— По-моему, днем вы не охотились.
— Это точно. Готовился на завтра. То есть уже на сегодня. А этого красавца поймал утром, перед тем как тормознуть вашу машину.
И хотя утренняя поездка осталась в прошлом, я невольно передернулся. Знай я, что у попутчика с собой змея, возможно, не подобрал бы его на дороге. Неужели с того момента не прошло еще и суток? А такое впечатление, что это случилось давным-давно.
— Скажите, Павел… Этот мешок… Неужели змея не может выбраться из него?
— Как завязать, — усмехнулся он. — Притом внутри есть еще одна завязка. Хотя всякое бывает. В самый первый год приключилось у меня одно ЧП. Вернулся я с охоты в город с полным мешком змей и попутно заглянул к приятелю. Прихожу наконец домой, начинаю сортировать свой улов и вдруг замечаю, что не хватает двух кобр. А выползти они могли только в тот момент, когда я сидел у приятеля. Притом яд я еще не брал. Я к телефону — никто не отвечает. Неужто опоздал? А на дворе уже ночь. Транспорт не ходит, неспокойно, а добираться — на другой конец города. Поймал все же попутку. Ох, и перенервничал я тогда!
— Змей-то нашли?
— Представьте себе, забрались, паршивки, за холодильник, к мотору. Он греется при работе, а они ведь обожают тепло. До сих пор не пойму, как они умудрились выбраться из мешка.
— Приятель не перестал с вами здороваться?
— А как бы поступили вы?
— Интересный вопрос…
Между тем мы подошли к месту, откуда круто вверх уходила серпантинная дорога. Вся она лежала в плотной тени.
— Двигаться будем гуськом, — сказал змеелов. — Я первый.
Никто не возражал.
Мне уже приходилось упоминать, что дорога на верхнее пастбище вилась по крутой, сужающейся кверху наклонной плоскости, будто из гигантского пирога вырезали замысловатый кусок.
Впрочем, сравнение с наклонной плоскостью не вполне уместно, поскольку двигаться по оси было невозможно, только змейкой. Каждый виток отделялся от предыдущего крутым уступом, превышающим человеческий рост. Ничего не стоило оступиться и переломать себе ноги. Поэтому мы стремились ступать след в след, надеясь, что наш проводник не допустит ни одной ошибки. Скалы, вертикально поднимающиеся с обеих сторон, сводили на нет всякую видимость. Мы прихватили с собой два фонарика, но пользоваться ими не рисковали, дабы не выдать себя.
— Ни звука! — предупредил нас змеелов. — Здесь очень сильное эхо. Даже наш шепот могут услыхать на верху.
Шаг за шагом мы продвигались вперед, в полном напряжении душевных и физических сил, молча, в чернильном мраке.
Впрочем, никакого ощущения движения не возникало. Лишь по участившемуся дыханию да бешеному стуку сердца можно было сделать вывод, что восхождение все-таки, происходит.
Но вот появился и ориентир.
Когда мы поднялись выше кишлачных деревьев (не низкорослого тутовника, а могучих карагачей, чинар и орешин), нашему взору открылись два огромных костра, по-прежнему пылавших на площади, где шумел свадебный той. Гремела музыка, мелькали гигантские тени. В зависимости от того, на каком из виражей дороги мы находились, костры появлялись то по правую руку, то по левую, и эта периодическая «смена полюсов» производила впечатление ирреальности происходящего. Мы словно бы проникали в ставшую податливой толщу гор без всякой надежды вернуться обратно.
Костры становились все меньше и меньше, вот они уже напоминали пламя зажженных спичек, а конца нашему походу не предвиделось. Чуть более светлый клинышек неба над головой казался недоступным, ноги налились свинцом, а сердце прыгало где-то у горла, как взбесившийся лягушонок.
Я шел вторым, вслед за змееловом. Будь я один, уже давным-давно остановился бы передохнуть. Но змеелов не сбавлял темп, за спиной я слышал рвущееся дыхание Абдунасима и волей-неволей переставлял одеревеневшие ноги.
Я даже не заметил, что Павел вдруг замер, и налетел на него, уткнувшись лицом в мешок, в котором что-то шевельнулось.
Павел, располагаясь несколько выше, повернулся и осторожно сжал мое плечо.
Наша четверка сошлась в тесный кружок.
— Последний виток, — прошептал змеелов.
Приглядевшись, я заметил впереди еле различимую границу между полным мраком и полумглою. Мы достигли верхнего пастбища, лежащего сразу же за гребнем. Теперь кишлак остался за спиной, а еще вернее — далеко под ногами. Свадебные костры походили на две неугасающие искорки.
— Теперь нужно быть втрое осторожнее, — тем же шепотом предупредил Павел. — У горцев вообще зоркие глаза, а некоторые неплохо видят в темноте. Слушайте внимательно! Через несколько метров тропа выводит на нагорье. Справа от нее лежит большой камень. Мы легко укроемся за ним вчетвером. Осмотримся и тогда решим, что делать. Но держитесь тени, особенно вы, Абдунасим, с вашей белой рубашкой.
Пригнувшись, мы двинулись вперед и вскоре затаились за огромным валуном, где могла бы разместиться целая рота.
А удивительный все-таки инструмент — человеческий глаз. Только что мы брели будто слепые, но стоило выбраться из каменного мешка, как открывшееся взору нагорье показалось залитым потоками света, хотя кроме далеких звезд и краешка луны его освещало только пламя костра, горевшего на ближайшем холме, в ста метрах от нашего укрытия.
Вокруг костра расположилось несколько фигур. Доносились взрывы хохота. Видимо, там продолжалась аския. Выше костра темнела кошара — сооружение из жердей, соломы и булыг, скрепленных глиной. На склоне холма паслись лошади. Собак, на наше счастье, не было.
Я тщетно пытался высмотреть Ирину. Но скорее всего, ее вместе с папашей завели в кошару.
— Посмотрите, — сказал Павел, указывая на глубокую ложбинку, что опоясывала холм, начинаясь от нашего камня. — Надо проползти по ней и незаметно пробраться к кошаре с тылу. А дальше будем действовать по обстоятельствам. Либо одним броском обезоружим охрану, которая явно не ждет нападения, либо захватим кошару и Джамала в качестве заложника. Тогда можно спокойно поторговаться. Главное — не упустить Джамала. Иначе он приведет сюда целую сотню нукеров, и нам несдобровать.
— Полевой командир?
— Вроде того…
— Второй вариант более удачен, — отозвался Боки. — Захватив Джамала, мы добьемся освобождения пленников. А еще — беспрепятственного выезда из кишлака. Как это сделать лучше? Предлагаю троим пробраться к кошаре, а четвертый пусть идет туда открыто. Будто для переговоров. Он отвлечет на себя внимание. В это время трое атакуют и берут Джамала в плен.
— Позвольте с вами не согласиться, Боки, — возразил я. — Не стоит дробить наши слабые силы. А парламентарий вряд ли отвлечет на себя внимание. Скорее наоборот — насторожит. Джамал сразу сообразит, что готовится какая-то уловка. Наш козырь — неожиданность. Этим козырем и нужно бить.
