– Я записала Люка в программу дошкольного развития, – доложила миссис Шпиц тоном ответственной мамочки. – Ему не повредит.
Она кивнула в мою сторону.
– Ну а без Эшли я как без рук…
Мистер Феррис приподнял брови и принял крайне удивленный вид.
– А как ведут себя дети?
– По-разному бывает…
К моему облегчению, она не упомянула о том, что я теперь еженощно мочусь в постель.
Они говорили поверх наших с Люком голов, словно мы не в состоянии понять, о чем речь, но я услышала достаточно: мама не выполнила условий, и нас ей не отдадут. Мистеру Феррису звонила Адель и рассказала, что мама «на улице». Миссис Шпиц охнула, и я испугалась, что маме негде жить.
– Тем не менее она все еще хочет вернуть себе девочку, – подытожил мистер Феррис.
– А как же брат? – озабоченно спросила миссис Шпиц, словно ей и в самом деле не все равно.
– Его родственники по отцу требуют, чтобы я заново подготовил документы на опеку!
– И небось как можно быстрее, – сочувственно покачала головой миссис Шпиц, будто бы ей жаль бедного мистера Ферриса, который из шкуры вон лезет ради этих неблагодарных.
Но я помешалась на мысли, что наши родственники не намерены от нас отказываться, и с тоской подумала об Адели. Она любила меня не меньше, чем родная мать. Я бы с радостью переехала к ней из этого гадюшника.
– И мне придется пойти им навстречу, хотя лично я всегда считал, что дело закончится лишением эр-пэ, – продолжил мистер Феррис.
Тогда не более чем пустой звук, «эл-эр-пэ» – лишение родительских прав – влекло за собой катастрофические перемены в жизни ребенка. Разумеется, я не знала подробностей, однако шушуканье и косые взгляды не предвещали ничего хорошего. Судя по тому, как у меня засосало под ложечкой, «лишение эр-пэ» – вещь малоприятная.
Ужасное душное лето подходило к концу. Мне не терпелось пойти во второй класс, к тому же школа обещала стать надежным прибежищем. После миссис Шпиц даже самый строгий учитель показался бы ангелом. В первый день школы я вызвалась распределять одежду, чтобы выбрать себе одно из платьев, которые прислала мама.
– Нормальная еда! – то и дело напоминал всем Тоби. Детей из приемных и малоимущих семей кормили в школе завтраком и обедом. Я обожала школьные завтраки: блинчики, омлеты, сосиски, маленькие бутылочки с соком. Когда на обед подавали горячие бутерброды с сыром или курицей, я выклянчивала объедки у других ребят: миссис Шпиц, зная, что нас кормят в школе, урезала ужин до прозрачных ломтиков хлеба с маслом.
В классной комнате парты стояли по кругу, а в центре мы построили вигвам, где каждый, сдав задание, мог порисовать или почитать. Я читала там часами напролет. Когда мы учили времена года, миссис Браш велела написать сочинение «Как наша семья провела зимние каникулы». Лучшее сочинение, сказала она, напечатают в школьной газете.
В обеденный перерыв я спросила у друзей, о чем они будут писать. Одна девочка собиралась написать про поход за новогодней елкой; другая – как она пекла с мамой печенье к празднику; несколько ребят вспоминали про каникулы, проведенные у родственников в северных штатах.
Я вернулась в класс и уставилась на белый лист бумаги. Слезы застилали глаза, в носу щипало. Миссис Браш жестом подозвала меня к себе.
– Что-то случилось за обедом? – участливо спросила она. Я мотнула головой. – Может, тебе надо к медсестре? – Я опустила голову, но не издала ни звука. – Так в чем же дело? – ласково спросила учительница.
– Я не хочу писать про зимние каникулы.
– А что так, пчелка моя? – Миссис Браш называла меня «пчелкой», когда я первой сдавала письменные задания или тянула руку, едва не выпрыгивая из-за парты. – Почему не хочешь?
– Мы н-никогда не п-праздновали Н-новый год всей с-семьей, – проговорила я сдавленным голосом, стараясь унять ком в горле.
– Ох, котик, – вздохнула миссис Браш, осознав мое положение. – Вовсе не обязательно писать о людях. Чем тебе нравится зима?
– Тем, что идет снег. Однажды я видела снег, но его не хватило на снеговика.
– Тогда придумай сказку про снеговика, – улыбнулась учительница.
Нужные слова тут же нашлись, и я до сих пор помню начало:
Белый снеговик в горы убежал,
На ногах ботинки сам зашнуровал.
Дальше рассказывалось, как снеговик чуть не растаял на солнце, но спрятался подо льдом до следующей зимы. Сбоку я нарисовала картинки и выиграла конкурс. По указанию миссис Браш я отправилась в вигвам, где аккуратно переписала стихотворение для газеты. Тогда же я выучила его наизусть, догадываясь, что его никто для меня не сохранит. Так и случилось.
Ожидалось, что мы будем видеться с мамой раз в месяц, но прошло долгих четыре месяца, а от мамы не было никаких вестей. Наконец, в конце октября, она приехала. Миссис Шпиц надела на нас подаренные мамой вещи. Такое внимание к деталям поразило меня до глубины души. Миссис Шпиц снова устроилась в комнате для свиданий, подслушивая наш разговор.
– Ну, как дела, солнышко? – воскликнула мама, подхватывая меня на руки.
– Все еще учусь на «отлично», – похвалилась я.
– А я хожу на «развивалки», – подхватил Люк.
Я заметила стоящую в пакете большую коробку.
– Это мне?
Мама протянула мне желанную «Чудо-печку».
Пока я возилась с упаковкой, мама вручила Люку вертолет.
– Это «Калт Виспер», с пультом управления, – сказала ему мама, – но, чур, играться только на улице.
В комплекте с «Чудо-печкой» оказались и противни, и смесь для выпекания. Мама принесла воды, и мы впервые вместе испекли пирог. Люк то и дело совался под руку, и мистер Феррис отозвал его в сторонку – распаковывать вертолет.
По комнате разнесся лимонный запах. Мама протянула мистеру Феррису свидетельство о завершении родительских курсов.
– Мне осталось совсем немного, и я смогу наконец тебя забрать, – сказала мне мама.
Мистер Феррис предупреждающе кашлянул.
– Давайте присядем? – Он указал на соседний стол.
Цепляясь за мамины штаны, я неотступно следовала за ней.
– Ну что ж, вы почти у цели. – Мистер Феррис пролистал какие-то бумаги. – А как насчет реабилитации?
Мама протянула ему очередную бумажку.
– Очень хорошо, миссис Гровер. – Куратор взглянул на часы. – Боюсь, я уже опаздываю на встречу.
– Но я ехала сюда почти девять часов!
Он встал, дав понять, что наше время вышло.
– Увидитесь через месяц.
– Когда мне уже вернут детей? Чего вам еще не хватает? – простонала мама.
– Следуйте инструкциям, и у вас все получится.
Мама разрезала крошечный пирог на пять кусков – по одному для каждого.
– Мама! – заволновалась я, когда миссис Шпиц приготовилась заступить на свой пост.
– Солнышко, я вернусь через месяц.
Она обняла меня, а между нами протиснулся Люк.
В лифте Люк захныкал:
– Хочу к мамочке!
Рядом стоящие люди сочувственно взглянули на него.
– Через месяц мама вернется, – притворно-ласково произнесла миссис Шпиц. – Зато у тебя теперь есть чудо-вертолет, правда?
Дома Люк принялся умолять миссис Шпиц разрешить ему поиграть с вертолетом. Поскольку я играла с «Чудо-печкой», миссис Шпиц уступила.
– Дай я тебе покажу, – подбежал Митчелл.
Со второй попытки у Митчелла получилось запустить вертолет. Люк пришел в восторг, но вскоре я услышала его крик:
– Ты его сломал! Ты сломал мой «Калт Виспер»!
В открытую дверь просунула голову миссис Шпиц. Ее жесткие волосы торчали во все стороны, как ершик для бутылок.
– Что ты натворил? – набросилась она на Митчелла.
– Он сказал «кал», – ухмыльнулся Митчелл.
– Я сказал «Калт Виспер», – упирался Люк. – Ты его сломал!
– А вот и нет! – ответил ему Митчелл.
– Кал, кал, кал! – заголосил Люк.
Миссис Шпиц тряхнула Люка за грудки.
– Не надо было вообще давать его тебе в руки!
– Он не виноват! – закричала я.
Миссис Шпиц отпихнула меня локтем и поволокла Люка в дом.
Все это время мистер Шпиц преспокойно стоял у сарая, будто все происходящее – в порядке вещей. Сквозь стеклянную дверь я видела, как миссис Шпиц втиснула Люка в детский стульчик для кормления, а чтобы он не отбивался, прижала его руки съемным столиком. По грязным щекам Люка струились слезы.
– Сейчас ему влетит! – осклабился Митчелл и со всех ног помчался на свою площадку.
Я задрожала, глядя, как миссис Шпиц сжала щеки моего брата своими толстыми пальцами, так, что он стал похож на рыбу, вытащенную из воды. Она силой просунула горлышко бутылки с соусом сквозь сжатые губы. Люк задохнулся, и соус забрызгал его лицо и рубашку. Чем больше Люк плевался, тем больше наклоняла бутылку миссис Шпиц.
Миссис Шпиц словно бросала кости, выбирая, кого истязать следующим. Мы облегченно вздыхали, когда ей под руку попадался кто-то другой, ведь это значило, что нам ничего не грозит – до поры до времени. Поэтому мы и капали друг на друга, чтобы не стать объектом гнева миссис Шпиц по воле случая. Но беспомощно смотреть, как Люк бьется в истерике, было хуже всякого наказания.
