Томас по праву гордился своим участием в битве – недаром сам принц одарил юношу благосклонной улыбкой. Увы, в пылу сражения доблестный рыцарь совсем забыл о пленниках и один из немногих вернулся домой с пустыми руками. Его соратники привезли из похода богатые трофеи и еще несколько лет беспрепятственно грабили захваченные края. Знакомый рыцарь предложил Томасу присоединиться к отряду наемников, но юноша холодно отказался:
– Годфруа сражаются ради славы, а не ради денег.
Так что гордый Томас де Годфруа не привез домой ничего, кроме славы.
Вот только одной славой сыт не будешь.
С подобающим рыцарям благородством Жильбер де Годфруа и его сын отдали Уолтеру Уилсону лучшие земли и сукновальню, что делало Уолтера не только владельцем лена и вассалом короля, но и лендлордом Шокли.
– Ну, Годфруа мы почти разорили, скоро и от проклятых Шокли избавимся, – торжествовал Уолтер.
Его жестоким замыслам не суждено было воплотиться – впервые в жизни Эдвард воспротивился отцу. Обычно при заключении сделок Эдвард выступал в роли покладистого и добродушного человека, в противовес расчетливому и хитроумному Уолтеру, которого всегда недолюбливали, а в последнее время стали явно выказывать недовольство его поведением. Эдвард решил, что мягким обращением можно добиться большего. Торговцы Солсбери относились к Стивену Шокли с уважением, и настраивать их против себя не стоило.
– Шокли теперь в гильдии торговцев заправляет, человек почтенный, с ним ссориться негоже, – сказал Эдвард отцу. – Нам друзья нужны, врагов и без того хватает.
– Ты с проклятым Шокли задружиться желаешь? – удивился Уолтер.
– А что такого? Глядишь, польза будет.
Уолтер, недовольно поморщившись, погрузился в размышления. Всю жизнь он добивался одного: отомстить Шокли – и теперь мечтал о возможности унизить торговца, однако понимал, что сын прав.
– С Шокли лучше остаться друзьями, – настаивал Эдвард. – Нам ведь главное – разбогатеть. Он нам в этом поможет.
Уолтер, гневно воззрившись на сына, неожиданно махнул рукой:
– А, делай как знаешь!
На следующий день Эдвард Уилсон отправился в Солсбери, где встретился с экономом Роберта Уайвила, епископа Солсберийского, и за щедрое вознаграждение отписал сукновальню епископу.
– Теперь и епископ нам благоволит, – с улыбкой доложил отцу Эдвард.
Впоследствии он не раз вспоминал отцовскую дальновидность – сукновальня приносила прекрасный доход. Производство сукна в Англии увеличивалось год от года, но росли и другие отрасли промышленности. Хотя многие графства еще не оправились от последствий чумы, Уилтшир и Солсбери процветали, а вместе с ними богатело и семейство Уилсон.
Бытует ошибочное мнение, что эпидемия чумы в 1348 году была ограниченной вспышкой, не повторившейся до пришествия Великой чумы в 1665 году. На самом же деле в последующие столетия очаги чумы возникали неоднократно; в частности, в 1361 году болезнь, снова вернувшись в Англию, свирепствовала в Лондоне.
Агнеса Масон, услышав о новой вспышке чумы, велела родным собираться.
– Пойдем в овчарню, – объявила она, полагая, что пастбища пустуют.
Дети Агнесы давно подросли, дочь вышла замуж, однако же, как и двенадцать лет назад, все послушно погрузили вещи на тележку и отправились на взгорье. Агнеса предупредила и Джона с семьей, но не удивилась, узнав, что он не желает покидать Авонсфорд.
Сама Агнеса тоже изменилась: рыжие волосы поседели, морщины избороздили лицо, тело исхудало и усохло, суставы болели, а пылкий нрав с годами поостыл.
На взгорье путникам преградил дорогу Уолтер Уилсон.
– Ты куда это собралась? – грозно обратился он к Агнесе.
– В овчарню.
– Я там овец держу, – заявил Уолтер. – Возвращайся в деревню.
Овчарня и впрямь стояла там, где изредка паслись стада Уилсонов, но в этом году пустовала.
– Нет там никого, – упрямо возразила Агнеса.
– Сегодня нет, а завтра будет, – поморщился он. – А тебе на мою землю хода нет.
– Господа из манора мне всегда дозволяли… – начала она.
– А теперь я здесь издольщик, – напомнил он.
Агнеса поняла, что Уолтер не врет, и пожала плечами:
– Ну, мы еще куда-нибудь уйдем.
Уолтер не собирался ее отпускать:
– Ты мне три дня работы задолжала.
– Так чума же! – воскликнула Агнеса.
– А работать кто будет?
– Мы в деревне не останемся, – заявила она.
– Сунешься на взгорье, я тебя собаками затравлю, – пообещал Уолтер и ухмыльнулся. – И дохлыми крысами забросаю.
Агнеса осеклась, сообразив, что Уолтер не погнушается исполнить угрозу: злопамятный старик никому прошлых обид не спускал.
– Ну что, может, в суд пойдем? – рявкнул он.
Помолчав, Агнеса ответила:
– Господь тебя покарает.
– Ну и пусть, но сперва ты от чумы сдохнешь, – рассмеялся Уолтер.
Агнеса отвернулась и повела родных назад в деревню.
– Что, с этим отребьем тоже прикажешь задружиться? – издевательски спросил Уолтер сына.
Эдвард равнодушно пожал плечами – семейство Агнесы его не интересовало.
После смерти Уолтера Эдвард перевез семью в Солсбери и завел тесную дружбу со Стивеном Шокли.
– Мы живем в смутное время, – со вздохом произнес Шокли.
С недавних пор Эдвард часто слышал эту фразу из уст приятеля.
Впрочем, с ней соглашались многие.
Вспышки чумы повторялись одна за другой – в 1361 году от чумы умерла Агнеса Масон, а в 1374-м болезнь снова пришла в Сарум. О победных баталиях давно забыли; Черный принц умер, и на престол взошел его сын Ричард, не обладавший ни благородством, ни доблестью отца. Из некогда обширных английских владений во Франции остались лишь Бордо и портовый город Кале. Жители Сарума с тревогой ожидали вторжения французов, и Солсбери спешно обносили крепостной стеной. Смута назревала не только в стране, но и в Церкви. Больше полувека резиденцией глав Католической церкви служил Авиньон, город на юге Франции, – там папы чувствовали себя в безопасности. Однако же в 1378 году начался Великий папский раскол, когда сразу два претендента объявили себя истинными папами; французы поддерживали одного, англичане и голландцы – другого.
– Теперь никому верить нельзя, – вздыхал Стивен Шокли.
И все же в это смутное время Эдвард Уилсон не поддавался страхам и часто наставлял детей:
– Люди – глупцы, своего счастья не понимают. В смутное время лучше всего дела вершить.
В доказательство он всегда приводил отца. Уолтер Уилсон скончался в 1370 году и оставил в наследство сыну значительную сумму денег (Эдвард держал это в секрете) и составленный по всей форме документ – имущественное завещание, в котором перечислялись земельные участки:
«…В Уинтерборне усадьба, каруката[30] и семь акров пашни, выделенные из земель графа Солсбери; в Шокли две виргаты из земель настоятельницы Уилтонского аббатства; в Авонсфорде двести акров из земель короля; близ Авонсфорда, из земель епископа Солсберийского, усадьба, голубятня, каруката пашни и десять акров покосных лугов…»
В стадах Уилсонов насчитывалось свыше тысячи овец. Из года в год семья богатела, как и многие другие бывшие вилланы или торговцы. Даже знатные господа не гнушались доходным промыслом – барон Томас Хангерфорд, стюард Джона Гонта и первый спикер парламентской палаты общин, разводил огромные стада овец на меловых взгорьях Уилтшира. На юго-западе Англии обосновались прядильщики, ткачи, валяльщики, ворсовщики и красильщики; за полвека, прошедших после эпидемии чумы, производство английского сукна увеличилось в девять раз. В начале правления Ричарда II Солсбери был шестым по величине городом в Англии.
Эдвард Уилсон, унаследовавший от отца предприимчивость, но не вздорный нрав, никогда не упускал своей выгоды и вместе с Шокли организовал суконную мануфактуру, на которой производили новый тип ткани.
– Вот оно, наше богатство, – гордо сказал Эдвард родным, показывая отрез плотной материи с горизонтальными полосами, придававшими ей сходство с твидом, – шерсть предварительно прокрашивали и только после этого ткали.
Так называемое солсберийское сукно пользовалось огромным спросом, и Шокли с Уилсоном расширили свое предприятие.
Эдвард, философически относившийся к переменам в мире, дальновидно предупреждал детей:
– Торговля – надежное занятие. Торговцы даже короля заставят поступать так, как им выгодно.
И действительно, власть, о которой некогда мечтал Питер Шокли на заседании парламента Монфора, в правление Эдуарда III постепенно переходила из рук высокородных господ к людям родом пониже, к мелкопоместным дворянам и горожанам. В 1353 году они вынудили короля подписать Статут о стапельной торговле, в 1360-е годы – отменить ненавистный мальтот, дурную пошлину, а в 1376 году, незадолго до смерти короля, состоялось заседание так называемого Доброго парламента. Высшая знать и епископы собрались в Белой палате королевского дворца[31], а мелкопоместные дворяне и горожане – представители общин – совещались в восьмиугольном капитуле Вестминстерского аббатства, послужившем образцом для капитула Солсберийского собора, а потом направили высокородным господам свои требования: изгнать фаворитку коро ля Алису Перрерс, а также неугодных чиновников, в противном слу чае палата общин не утвердит новых налогов. Прежде подобные требования выдвигали только мятежные бароны, горожане на это не осмеливались. Как ни странно, требования палаты общин были исполнены.
