Витя поднялся на ноги. Рукав его куртки оторвался. Он протянул мне руку.
– Пойдем.
Я отпрыгнул в сторону.
– Гав. – Дымок стоял в двери вагона. – Гав.
– Ты пойдешь со мной, Мишка. Иди сюда немедленно!
Мишка? У меня не было пуговицы. Не было мамы. А значит, нет никакого Мишки.
Я побежал по длинной платформе. Еще никогда в жизни я не бегал так быстро. Послышался гудок. Закрутились колеса поезда. Я увидел белое пятнышко на хвосте Дымка. Пятнышко скрылось в последнем вагоне поезда.
– Дымок, подожди меня!
Я успел запрыгнуть в двери вагона до того, как они закрылись. Я лежал на полу, пытаясь отдышаться, а электричка, стуча колесами, несла меня прочь от Ленинградского вокзала.
Влажный нос ткнулся мне в лицо. Поднявшись, я пошел за Дымком в конец вагона. Мы уселись рядышком, мальчик и пес с дымчато-серой шерсткой. Мы сидели и смотрели, как за окном вагона проносится мир.
Вот так я связал свою судьбу с собаками.
В тот день Дымок увел меня прочь от Ленинградского вокзала. Мы очутились в другой части города. Все это время я думал, что живу в центре – ведь рядом с Ленинградским вокзалом возвышались огромные здания из стекла, стали, кирпича и бетона.
Электричка остановилась. Голос, не бывший на самом деле голосом, объявил: «Конечная». Дымок встал. Даже не взглянув на меня, он вышел из вагона и потрусил вперед. Я помчался за ним следом, но бежать в носках было непросто.
– Подожди! – крикнул я, поднимаясь по ступеням.
Дымок остановился, позволяя догнать себя, а затем вновь двинулся вперед. Я бежал рядом с ним. Вскоре у меня промокли ноги. От земли тянуло холодом.
Я почти не замечал ничего вокруг. Мы бежали и бежали, петляли по узким улочкам, проносились мимо старых зданий и длинных черных машин. На лакированной поверхности автомобилей играли отблески света, и я видел в них свое отражение. И отражение Дымка. Я помахал рукой. Очередная машина проехала мимо.
Наконец мы добрались до большого деревянного сарая. Запыхавшись, я остановился и уперся ладонями в колени.
– Гав!
Выпрямившись, я оглянулся.
Сарай находился в маленькой рощице. Вокруг возвышались деревья и кусты. Дверь сарая покосилась, одно окно было разбито.
Я пошел за Дымком. Мы обогнули сарай, перелезли через кирпичное заграждение, протиснулись сквозь заросли.
Я охнул. Никогда раньше мне не приходилось видеть домов, построенных из стекла!
Из Стеклянного Дома выбежали два щенка. А за ними – Везунчик, Ушастик и Бабуля.
– Везунчик! – воскликнул я, обнимая моего пятнистого пса. Я зарылся носом в его теплый мех.
Бабуля лизнула мне руку, а Ушастик, лая, поднялся на задние лапы. Я рассмеялся. Я опустился на колени и поднял на руки щенков. Они принялись вылизывать мне щеки, язычки у них были розовыми. Мы катались на снегу, Ушастик лаял, приплясывая на задних лапах, щенки покусывали мою одежду, Везунчик сидел рядом с Бабулей и вилял хвостом.
Наконец я поднялся, стряхивая снег с волос.
– А где третий щенок? И где Мамуся? И Клякса?
А Дымок?
Я последовал за ним в Стеклянный Дом, прошел мимо деревянных столов и рядов пустых цветочных горшков. Под одним из столов в гнезде из мешков лежала Мамуся. Дымок стоял рядом с ней, в его янтарных глазах плескалась тревога. В ее же карих глазах светилась печаль. И непонимание.
Я опустился рядом с ней на корточки. Рядом с животом Мамуси лежал третий щенок. Он не двигался. Мамуся, заскулив, ткнула щенка носом. Я дотронулся до крошечного тельца. Оно было холодным и твердым.
– Ох, Мамуся… – вздохнул я, погладив ее по боку.
Казалось, между ее шерсткой и костями ничего нет.
Дымок тоже заскулил. Он перевел взгляд с меня на щенка и обратно.
– Ты для этого меня сюда привел? – спросил я, качая головой. – Я ничем не могу ему помочь, – сказал я Дымку и Мамусе. – Щенок умер. Я не могу помочь.
– Гав, – сказал Дымок.
– Я всего лишь мальчик, – объяснил я Дымку. – Маленький невзрачный мальчик.
Я поднял щенка и прижал к груди. Он лежал так тихо… Все собаки смотрели, как я завернул маленькое тельце в страницу из моей книги сказок. Теперь его тело покоилось на крыльях нарисованного ангела из сказки «Девочка со спичками».
Псы торжественно последовали за мной, когда я вынес завернутое в бумагу тело из Стеклянного Дома. Я нашел ржавую лопату и вырыл яму. Даже щенки не шумели, когда я опустил тело в яму и присыпал его комьями земли.
– Теперь его забрали ангелы, – сказал я собакам. – Он отправился туда, где всегда тепло. Где всегда много еды. Где все добрые. – Я поднял голову, глядя на первые звезды на небосклоне. – Где его любят.
Мы с собаками сидели на холодной земле у маленькой могилки. Мы смотрели, как на небе проступают звезды, одна за другой, одна за другой.
Затем Мамуся забрала двух оставшихся щенков в Стеклянный Дом. Я последовал за ней. Я лег на пол рядом с Мамусей. С другой стороны легла Бабуля. Мы смотрели, как щенки тычутся носами в живот Мамуси и скулят. Я провел ладонью по ее шерстке. Соски Мамуси были сухими.
– Я всего лишь мальчик, – повторил я. – Маленький невзрачный мальчик. И у меня нет мамы.
Я прижался к Мамусе и щенкам. Бабуля и Ушастик прижались ко мне.
– Но завтра, – пообещал я, – завтра я раздобуду тебе еды, чтобы ты могла покормить своих малышей.
Место, где мы поселились, находилось неподалеку от шумных улиц, где ездили длинные черные машины. В машинах сидели красивые женщины и роскошно одетые мужчины. Женщины выходили из длинных черных машин, кутаясь в меховые шубки, поправляя меховые шапки, натягивая меховые перчатки. Они шли в дорогие рестораны.
Когда я попытался просить милостыню у этих красивых женщин, швейцар прогнал меня.
– Пошел вон, мерзкий попрошайка, – прорычал он. – Убирайся отсюда, а не то милицию позову!
Сев на бордюр, я посмотрел на длинную черную машину, стоявшую неподалеку. Дымок и Везунчик устроились рядом со мной.
– У этих красивых женщин и их мужчин столько денег, что им даже не приходится самим открывать дверь, вот какие они богачи. Конечно, у них найдется рублик для такого маленького невзрачного мальчика, как я.
Я подобрал ноги, мой живот, казалось, прилип к спине. Я не помнил, когда ел в последний раз.
Обняв Везунчика, я смотрел, как солнечные лучи играют на золотых куполах и крестах, тянувшихся к небу. Вот-вот взлетит над куполами Жар-птица и…
– Гав!
Дымок наблюдал за входом в ресторан. Красивые женщины и роскошно одетые мужчины выходили на улицу, дверь им открывал швейцар в белых перчатках.
Дымок тихонько заскулил. Я подумал о двух щенках и Мамусе. Вскочив, я побежал через площадь. Красные булыжники мостовой больно били меня по ногам.
Я остановился перед мужчиной в длинном сером пальто в тот самый момент, когда он приблизился к своей машине.
– Пожалуйста, прошу вас, – запыхавшись, сказал я. – Я всего лишь маленький невзрачный мальчик. И у меня нет обуви. Может, вы дадите мне рублик?
Швейцар ринулся в нашу сторону, грозно размахивая руками.
– Пошел вон, мерзкий попрошайка! Оставь этих добрых людей в покое!
Я увернулся от белоснежных перчаток швейцара.
– Пожалуйста. – Я перевел взгляд с мужчины в сером пальто на одну из красавиц.
– Не трогай мальчика, – рявкнула она, а затем повернула голову к мужчине в сером пальто: – Бога ради, Ренни, дай этому бедному ребенку денег на сапоги.
– Не надо, госпожа, – возразил швейцар. – Так вы потакаете его попрошайничеству.
– Заткнись, придурок, – отрезала женщина. – Ренни, деньги.
Вздохнув, мужчина по имени Ренни достал кошелек и вытащил оттуда пару купюр.
– Еще, – скомандовала женщина.
Мужчина, качая головой, сунул деньги мне в руку.
– Спасибо, господин, – со всей вежливостью, на которую был способен, сказал я и поклонился красавице. – Спасибо, госпожа.
Они уселись в длинную черную машину и уехали прочь. В моей руке была пригоршня купюр. Мое сердце пело от радости.
И тут швейцар влепил мне пощечину.
– Давай сюда. – Сунув мне под нос руку в белой перчатке, он схватил меня за воротник.
– Это мои деньги! – завопил я, вырываясь. – Отпусти!
Швейцар тряхнул меня сильнее.
И тут раздалось рычание. Везунчик и Дымок встали позади меня. Их верхние губы поднялись, длинные клыки блестели на солнце. Дымок припал к земле, словно приготовившись к прыжку.
– Это еще что за чертовщина? – Глаза швейцара беспокойно забегали.
Дымок зарычал громче и сделал еще один шаг навстречу швейцару.
Тот опустил руки.
Я помчался прочь со всех ног. Подальше от этого злого швейцара и его белых перчаток.
– И не возвращайся! – крикнул он нам вдогонку.
