Самым частым гостем в доме стал Гарри Кромвелл. Он был шокирован и подавлен новостями. И хотя он жил в Чикаго с женой, у него находилось время для того, чтобы несколько раз в месяц навещать своего друга. Роксана принимала его сочувствие, – в этом человеке она видела сострадание и врожденную жалость к ближнему. И если он находился рядом, это немного утешало ее. Характер Роксаны неожиданно изменился, – в нем появилась глубина. Иногда она чувствовала, что вместе с Джеффри она потеряла и своих детей – тех детей, в которых она теперь нуждалась более всего и которых она могла бы иметь.
Спустя шесть месяцев после удара кошмар слегка поблек, оставив после себя совершенно иной – серый и холодный – мир. Однажды Роксана поехала по делам в Чикаго. До обратного поезда оставался час, и она решила познакомиться с женой Гарри.
Как только она вошла в дверь, у нее появилось чувство, что квартира исключительно похожа на какое-то место, и почти сразу она припомнила булочную на углу улицы ее детства, булочную с полками, на которых рядами были выставлены розовые пирожные с розовой глазурью: удушливо-розовые, розовый цвет обжорства, подавляющий, вульгарный и гнусный розовый цвет!
Эта квартира была такой же. Она была розовой. Она смердела розовым!
Миссис Кромвелл, наряженная в розовый с черным халат, отворила дверь сама. Ее высветленные волосы были уложены в высокую прическу. Роксана представила, как каждую неделю эти волосы полощутся в воде с изрядной примесью пероксида. Глаза миссис Кромвелл были восковыми, бледно-голубыми; она была красива, но чересчур подчеркнуто грациозна. Ее радушие было пронзительно глубоко, а враждебность настолько быстро перешла в гостеприимство, что показалось, будто оба этих чувства были присущи лишь ее лицу и голосу и вовсе не затрагивали глубоко спрятанный внутри стержень самовлюбленности – и, в свою очередь, не были затронуты им сами.
Но для Роксаны все это оказалось на втором плане, – она не могла оторвать зачарованный взгляд от жуткого халата. Этот халат был омерзительно, гнусно грязен. Четыре дюйма ткани, начиная от нижней каймы, покрывала голубоватая пыль с пола; следующие три дюйма были серыми – и только затем цвет плавно перетекал в изначальный розовый. И рукава, и воротник были по-настоящему грязны, – а когда женщина повернулась спиной, чтобы вести гостью в гостиную, Роксана уверилась, что и шея хозяйки была не чище халата.
Началась трескотня разговора, и миссис Кромвелл разъяснила абсолютно все о своих вкусах и предпочтениях, о своей голове, своем животе, своих зубах, своей квартире, с оскорбительной педантичностью отклоняя любые попытки Роксаны вмешаться в ее монолог, как бы подразумевая, что получившая от жизни страшный удар Роксана желала лишь одного: чтобы течение жизни осторожно обходило ее стороной и чтобы ничего, достойного упоминания в разговоре, с ней больше не случалось.
Роксана улыбнулась. Вот так халат! А уж шея!
Прошло пять минут, и в гостиную ввалился маленький мальчик – немытый маленький мальчик, одетый в грязные розовые ползунки. Его лицо было испачкано – Роксане захотелось посадить его к себе на колени и вытереть ему нос; другие области вблизи его головы также нуждались во внимании; носки маленьких ботиночек были совершенно сбиты. Неслыханно!
– Какой прелестный мальчик! – воскликнула Роксана, лучезарно улыбаясь. – Иди ко мне!
Миссис Кромвелл холодно взглянула на сына:
– Он может вас запачкать. Вы только посмотрите на его лицо!
Она повернула его голову и стала критически его рассматривать.
– Не правда ли, он прелестен? – повторила Роксана.
– Вы посмотрите на его штанишки! – нахмурилась миссис Кромвелл. – Ему нужно переодеться, не правда ли, Джордж?
Джордж с любопытством на нее уставился. Для него слово «штанишки» явно означало «чем-то измазанная одежда» – и то, что было на нем, вполне соответствовало этому определению.
– Я с утра пыталась его прилично одеть, – пожаловалась миссис Кромвелл как человек, чье терпение подвергалось тяжелейшим ежедневным испытаниям, – и обнаружила, что у него нет других штанишек, вот почему мне и пришлось одеть его в эти; это все же лучше, чем пустить его бегать вообще без одежды. А его лицо…
– А сколько у него вообще штанишек? – Голос Роксаны выражал веселое любопытство. «И сколько у вас вееров из перьев?» – подумала она.
– Ах…
Миссис Кромвелл задумалась, нахмурив одну из своих изящных бровей.
– Я думаю, штук пять. В общем, достаточно, насколько я знаю.
– Такие штанишки стоят не больше пятьдесят центов за пару!
Во взгляде миссис Кромвелл проскользнуло удивление – и слабое чувство превосходства. Фи – цены на какие-то штанишки!
– Неужели? Я и не знала. У него их в избытке, но за всю неделю у меня не выдалось ни одной свободной минутки, и я не успела послать за прачкой. – А затем, отбросив предмет разговора как несущественный, она сказала: —Я должна вам кое-что показать…
Она пошла наверх; Роксана последовала за ней, миновав открытую дверь ванной комнаты, в которой она мимоходом увидела усыпанный грязной одеждой пол, – и это свидетельствовало, что за прачкой действительно не посылали по крайней мере с неделю. Они вошли в другую комнату, которая была, так сказать, квинтэссенцией «розовости». Это была спальня миссис Кромвелл.
Хозяйка открыла дверь встроенного в стену шкафа, и глазам Роксаны предстала изумительная коллекция дамского белья. Там находились целые дюжины тонких, как паутинка, чудес из кружева и шелка; все было чистым, отглаженным и, кажется, ни разу не надеванным. На вешалках позади висело три новых вечерних платья.
– У меня много красивых вещей, – сказала миссис Кромвелл, – но не слишком много поводов, чтобы их надевать. Гарри совершенно равнодушен к выходам в свет.
Нотка досады вкралась в ее голос.
– Он вполне доволен, если днем я играю роль няньки и экономки, а вечером – роль любящей жены.
Роксана снова улыбнулась:
– Да, у вас прекрасный гардероб.
– Спасибо. Позвольте мне показать вам…
– Действительно прекрасный, – повторила Роксана, перебив ее, – но мне уже нужно бежать, а то я опоздаю на поезд.
Она почувствовала, что ее руки задрожали. Ей хотелось положить их на плечи этой женщине и встряхнуть ее разок-другой. Ей хотелось запереть ее где-нибудь и приняться за мытье полов в этом доме.
– Прекрасный, – повторила она, – но я заглянула только на минутку.
– Ну что ж… Мне жаль, что Гарри не оказалось дома.
Они подошли к двери.
– Ах да… Забыла вам сказать, – негромко сказала Роксана. Голос ее был все еще мягок, а губы улыбались. – Штанишки можно купить в универмаге «Аргила» – по пятьдесят центов за пару. Прощайте же!
Лишь дойдя до станции и купив билет в Марлоу, Роксана осознала, что впервые за прошедшие полгода Джеффри начисто вылетел у нее из головы!
IV
Через неделю в Марлоу неожиданно появился Гарри. Он прибыл как раз к чаю и, поднявшись по ступенькам на крыльцо, сел на стоявший там плетеный стул. Выглядел он смертельно уставшим и голодным. Роксана также очень устала за день. В половине шестого должны были прибыть доктора, а также знаменитый нью-йоркский невропатолог. Она волновалась и одновременно была совершенно подавлена, но взгляд Гарри заставил ее присесть рядом с ним.
– Что случилось?
– Ничего, Роксана, – ответил он. – Я приехал навестить Джеффа. Не беспокойся обо мне.
– Гарри, – настаивала Роксана, – у тебя что-то случилось!
– Ничего, – повторил он. – Как Джефф?
Тень беспокойства омрачила ее лицо.
– Немного хуже, Гарри. Я пригласила доктора Джеветта из Нью-Йорка. Врачи думают, что он сможет сказать что-нибудь определенное. Он поставит диагноз и попробует определить, был ли тот тромб причиной паралича.
Гарри встал.
– Прошу прощения, – отрывисто сказал он, – я не знал, что сегодня к тебе приедет специалист, – я бы не приехал… Я просто хотел часок покачаться в кресле на твоем крыльце…
– Сядь! – скомандовала она.
Гарри колебался.
– Сядь, Гарри, мальчик мой!
Ее доброта вырвалась наружу и окутала его с головы до ног.
– Я знаю, что у тебя что-то случилось. Ты бел, как простыня. Я сейчас принесу тебе бутылку холодного пива.
Он обмяк в кресле-качалке и закрыл лицо руками.
– Я не могу сделать ее счастливой, – медленно проговорил он. – Я пытался, пытался… Сегодня утром мы поссорились из-за завтрака, – мне захотелось позавтракать в городе, и едва я ушел на работу, как она уехала к матери на Восток, взяв с собою Джорджа и чемодан с кружевным бельем.
– Гарри!
– И я не знаю…
Послышался хруст гравия, шум машины.
Роксана приглушенно вскрикнула:
– Это доктор Джеветт!
– О, я…
– Подожди меня здесь, ладно? – ничего не слушая, перебила она.
Он понял, что его горе уже скрылось в пучине ее собственного несчастья.
