«...Может ли коммунистическое государство иметь деловые отношения с капиталистическим государством? Могут ли эти две формы государства существовать бок о бок? Эти вопросы были поставлены Ленину французским журналистом Подо.
— А почему бы и нет? — ответил Ленин. — Мы нуждаемся в техниках, ученых и различных промышленных изделиях, и ясно, что сами пока не в состоянии разрабатывать необъятные ресурсы нашей страны... — подтверждает Ленин и, отметив, что «английские, японские и американские капиталисты проявляют очень большое желание получить такие концессии», заключает: «Советское правительство будет строго соблюдать все обязательства, которые возьмет на себя».
Вильямс исследует разные стороны государственной деятельности Ленина на этом, первом этапе революции. Особое место тут занимают оборонные усилия. Американец рассказывает, как вождь революции привлекал к этим усилиям военспецов. Он рассказывает, в частности, о беседе Ленина в грозную пору немецкого наступления на Петроград с группой старых генералов, которых привезли в Смольный едва ли не из, Петропавловской крепости, куда, соблюдая предосторожность, их определила на некоторое время революция. Генералы, очевидно имея в виду, что речь идет о мерах, направленных против исконного врага, приняли предложение Председателя Совнаркома, однако попросили его предоставить им хотя бы на это время иную резиденцию, чем Петропавловская крепость.
« — Ваше помещение, господа, может быть, и не совсем удобно, но обладает одним достоинством — оно исключительно безопасно, — был ответ Ленина».
Вильямс полагает, что этот ответ характерен для Ленина — государственного человека и политика: он не склонен отдавать себя во власть настроению, он чужд благодушия, он всегда осторожен.
Вильямс входит в приемную Ленина, разговаривающего с рабочим. Он видит Ленина на трибуне. Он наблюдает вождя революции в кругу семьи. Он говорит о чертах характера, его самообладании, его корректности в общении с людьми, его, как говорит американец, потрясающей искренности. Вильямс умел наблюдать, его видение образно.
«Он, конечно, радуется всякий раз, когда на сторону революции становится новый боец, но не станет рисовать розовыми красками условия работы и будущие перспективы, чтобы привлечь на свою сторону хотя бы одного человека. Скорее он склонен рисовать вещи в более мрачных тонах, чем они есть в действительности... Когда немцы вели наступление на красную столицу, со всех сторон России в Смольный стекался поток телеграмм, выражающих изумление, ужас и негодование. Телеграммы заканчивались такими лозунгами: «Да здравствует непобедимый русский пролетариат!», «Смерть грабителям империалистам!» Ленин прочитал их и распорядился разослать телеграммы всем Советам с просьбой посылать в Петроград не революционные фразы, а войска, одновременно он просил сообщить точное число записавшихся добровольцев...»
И еще о «потрясающей искренности Ленина» — есть смысл привести и этот довод Вильямса:
«Один англичанин, говоря об удивительной искренности Ленина, говорил, что Ленин высказал приблизительно следующую позицию: лично я ничего против вас не имею. Однако политически вы мой противник, и я должен использовать все средства, чтобы нанести вам поражение. Ваше правительство занимает такую же позицию в отношении меня. Ну что ж, давайте поищем возможности жить, не мешая друг другу».
Да, формула была именно такой: «Давайте поищем возможности жить, не мешая друг другу», — ленинская формула сосуществования тут достаточно исчерпывающа.
В очерке собрано все, что Вильямс мог припомнить тогда о своих встречах с Владимиром Ильичем. В предисловии к книге «Ленин-человек и его дело» Вильямс прямо говорит об этом.
«Почти все за рубежом писавшие в то время о Ленине никогда с ним не говорили, не слышали его выступлений, не видели его, не приближались к нему ближе чем на тысячу миль. Большую часть своих сообщений они основывали на слухах, догадках и голом вымысле. Что касается меня, то я встречался с Лениным как социалист из Америки. Я ехал с ним в одном поезде, выступал с одной трибуны и два месяца жил рядом с ним в гостинице «Националь» в Москве. В этой книге я пишу о целом ряде встреч, которые были у меня с Лениным в период революции». Вильямс тут нашел свои ключи к теме, свою лексику и краски. Говоря о встречах с Лениным, он начинает рассказ с того, как Ленин отказал ему в поездке на фронт. Взглянув на мандат американца, подписанный Хилквитом и Гюисмансом, чье предвзятое отношение к большевикам было известно, Ленин сказал «нет» и на этом закончил разговор. Потребовалось время, чтобы Ленин убедился, что Вильямс — это не Хилквит и Гюисманс, и, убедившись в этом, решительно изменил отношение к американцу.
Видно, случай с документом, подписанным Хилквитом и Гюисмансом, запомнился Ленину не в меньшей мере, чем Вильямсу. Может быть, поэтому Владимир Ильич, предоставляя слово американцу на митинге в Михайловском манеже, говорил о Вильямсе как о социалисте. По выступление Вильямса перед солдатами, уходящими защищать новую Россию, произвело впечатление и на Ленина, — если был перелом в его отношениях к американцу, то он произошел именно в Михайловском манеже. По всему, Ленину пришлась по душе речь американца, в которой не было недостатка в симпатиях к новой России. Впрочем, Ленин тут же недвусмысленно высказал свое отношение к Вильямсу. Ленин встал рядом с американцем и под одобрительные возгласы присутствующих помог американцу произнести речь по-русски, подсказывая недостающие слова. К разговору об изучении русского языка, который, как можно думать, впервые возник в Михайловском манеже, Ленин и Вильямс возвращались позже, — в частности, такая беседа произошла между ними во время известного заседания Учредительного собрания 5 января 1918 года. Как ни важно было изучение языка, разговор о нем, смею предположить, явился лишь поводом. Сама атмосфера отношений между этими людьми стала иной, и это можно проследить от месяца к месяцу, от встречи к встрече. Уже в феврале того же восемнадцатого года, когда немцы подошли к Петрограду, именно в ходе беседы между Лениным и Вильямсом возникла идея создания интернационального добровольческого отряда, во главе которого готов был встать и встал американец. Для цикла встреч Вильямса с Владимиром Ильичем, происходившим в эти десять действительно исторических месяцев, было характерно и то, что они завершились известной встречей в Кремле, когда предметом беседы была будущая книга Вильямса о русской революции, — ее план созрел в сознании американца.
Как было уже сказано, книга Вильямса впервые увидела свет в августе 1919 года, и американец искренне сожалел, что тогда же не послал ее Владимиру Ильичу. «Вновь приехав в Россию в 1922 году, я привез эти книги с собой. Казалось, ничто не мешало ознакомить с ними Владимира Ильича, который отдыхал в то время в Горках. Но какая-то странная боязнь и робость потревожить больного Ленина удерживали меня». Вильямс не решился послать свою книгу Ленину, но, как показали последующие события, его работа была известна Ленину. Побывав в 1959 году в Горках, Вильямс увидел среди книг, которые читал в ту пору Владимир Ильич, и свою книгу «Ленин-человек и его дело». «Значит, вполне вероятно, что Ленин успел ознакомиться с моей книгой!» У этой радости Вильямса, как можно понять, было свое объяснение: не что иное, как книга, написанная Вильямсом, могла дать понять Ленину, как далеко пошел иностранец в понимании русской революции и дела Ленина, а это, надо думать, Ленину было особенно дорого.
«Сквозь русскую революцию» — так называется следующая книга Вильямса. Книга-дневник, в которой дана картина наблюдений предоктябрьской и послеоктябрьской России. Как ни значительны были петроградские впечатления, Вильямс не сидел на месте. Поэтому его записи обнимают многие города и села России. Да, и села. Вильямс рисует картину предоктябрьской деревни, куда его повезли русские друзья, отношение крестьян к внутриполитической борьбе в России, в частности к большевикам с их требованиями мира и земли, что чрезвычайно важно для понимания обстановки в месяцы, предшествующие Октябрю. Тут у Вильямса своя линия наблюдений, своя логика раздумий, у которой точная цель — Октябрь. Да, американец должен был дать свое неопровержимое объяснение, что было первоосновой революции, какие коренные причины вызвали ее. Ведь не секрет, что до сих пор буржуазная пропаганда Запада пытается представать Октябрь едва ля не дворцовым переворотом, совершенным без участия и даже ведома народа. Система наблюдений Вильямса показывает иное: Октябрь был совершен, а потом и защищен при участии широчайших масс России, ибо отстаивал интересы, которые касались насущных нужд народа: мир, земля, иной — справедливый — принцип распределения благ, иные — справедливые — основы гражданских прав.
