– И не возвращайся! – крикнул он нам вдогонку.
А мы бежали, бежали, бежали.
Наконец мы остановились на противоположной стороне огромной площади.
У меня болели ноги, голова и живот, но мне было все равно. В руке у меня было больше денег, чем я когда-либо видел в жизни.
– Глядите, – сказал я Дымку и Везунчику. – Мы можем есть, как короли! Как короли и королевы! Нам хватит еды на всю зиму! Я смогу купить обувь!
Я подбросил купюры в воздух, и они, кружась, падали на меня, точно снег. А я смеялся. Везунчик, подпрыгнув, куснул меня за рукав. Я погнался за ним, бегая вокруг каменных лавок и памятников. Мы катались в деньгах.
– Я всего лишь маленький невзрачный мальчик, – смеялся я.
Везунчик валялся на спине, суча лапами в воздухе.
Дымок тихонько гавкнул.
Сев, я собрал деньги.
– Ладно-ладно, – сказал я.
Вскоре я обнаружил, что на большой площади, выложенной красным булыжником и окруженной странными строениями с золотыми куполами, нет лотков, с которых торговали бы картошкой, сосисками и бутербродами. Неподалеку от низкой кирпичной стены прямо у входа в метро стояло несколько киосков. Но там можно было купить только хлеб. В других киосках продавались сигареты, журналы и дешевые деревянные куклы. Я купил буханку черного хлеба.
За всем остальным пришлось идти в магазины, а там все было очень дорогим. В витрине одного из магазинов висела колбаса, стояли коробки с картошкой и капустой, продавались вареные яйца. Вот только я не мог приготовить картошку и капусту.
Я посчитал на пальцах: Мамуся, Дымок, Везунчик, Ушастик, Бабуля. И я.
– Сколько стоят шесть сосисок? – спросил я мужчину за прилавком.
– Двадцать пять рублей, – сказал он.
Я пересчитал деньги. У меня упало сердце.
– На шесть сосисок не хватит.
Он взял мои деньги и завернул мне пять сосисок и два вареных яйца в упаковочную бумагу.
Все мои деньги кончились. Я не смогу купить новые ботинки.
Тем вечером, вернувшись в Стеклянный Дом, я накормил собак сосисками, а сам поел яиц с хлебом. Везунчик и Дымок ушли, только завидев Стеклянный Дом. Я отдал две сосиски Мамусе, одну Ушастику и одну Бабуле. Оставшуюся сосиску я отложил для Везунчика и Дымка.
Отломив кусочек черного хлеба, я скормил его собакам.
– Сегодня я думал, что у меня все деньги мира, – вздохнул я.
Бабуля с благодарностью лизнула мою руку. Затем, застонав, она свернулась клубочком.
– Но еда в магазинах такая дорогая. Нам нужно больше еды. А мне нужна обувь.
В стену Стеклянного Дома ударил порыв ветра. В щель между землей и стеной тянуло холодом. Мамуся и Бабуля дрожали.
– Вскоре станет еще холоднее, – сказал я.
Я вспомнил, что мама заклеивала окна в спальне старыми газетами, а потом закрывала щели полотенцами.
– Посмотрим, что мы можем сделать, – сказал я Ушастику.
Но мы нашли только старые размокшие газеты и порванное полотенце. Полотенцем я заткнул щель, но этого было мало.
– Давайте посмотрим, что в сарае.
Я пробрался сквозь густые заросли, перелез через кирпичное заграждение. Ушастик последовал за мной. Темный сарай навис надо мной в слабом предзакатном свете. Казалось, в таком месте может жить тролль. Или злая ведьма.
– Не знаю, стоит ли нам заходить туда, Ушастик. – Я неуверенно облизнул губы.
Но Ушастик уже толкнул лапой скрипучую дверь и, виляя хвостом, забрался внутрь. Через мгновение его голова высунулась наружу.
«Давай, чего ты ждешь?», – словно говорил он мне.
Сарай был набит всякой всячиной: ведрами, лопатами, пустыми брезентовыми мешками, где раньше лежали удобрения. В углу стояла покосившаяся тачка. А в тачке я нашел настоящее сокровище – пару кожаных перчаток! Они были слишком большими для моих маленьких рук, и что-то, похоже, съело кончики пальцев, но все же это были перчатки.
– Эх, вот бы мне найти какую-нибудь обувь, – сказал я Ушастику, глядя, как пес сует нос под деревянный ящик, восторженно махая хвостом.
Над длинным деревянным столом, тянувшимся по всей длине сарая, располагался навесной шкафчик.
– Как ты думаешь, может, в шкафу осталась какая-нибудь еда? – спросил я.
Ушастик яростно делал подкоп под деревянный ящик.
– Если я смогу забраться на стол, то дотянусь до ящика.
Я был слишком маленьким и не мог подтянуться, ухватившись за столешницу. Но шкаф и то, что могло быть внутри, манило меня.
Я взял ведро, перевернул его и поставил возле стола. Забрался на ведро, а оттуда – на стол.
– Смотри, где я! – крикнул я Ушастику, махнув ему рукой.
– Гав! – радостно ответил мне Ушастик.
Поднявшись на цыпочки, я открыл дверцу шкафчика и заглянул внутрь.
– Еды нет, – разочарованно сообщил я.
Но тут я увидел нечто прекрасное. Спички. Спички, жидкость для разжигания костра и длинный острый нож. В запыленном углу лежала пачка сигарет и стояла бутылка водки. Они меня не интересовали. А вот спички, нож и жидкость я сбросил в тележку. Затем я пошарил рукой в шкафу, чтобы понять, не упустил ли я что-нибудь. Как оказалось, в шкафу еще лежали три длинных свечи и покрытая вмятинами металлическая кружка.
Спустившись вниз, я собрал все свои сокровища, включая брезентовые мешки, в тележку.
И вдруг Ушастик громко залаял и дернулся в сторону. Что-то пронеслось мимо меня. Я отпрыгнул за тележку. Ушастик заметался по сараю и наконец схватил убегавшее от него существо, тряхнул его и выплюнул на пол. Я выбрался из‑за тележки. Это была крыса. Крупная крыса валялась на грязном полу. Ушастик посмотрел на меня, его глаза сияли, хвост бил по бокам.
– Какой ты хороший охотник, Ушастик, – улыбнулся я.
Так мы и вернулись в Стеклянный Дом – я с моей тележкой, а Ушастик с окровавленной крысой. Пока я затыкал все щели брезентовыми мешками, Ушастик поделился крысой с Мамусей. У меня мурашки по спине побежали, когда я услышал хруст ломающихся костей и чавканье. Но когда щенки принялись перетягивать крысиный хвост, точно канат, я не смог сдержать смех.
Позже Дымок и Везунчик принесли еще еды. Дымок бросил на пол косточку, а Везунчик – сырую картофелину. Мамуся и щенки принялись обгладывать кость, причем малыши тихонько рычали. Ушастик захрустел картофелиной. Бабуля смотрела на них с надеждой.
– Бабуля. – Я почесал ее за ухом. – Тебе тоже нужно есть.
Я отобрал у Ушастика картофелину – в конце концов, он ведь уже полакомился крысой.
Бабуля осторожно взяла у меня картофелину, но тут же выплюнула, виновато опустив уши и вильнув кончиком хвоста.
Почему она не съела картофелину? Я осторожно, очень осторожно раздвинул ей губы, думая, что сейчас увижу длинные белоснежные клыки, как у Везунчика или Дымка. Собачьи клыки. Волчьи клыки. Но у Бабули не было клыков, а остальные зубы стерлись или обломались.
Я притянул Бабулю к себе и крепко обнял. Она опустила голову мне на плечо.
– Не волнуйся, Бабуля. Я позабочусь о тебе.
Новым ножом я разделил сосиску на крошечные кусочки, отрезал ломоть черного хлеба и смешал все это в пустом цветочном горшке, добавив туда воды, чтобы получилось что-то вроде жидкой каши.
– Моя бабушка Инна тоже готовила для меня мягкую пищу, когда я болел, – сказал я. – Она варила кашу и добавляла туда мед, чтобы мне было сладко. Будь у меня мед, я подсластил бы тебе еду.
Я поставил миску с жижей перед Бабулей, но Ушастик и Везунчик оттолкнули старую собаку в сторону.
– Нет! – сказал я.
Везунчик и Ушастик перевели взгляд с миски на меня и шагнули вперед. Я встал между миской и двумя голодными псами.
– Нет, – глухо прорычал я.
Я сверлил взглядом этих двух псов. Они были моими друзьями. Они могли разорвать меня на части.
– Нет. – Я шагнул вперед.
Ушастик и Везунчик переглянулись – быстро, быстрее, чем пролетает по небосклону падающая звезда. В их глазах читалось удивление.
Наконец они легли на пол и принялись вылизывать себе лапы, словно ничего и не случилось.
Дни становились все короче. Холодало. Когда светило солнце, в Стеклянном Доме было тепло, как летом. Щенки играли, кувыркались на полу. Бабуля присматривала за ними, пока Мамуся и Ушастик ходили охотиться на крыс. А ночью в Стеклянном Доме воцарялась зима.
Я просил милостыню, а потом на вырученные деньги покупал, что мог. Наверное, я мог бы получить больше, если бы просил милостыню, держа на руках щенка. Но я знал, что это разбило бы Мамусе сердце. Я не мог забрать ее детеныша.
Везунчик еще раз доказал, что приносит удачу. Везунчик и мои босые ноги. Стало так холодно, что мне пришлось оборачивать ступни брезентом – я отрезал куски от мешков и завязывал их нитками из моего свитера. И все же к концу дня ноги становились мокрыми и холодными.
Когда солнце садилось и над площадью сгущались сумерки, я заходил в хлебный киоск, в мясную лавку и в продуктовый магазин. Иногда у меня хватало денег на то, чтобы купить хлеб и сосиски, а порой даже вареное яйцо. Иногда денег не хватало. В такие дни я, превозмогая стыд, спускался по ступеням на станцию и копался в мусорном ящике в поисках еды.
