Внезапно кто-то ухватил меня за руку и потащил назад.
– Что ты делаешь на площадке для мальчиков? – раздался надо мной голос Мелиссы.
– С-смотрю, как Рик ездит, – запинаясь, ответила я.
– Если сейчас же не вернешься на свою половину, я все расскажу Агате, – заявила Мелисса.
Дарлу как ветром сдуло, но я не торопилась отходить от забора и застала еще один трюк.
Когда вернулась миссис Шпиц, Мелисса наябедничала про нас с Дарлой и добавила:
– Эшли меня не послушалась.
– Девочки, вы знаете, что это значит, – повернулась к нам миссис Шпиц. – Двадцать пять кругов.
Мы поплелись на двор перед домом и побежали по длинной подъездной дорожке, по газону, изрытому корнями деревьев, через колючие заросли сорняков, хлеставшие меня по голым лодыжкам. Мелисса нас выдала! От гнева у меня помутилось в глазах. Пробежав три круга, я оступилась, на четвертом – споткнулась о корень. Попыталась подняться, но не смогла.
– Эшли! А ну быстро встала! – завопила миссис Шпиц.
– Не могу! Я поранилась!
Она схватила меня за волосы и дернула изо всех сил. Я взвизгнула, словно щенок, которому наступили на лапу.
– Боже! – ахнула Дарла. – Эшли сейчас влетит!
Миссис Шпиц забарабанила пальцами по столу, придумывая строгое наказание. Вот бы меня поставили в угол, размечталась я, там хоть можно пофантазировать, как Золушка выйдет замуж за принца Джонатана Родригеса. Однако злая ведьма, словно прочтя мои мысли, сказала: «Ставить в угол без толку, попробуем подержать тебя на корточках». И она толкнула меня под низенький кухонный стол. Я уже видела раньше, как отбывают наказание под столом: надо сидеть на корточках, не касаясь головой стола, а ягодицами или пятками – пола.
– Десять… нет, двадцать минут, – объявила моя мучительница.
Левая нога все еще ныла после падения, и я перенесла вес на правую. Неотрывно глядя на пятно света на полу, я закусила щеку. Несмотря на силу воли и крепкие мышцы, менее чем за пять минут я не удержалась и дотронулась руками до пола, чтобы не упасть.
– Я видела! – взревела миссис Шпиц.
Она выхватила черпак и принялась молотить меня по ягодицам. В надежде увернуться я залезла еще дальше под стол и попыталась принять прежнее положение. Я еще сильнее прикусила щеку, и во рту появился соленый привкус. Миссис Шпиц пинками выгнала меня из-под стола и напоследок огрела изо всех сил ложкой.
По подбородку потекла струйка крови.
– Не надо, пожалуйста! – взмолилась я.
Миссис Шпиц бросила взгляд в сторону гостиной, где ее муж преспокойно смотрел телевизор, и прошипела:
– Марш в свою комнату, и чтобы до утра я тебя не видела!
Лежа на кровати, я тихонько стонала от боли. Изо рта шла кровь, колено ныло, ноги были исцарапаны, ягодицы пылали. Вечером, раздевшись в ванной, я заметила причудливые следы на коже: красные, с вкраплениями белых пятен там, где в ложке были отверстия.
Еще несколько дней, уговаривала я себя. Скоро мама заберет меня домой, и все будет хорошо.
Воспоминание о следующем свидании с мамой стоит особняком, как сюжет внутри снежного шара. Дверь открылась, и в ярком свете, исходившем от окна, обрисовался мамин силуэт. Я влетела в ее объятья, забралась к ней на колени и совершенно забыла о миссис Шпиц, маячившей в углу комнаты. Мама перевела взгляд на мои ноги, усеянные красной сыпью. Мы почти все время проводили на улице, и укусы насекомых не успевали заживать, а меня еще и обсыпало аллергией. Мама кипятилась по поводу каждого пятнышка на моей коже, то и дело метая гневные взгляды в сторону миссис Шпиц.
Люк робко приблизился к ней и продемонстрировал синяк на руке.
– Смотри, как Эшли меня стукнула на пляже.
Синяк не произвел на маму впечатления.
– Она не хотела, правда, Эшли?
– Конечно, нет, – пробормотала я.
Пока новый мамин жених играл с Люком, мама подарила мне браслетик, коробку фломастеров и книжку-раскраску. Я принялась раскрашивать картинки, а мистер Феррис решил обсудить с мамой бумаги, которые Клейтон Хупер, наш бывший куратор, отправил ей в конце весны.
– Я делаю все в точности так, как он сказал, – заявила мама оскорбленным тоном.
– Вы прошли курс реабилитации? – недоверчиво спросила миссис Шпиц.
– Я давно завязала, – настаивала мама, – к тому же клиника мне не по карману.
– А что насчет курсов для родителей? – спросил мистер Феррис.
– Разумеется, – рассеянно кивнула мама.
– Я могу помочь вам найти работу и дом.
Мама снова кивнула, но мистер Феррис, кажется, начал терять терпение.
– Это нужно решать в спешном порядке.
Мама уже его не слушала.
– Что тебе привезти в следующий раз? – спросила она, обернувшись ко мне.
– Привези «Чудо-печку»! – горячо попросила я. – И чайный сервиз!
– А тебе, Люк? – спросил мистер Феррис, чтобы Люк не чувствовал себя обделенным.
– Вертолет! Но чтобы по-настоящему летал! – И Люк принялся носиться по комнате за воображаемым вертолетом.
– Постараюсь, – ответила мама. Я так и не поняла, что сильнее действовало ей на нервы: шумное поведение Люка, подсказки мистера Ферриса или вмешательство миссис Шпиц.
Мама поцеловала меня в шею, а я обняла ее так, как не обнимала никого на свете. В очередной раз она пообещала, что скоро вернется. Я держала ее за руку и ни за что не хотела отпускать. Мама разжала мои пальцы и сделала шаг назад.
– Я тебя люблю, солнышко, – сказала она, глядя, как миссис Шпиц тащит меня за собой.
* * *
На следующий день миссис Шпиц насильно накормила своим острым соусом Челси, дочь Мелиссы, за то, что та грязно ругалась. Челси вырвалась и с криком «Я все расскажу!» убежала.
Через два дня, как раз когда занятия в летней школе закончились и все дети были в сборе, приехали двое мужчин. Один – в форме полицейского, другой – в гражданском. Сперва они захотели поговорить с Челси. Я ждала во дворе. Она вышла на веранду и с вызывающим видом произнесла:
– Я рассказала, как бабка тебя поколотила и как она насильно пичкала меня своим соусом. – Челси улыбнулась во весь рот. – А еще как она нас запугивает, чтобы мы молчали в тряпочку при гостях.
Самодовольство Челси подействовало на меня успокаивающе, пока не пришла моя очередь зайти внутрь. Меня усадили за кухонный стол.
– Все, что ты скажешь, останется между нами, – мягко произнес мистер Бака. – Мы приехали, чтобы защитить тебя и остальных детей.
Я не посмела взглянуть в сторону Мелиссы и миссис Шпиц, сидевших на диване в гостиной, но знала, что им все слышно.
– Ты знаешь разницу между правдой и неправдой? – продолжал полицейский. Я кивнула. – Расскажи, что произошло.
Когда я закончила отвечать на его вопросы, он спросил:
– У тебя что-нибудь болит?
Я показала на прикушенную щеку.
– Можешь идти.
Миссис Шпиц жестом подозвала меня к себе, принесла лимонад и с озабоченным видом покачала головой.
– Что же ты мне раньше не сказала, что поранилась?
Мистер Бака уже говорил с Хизер. Она рассказала, как ее ставили в угол, заставляли сидеть под столом и бегать вокруг двора. Миссис Шпиц не била ее, признала Хизер, но заставляла пить острый соус. А Гордон, брат Хизер, выдал, что живет у Шпицев уже полтора года, и ему здесь все нравится, не то что в других приемных семьях.
– Тебя часто наказывали? – спросил мистер Бака.
Гордон отрицательно замотал головой.
– Что, ни разу?
Гордон нехотя признал, что ему приходилось бегать вокруг дома и сидеть на корточках под столом в наказание за проступки. В ходе дальнейших расспросов он все-таки открыл, что его, как и других детей, тоже заставляли глотать острый соус.
– А за что тебя так наказывали?
– За то, что ругался.
Стоя рядом с миссис Шпиц, я услышала, как она скрежещет зубами.
Когда пришел черед Тоби, его губы сложились в неестественно широкую улыбку.
– Мне все нравится! – отчеканил он так громко, что его, наверное, услышали бы и на улице.
– Тебя наказывают, если ты не слушаешься? – спросил мистер Бака.
Улыбка держалась на лице Тоби, как приклеенная.
– Ну, иногда ставят в угол.
– А еще? – подсказал мистер Бака.
– Бегаю вокруг дома, как все. Или сижу под столом.
– Долго?
– Минут пять? Десять? – с вопросительной интонацией ответил Тоби.
– Тебя хоть раз били?
Тоби помотал головой.
– Заставляли пить острый соус?
– Одну только ложечку. Если я ругался.
– Кто заставлял?
– Миссис Шпиц, – пробормотал Тоби.
– Когда ты пил острый соус в последний раз?
– Позавчера.
– Что за соус?
Тоби указал на бутылку с изображением пылающих красных перцев, стоявшую тут же на столе.
Митчелл заявил, что у Шпицев ему нравится больше, чем в других приемных семьях, но все-таки подтвердил, что бегал вокруг дома и отсидел свое под столом. Утверждал, что Шпицы его не били и никогда не заставляли глотать острый соус, только черный перец.
