Старый привратник удивленно покосился на Николаса, но заговаривать с ним не стал. На зеленых лужайках подворья не было ни одного человека.
В соборе стояла тишина. Николас прошел по нефу, рассматривая высокие колонны с едва заметным прогибом, принявшие на себя тяжесть башни и шпиля. В трансепте над хором Ричард Масон, отец Николаса, построил стрельчатые распорки, по форме схожие с готическими арками, – они принимали на себя несущую нагрузку, предотвращая отклонение стен к востоку. Николас предполагал, что вскоре необходимо будет установить такие же распорки над колоннами в средокрестии, но зодчим не хотелось прерывать изящную линию колонн, возносящихся к сводам, так как после постройки башни и шпиля прогиб колонн не изменился.
– Шпиль нашей верой держится, – шутливо утверждали каноники.
Около часа Николас работал в клуатре, где требовалась небольшая починка, а потом отправился к привратнику узнать, куда подевались остальные каменщики.
– Ты не слышал, что ли? В Саруме чума. И в городе тоже, – объяснил привратник.
– И многие захворали? – встревожился Николас.
– Неизвестно. Все дома сидят, на улицу носа не высовывают.
Николас снова вышел в город. У лавки Шокли толпились люди, стучали в дверь, колотили по опущенным ставням.
– У него там целебные травы, те, что от мора спасают! – выкрикивала какая-то женщина. – Открывай, аспид!
Из дома Шокли не доносилось ни звука.
В поисках новостей Николас обошел весь город. Говорили, что чума добралась до окрестных деревень, однако никто не знал, куда именно. На рынке торговец рассказал Николасу, что кто-то помер на ходу и свалился в водосток. Люди осторожно выглядывали из дверей домов, переговаривались, не понимая, что происходит. Обычно все новости узнавали у Шокли, но торговец до сих пор не открыл лавку.
К полудню Николас решил вернуться в Авонсфорд. Жители, собравшись на главной улице, напряженно глядели в небо – нет ли там черных туч, несущих заразу, – и с подозрением косились на Николаса.
Он обошел их стороной и задумался. Неужели Агнеса права? Казалось, зараза витала в самом воздухе Авонсфорда. Он заглянул домой, на всякий случай взял два одеяла и кожаную куртку-джеркин и собрался на взгорье.
На окраине деревни стоял дом викария – такая же лачуга, как и все остальные в деревне; к дому был пристроен небольшой загон для скота. Щербатый священник выскочил из дому, подбежал к Николасу и, схватив его за руку, потянул во двор:
– У меня с овцами что-то неладно!
В загоне неподвижно лежали три овцы.
– Что с ними? – испуганно спросил священник, дрожащей рукой приглаживая встрепанные редкие волосы.
– Не знаю… Наверное, хворь какая напала, – предположил Николас.
– Не знаешь?! – умоляюще протянул священник и, неожиданно расплакавшись, тоненько заголосил: – Это мор! Кара Господня! Божье наказание!
Каменщик пожал плечами и пошел дальше. Вслед ему неслись рыдания и вопли викария.
Николас, к обеду добравшись на взгорье, с улыбкой оглядел камни, рядком уложенные вокруг овчарни. «Все-таки Агнеса – умная женщина. С ней мы не пропадем», – подумал он. И действительно, здесь, на пустынном холме, дышалось легче, чем в городе или в деревне.
В дверях овчарни самый младший из сводных братьев Николаса, четырехлетний мальчуган с темными кудряшками, стоял на страже, крепко сжимая в руках лук. При виде брата малыш радостно вскрикнул и побежал навстречу.
Для Агнесы утро тянулось бесконечно. Джон помогал ей по хозяйству, а самым сложным оказалось удержать детей в круге, огороженном камнями. На взгорье стояла удивительная тишина. По небу проносились только облака, ведь сюда, на продуваемую ветрами возвышенность, не залетали даже птицы. Любопытный лис осторожно подкрался к овчарне в поисках поживы и, увидев Агнесу, поспешно отскочил. Она, к радости малышей, успела метко выпустить камешек из пращи, который попал зверьку в бок. Лис, взвизгнув, пустился наутек.
В полдень дети задремали, а Агнеса уселась на пороге. Из овчарни доносился чуть слышный шорох – Джон вытачивал древко стрелы. Через час один из малышей проснулся и вызвался сторожить. Агнеса ушла прикорнуть. Разбудили ее громкие крики.
Она выбежала из овчарни, протирая глаза и щурясь от яркого солнечного света.
В сотне ярдов от круга камней показалась знакомая фигура Николаса. Малыш с радостным криком бежал навстречу брату.
Агнеса, окончательно стряхнув остатки сна, сурово прикрикнула на сына:
– Ступай в дом и не выходи, пока не позову!
Она схватила лук и, приблизившись к кругу камней, велела Николасу остановиться. Он удивленно посмотрел на нее.
Агнеса упрямо выпятила подбородок, покрепче сжала лук и хмуро поглядела в глаза пасынка.
Джон вышел на порог овчарни, и Николас с улыбкой посмотрел на брата.
– Ты где был? – холодно спросила Агнеса.
– В Солсбери. И в Авонсфорде, – ответил Николас и шагнул к ней.
Она предостерегающе вскинула руку:
– Не подходи. Что о заразе слышно?
– Говорят, в Солсбери кто-то помер, но сам я не видел. А наш викарий решил, что его овцы от чумы перемерли, – усмехнулся Николас.
Агнеса решительно натянула тетиву:
– Убирайся прочь! И больше сюда не приходи.
У нее защемило сердце – пасынков она любила, как родных сыновей, но отступать было нельзя. Рука дрогнула, однако Агнеса тут же вспомнила о троих малышах и сосредоточилась.
Николас в полном недоумении уставился на нее. Если он не остановится, ей придется выпустить стрелу ему в грудь. А дальше что?
Они стояли друг против друга в напряженном молчании.
Джон подошел к Агнесе и негромко, рассудительно произнес:
– Впусти его, матушка.
– Ты обещал во всем мне повиноваться, – напомнила она.
– Впусти его, – настойчиво повторил Джон.
Агнеса замерла, не спуская глаз с Николаса. Если она сейчас пойдет на уступку, то все погибло.
Джон потянулся отобрать у мачехи лук.
– Не трогай, а то я Николаса пристрелю! – властно приказала Агнеса.
Джон поспешно отдернул руку.
– Говорят, в город хворь пришла. Если Николас заразу с собой принес, то мы все здесь помрем, – сказала Агнеса.
Джон промолчал.
– Она права, – вздохнул Николас. – Мне лучше уйти. Но я буду каждый день приходить, рассказывать, как дела идут.
Агнеса не опускала лук до тех пор, пока Николас не скрылся из виду.
Добродушное лицо Джона исказила злоба.
– Что ты наделала! – презрительно процедил он.
– Я нам всем жизнь спасла, – невозмутимо ответила Агнеса.
Первые признаки болезни у Розы де Годфруа появились на следующий день, но поначалу их никто не заметил.
Хозяйка Авонсфорда, весьма довольная принятыми мерами предосторожности, считала, что теперь-то зловещая хворь не коснется ее родных. Вечером Роза, напоив домочадцев целебным снадобьем, неожиданно побледнела и пошатнулась. Голова кружилась, пол словно уходил из-под ног. Жильбер ничего не заметил, а чуть погодя слабость прошла. Однако же через полчаса Розу охватил внезапный приступ лихорадки, но в тусклом свете свечей ни служанки, ни муж не заметили дрожи. Роза торопливо ушла в спальню.
Спустя полчаса Розу де Годфруа замутило, началась рвота. Теперь никаких сомнений не оставалось – хозяйку Авонсфорда настиг смертельный недуг.
Жильбер дремал в своем любимом кресле. У Розы было совсем немного времени, чтобы поразмыслить, как охранить домочадцев от хвори. Очевидно, не имело смысла просить их покинуть манор. Если зараза пришла в дом, то все его обитатели под угрозой.
Роза представила себе улыбчивое лицо сына, его вечно встрепанные волосы. Она так скучала по Томасу! Что ж, придется встретить смерть, не повидавшись с сыном. Ему ни в коем случае нельзя возвращаться в Авонсфорд.
Вестей из имения Уайтхитов все еще не было. Может быть, Томас уже в пути… При мысли об этом Роза вздрогнула. Надо бы предупредить мужа, послать гонца в Уайтхит, но сил не оставалось. Она закрыла глаза.
Очнулась Роза от стука копыт по брусчатке двора. Свеча у постели почти догорела. Роза испуганно приподнялась на кровати – наверняка это приехал Томас!
Она с трудом встала и, пошатываясь, подошла к окну, глядя на темный двор. Слуга распахнул дверь; пламя факела осветило стройную фигуру всадника. Роза забарабанила по оконному переплету. Лишь бы сына не впустили в дом! Она встревоженно огляделась, но тут слабость накатила снова, и Роза без чувств упала на пол.
Немного погодя дверь в спальню распахнулась, и Жильбер де Годфруа застыл на пороге, с ужасом глядя на неподвижное тело жены. Серебристые волосы Розы саваном накрыли ее лицо.
Гонец, присланный Ранульфом де Уайтхитом, объяснил:
– Ваш слуга приехал, когда хозяин был в отъезде. Ваш сын здоров, но до нас дошли вести, что в Саруме чума. Стоит ли отправлять Томаса домой?
Жильбер привел жену в чувство, уложил на кровать.
