
Хозяин уселся напротив и, разглаживая рукой скатерть, ответил:
— Зовут меня Раджими, но это ничего никому не говорит. Когда у меня было свое имя, меня называли иначе. Как видите, я знаю, кто вы, и должен знать Сатурна и Марса. Этого, по-моему, достаточно, чтобы откровенно и по-деловому побеседовать.
Раджими продолжал водить рукой по скатерти. Ожогин обратил внимание, что рука у него очень узкая, с тонкими, длинными пальцами.
Теперь можно было получше рассмотреть и внешность хозяина. Сухое лицо, обтянутое желтоватой кожей, заштриховано сеткой мелких морщинок; густые для его возраста черные волосы с сильной проседью; взгляд проницательный.
— Прошлое ваше и ваших друзей мне известно, — продолжал Раджими, — и возвращаться к нему не следует. Вы изъявили готовность выполнять обязательства, в свое время принятые нами всеми.
— Да.
— Отлично.
Говорил Раджими с сильным восточным акцентом, голос у него был вкрадчивый, спокойный, певучий.
В окно, выходящее к арыку, глядели плакучие ивы. Журчанье воды напоминало нежную мелодию. Раджими раскрыл настежь обе створки, и в комнату полилась приятная прохлада.
— Так будет лучше, — сказал он. — Меня интересует, где работает Алим.
Никита Родионович назвал гидроэлектростанцию.
— А каково настроение у Алима? — поинтересовался Раджими.
— То-есть? Как это понять?
— Ну, готов ли он оказать нам содействие?
— Не сомневаюсь.
— Это главное, — закивал головой Раджими и улыбнулся. — Меня именно это интересует. Надо поручить Алиму, чтобы он собрал полные сведения о своих земляках, работающих совместно с ним: кто они, откуда родом, участвовали ли в войне, находились ли в плену.
Никита Родионович пояснил, что не виделся с Алимом более месяца, но думает, что он примет поручение и постарается его выполнить. Алим работает на предприятии со дня возвращения в Узбекистан, знает всех рабочих и служащих.
Никита Родионович поинтересовался, как скоро надо повидать Алима и передать ему поручение.
— Я переговорю с ним сам, — ответил Раджими. — Вы напишите ему несколько слов, чтобы он понял, с кем имеет дело.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
Раджими выдвинул ящик стола, вынул из него несколько листков чистой бумаги, положил перед Ожогиным и подал ему автоматическую ручку.
Не раздумывая, Никита Родионович написал:
«Дорогой друг! Податель сего — мой близкий товарищ. Он обратится к тебе с просьбой. Сделай для него все возможное и зависящее от тебя так, как бы ты сделал это для меня. Н. Р.».
Раджими пробежал глазами записку:
— Он поймет, что значат эти две буквы?
— Безусловно, — заверил Никита Родионович. Раджими удивился, узнав, что Грязнов находится в Москве. Он считал, что Грязнов здесь и может быть использован на работе.
— Он здесь и не собирался быть, — пояснил Никита Родионович. — Грязнов родом с Урала.
— Правильно, я упустил это из виду, — заметил Раджими. — Ну что же, обойдемся и без него. С ним свяжутся другие. А о том, что должно касаться лично вас, мы поговорим в следующую встречу. Приходите прямо сюда. Найдете?
— Думаю, что найду.
— Над дверями у меня вывеска. Поблизости парикмахерских нет. Только проходите через двор, в мастерской могут быть клиенты. Дверь в эту комнату я оставлю открытой.
Раджими назвал число, время встречи и попросил не опаздывать.
…Вечерело. Узенькая улица была одинока. Никита Родионович шел не торопясь, вглядываясь в слепые стены домов, запоминая ориентиры, чтобы найти дом Раджими в следующий раз. Вывеска, разваленный дувал, три тополя, водопроводная колонка, рынок — все это надо было запечатлеть в памяти.
Солнце, затянутое густой дымкой, потускнело. Оно походило на желто-красную луну, и на него можно было смотреть не щурясь.
Увидев издали машину, Никита Родионович прибавил шагу.
«А что, если попытаться самому заговорить с Абдукаримом? — мелькнула мысль. — Неужели он вечно молчит?»
Ожогин сел в машину рядом с шофером.
