– Ну, пчелы-то, наверное, все это делают с умом?
– Нет. Опыление происходит совершенно спонтанно. Они собирают с цветов нектар и попутно опыляют их. Мизинец ничем не хуже пчелы.
– А эта их пыльца, она, случайно, не ядовитая?
Клем смеется:
– Пыльца у цветов вместо спермы.
– Фу, – снова морщится Зоэ, но все-таки потихоньку трет мизинцем один из цветков и улыбается, обнаружив, что теперь на ее пальце тонкий слой желтой пыли. Потом она окунает мизинец в соседний цветок.
– Выходит, я только что помогла этим двум цветкам заняться сексом? – спрашивает она.
– Ну да, – подтверждает Клем. – Так и есть.
Зоэ придвигает пакет с растением к себе поближе.
– Я присмотрю за вами, – говорит она. – Будете у меня без передышки трахаться.
– А, слушай, знаешь, что я сегодня слышала? – спрашивает Клем.
– Что?
– “Пальму” покажут в Эдинбурге в июне – прямо-таки национальная премьера. И еще ее выдвинули на престижную премию в области документальных фильмов. Написали мне об этом еще на прошлой неделе, и я прозевала бы письмо, если бы сегодня не устроила большую чистку почтового ящика. Обнаружила, кроме того, письмо с вопросом, можно ли приехать и защитить диссертацию в нашей “колыбели науки”. Кстати, с тех пор как мы с тобой увиделись утром, мне пришло три новых письма от бабушки. Если я правильно поняла, сосед сверху никак не выключает Шуберта, и поэтому она все-таки приедет на похороны. Это какая-то…
Клем вздыхает.
– Понимаю. Семья, чтоб ее, – говорит Зоэ и гладит листик чили. – Но какая классная новость! Про награду.
– Да. Спасибо. И еще в Эдинбурге меня включили в жюри конкурса на лучшую документалку о природе. Думаю, будет интересно. У меня ощущение, будто я выпала из жизни и не вполне понимаю, чем сейчас занимаются другие. Последний документальный фильм о природе, который я смотрела, – “Снег” Хейди Коэн. Господи. Это ведь было в прошлом году. Черт возьми, куда девается время?!
– Расходуется на церемонию вручения “Оскаров”. На полеты в компании растений в горшках.
– Откуда ты знаешь про полеты в компании растений?
– Ты сама мне рассказывала. Никак не выходит из головы. Что это, кстати, было за растение?
– Эхинацея. Я совсем про это забыла. Боже, да, какой-то мужик отправил всю свою семью в эконом-отсек, а сам сидел в бизнес-классе, и на соседнем кресле летела его эхинацея в горшке.
– Это все, конечно, попадет в мой сценарий про твою жизнь.
– Не дури.
– Я совершенно серьезно. Но, конечно, спрошу твоего разрешения, когда допишу. И проверю все названия растений и что там еще нужно.
– Боже, – выдыхает Клем с наигранным ужасом, но видно, что слова Зоэ ей, скорее, приятны.
– Ну а вообще это классно для ОНД[19]. Разные, там, титулы, заслуги. Ну, я про твои номинации и про приглашение в жюри.
Оценка Научной Деятельности – это примерно то, во что превратился бы чемпионат мира по футболу, если бы им заправляли академики. Она проводится в той или иной форме раз в шесть или семь лет, но всегда под новым названием и с новыми правилами. Но в любом случае побеждает то учебное заведение, в котором издано наибольшее число передовых книг и проведены самые масштабные и гламурные мероприятия. И что же сулит победа? Финансовую поддержку правительства для самого достойного факультета. Правда, в последние годы поддержку эту так сильно урезали, что не имеет смысла бороться даже за максимально возможную сумму – по крайней мере, если факультет не относится к сфере культуры и искусства. Ну а дальше, чем более высокое финансирование получает факультет, тем лучше о нем думают. Победители всегда – Оксфорд или Кембридж, так что борьба ведется исключительно за третье место, и в последний раз его заняла Лондонская Школа Экономики. Участие в телепередачах особенно ценно для ОНД, а это как раз работа Зоэ. Но ей нужно успеть выпустить хотя бы еще один фильм до 2014 года. У Клем уже есть “Пальма”, с которой не может тягаться ни одна картина ее коллег по кинофакультету. Конечно, нужно еще доработать заявку. Она подаст на конкурс “Пальму” и новый фильм, который сейчас доделывает, – “Жизнь”. А потом, наверное, придется написать пару статей в журналы, чтобы в отчете значились четыре научные работы. Зоэ отделается двумя, а может, даже одной, поскольку она новенькая.
– Ну так что, будете с Олли праздновать?
– Что?
– Как что? Выдвижение на престижную награду.
– Не знаю. В следующий четверг я еду на похороны двоюродной бабушки, и там соберется вся родня – потом мне придется долго приходить в себя, а когда я наконец оклемаюсь, будет, наверное, уже слишком поздно праздновать выдвижение на награду. Ничего, мы уже отметили номинацию на “Оскар” и все остальное. Я вообще в этом году много праздную. Ладно, не слушай меня, порю какую-то чушь.
Клем допивает остатки двойного эспрессо.
– В следующий раз пригласи меня, – говорит Зоэ. – Помогу тебе отпраздновать как следует.
– Хорошо, приглашу. Спасибо! Но, знаешь, сейчас мне куда больше хочется покоя и тишины. Ну не спорю, конечно, это был прекрасный год, фильм так хорошо принимали, но сейчас я бы сбежала от всего этого. Думаю, ты понимаешь меня. У тебя с “Влажностью”, наверное, было то же самое?
– Мне за нее никто не грозился вручить “Оскар”.
– Я знаю, но все равно.
– Но ведь ты счастлива, правда?
Клем улыбается, глядя на Зоэ.
– Вообще-то нет, не особенно.
Флёр сидит на громадном диване в гостиной отеля Сохо и дышит особым способом: выдох – задержка дыхания – еще немного выдоха. Вроде бы это должно помочь обуздать эго. Но нет, хитрый способ дыхания не обуздал эго, но, по крайней мере, очистил легкие от всякой застарелой гадости – например, от нескольких атомов последнего выдоха Мэрилин Монро, которые, несомненно, находятся в легких каждого из нас. Только что у Флёр было часовое занятие со Скай Тернер, но вышло так, что час превратился в полтора. Помощница записала Скай на йогу и медитацию, но оказалось, что на самом деле ей просто хотелось выговориться, рассказать о своем администраторе, – занятие получилось похожим, скорее, на сеанс психотерапии. Конечно, это в порядке вещей – выслушивать, как люди выпускают пар, это часть работы Флёр, но ее огорчает, когда люди не следуют ее советам. А еще хуже – когда она произносит какие-нибудь потрясающие слова из тех, которые давным-давно говорила ей Олеандра (например, “Что говорит тебе сердце?” или “А как бы на твоем месте поступила Любовь?”), а эффекта – ноль, или же человек в ответ просто бубнит: “Не знаю”.
Люди всегда знают, что говорит им сердце и как на их месте поступила бы Любовь, просто не хотят себе в этом признаваться. Сердце вполне может сказать: “Хочу переспать с соседом” или “Хочу уволиться с работы”, а тебе его заявления не нравятся. Но почему бы не услышать их и не рассмотреть со всех сторон? Со Вселенной тебя связывает не разум, а сердце. Может быть, и правда, стоит взять и переспать с соседом. Ведь, в конце концов, действия не имеют ровным счетом никакого значения. Что-то вроде этого Флёр сказала Скай Тернер, и у той вдруг на секунду прояснился взгляд, и было видно: она поняла. На эту одну-единственную секунду Скай вышла на связь. А потом вдруг – пуффф… Скай наверняка хочет переспать с соседом или, может быть, с соседом родителей, однако сосед родителей – звезда субботнего прайм-тайм телеэфира, и Флёр не уверена, что при таком раскладе Скай остается на связи со Вселенной посредством сердца. Даже если принять во внимание то, что перед Вселенной все случаи равны. А может, это сын соседа? Флёр вздыхает.
Олеандра всегда была терпелива к людям. Она понимала, что ее клиенты могут зациклиться на одних и тех же проблемах на месяцы, или годы, или вообще на всю жизнь, и мягко доносила до них мысли, осознание которых могло (она это допускала и принимала) произойти очень нескоро. Флёр вообще-то неважный психотерапевт, и диплома в этой области у нее нет. Диплома преподавателя йоги у нее тоже нет, но здесь дела обстоят гораздо лучше, ведь она ведет занятия йогой в “Доме Намасте” с шестнадцати лет. Знаменитости платят ей за советы, поскольку считают, что Олеандра передала ей знание. Но Флёр не знает и десятой доли. Ну хорошо, она знает, как заваривать чай. И еще – о восьми ступенях йоги Патанджали. А больше – ничего.
Человек, которого она ждет, наконец появляется: в линялых, слегка расклешенных джинсах, розовой рубашке и старой вощеной куртке черного цвета. Он выглядит одновременно старше и моложе своих лет: ему шестьдесят восемь. Он всегда был чересчур худым и ходил слишком быстро. Наверняка приехал на серебристом “Мерседесе 300SL” и припарковал его на Сохо-сквер. Он всюду добирается на машине – тоже слишком быстрой – и всегда находит место для парковки, несмотря на ужасную карму, которую себе приписывает.
– Августус. – Флёр поднимается и целует его в обе щеки. – Как ты?
