– Ты знаком с еретическим учением Уиклифа? – осведомился он у Мартина.
– Да.
– И ты во всем согласен с его взглядами?
– Да, почти во всем.
– В чем, к примеру?
– Каноники владеют богатыми бенефициями, а земли в своих владениях сдают в аренду за большие деньги. Вы, священники, живете не хуже знатных господ.
– Разве это плохо?
– Хуже не бывает! Господь наш учит, что алчность – зло. Апостолы презрели земные блага и отринули свое имущество.
– Но ведь Отцы Церкви этого не воспрещают.
– Они заблуждаются.
Портеорс поморщился, словно от боли:
– По-твоему, священникам следует отринуть земные блага и от казаться от владения любым имуществом?
– Разумеется, – кивнул Мартин.
– Ты не прав. Раз уж ты читал Евангелие, – с отвращением заявил Портеорс (в то время для мирян это было едва ли не преступлением), – то наверняка помнишь, как в Гефсиманском саду, когда Господа нашего схватили стражники, апостол Петр пытался его защитить.
– Помню, конечно.
– А помнишь, что Господь сказал Петру? – наставительно произнес каноник. – Вложи твой меч в ножны[32].
Мартин согласно закивал.
– Обрати внимание, Христос сказал «твой меч», из чего следует… – для пущей убедительности Портеорс возвысил голос, – что у апостолов были принадлежащие им вещи. Опять же Господь наш упрекнул Петра не за то, что у него есть меч, а за то, что Петр собрался воспользоваться оружием в неподобающее время и в неподобающем месте. – Тут он удовлетворенно улыбнулся. – Так что Священное Писание не воспрещает владения личным имуществом.
Мартин был знаком с подобными рассуждениями, которыми широко пользовались средневековые схоласты, а потому промолчал.
Портеорс, заметив, что ему не удалось переубедить упрямца, хмуро спросил:
– А еще что?
– Еще я против того, что вы за деньги отправляете заупокойные службы и продаете индульгенции, как будто от кары Господней можно откупиться презренным серебром. А еще вы деньги берете за возжигание свечей и лампад перед образами святых!
– А с этим что не так? – не выдержал Стивен Шокли (гильдия торговцев выделяла немало средств на то, чтобы перед изображениями тех святых, которые считались покровителями торговли, всегда горели свечи). – Как иначе почтить их память?
– В Библии говорится, что праведник должен вести скромный образ жизни и с молитвой вершить добрые дела. О жадных господах, разжиревших на церковных хлебах, там не упоминается, – невозмутимо заявил Мартин.
Уиклиф нещадно клеймил алчных вельмож, которых король за их заслуги назначал епископами, отписывая в дар богатейшие церковные земли. Такими ставленниками короля были и прежний епис коп Солсберийский, Роберт Уайвил, и нынешний, Ральф Эргхем.
От подобной дерзости Портеорс вначале онемел, а потом с угрозой спросил:
– И что еще?
– А еще я против того, чтобы папа раздавал бенефиции в Саруме всяким чужестранцам, которые сюда все равно носа не кажут.
– Между прочим, по настоянию епископа такого давно уже не происходит, – язвительно ответил каноник. Действительно, тут Мартин ошибся – растущее недовольство жителей Сарума привело к тому, что подобного вот уже два года как не случалось. – Может, ты, как Уиклиф, и папу римского потребуешь изгнать?
– Папу римского… – задумчиво произнес Мартин и не менее ехидно осведомился: – А какого из них?
Портеорс досадливо хмыкнул, а потом внезапно спросил:
– Ты признаешь таинство евхаристии? Как, по-твоему, превращает молитва хлеб и вино в тело и кровь Христову?
Именно в отрицании этого и заключалась самая страшная ересь, но Мартин уклончиво ответил:
– Я хочу, чтобы священники по-настоящему чтили Господа нашего.
После ухода Портеорса Стивен, втайне гордясь убежденностью сына, удалился к себе в лавку, где в одиночестве просидел несколько часов, пытаясь разобраться, согласен ли он с воззрениями Мартина или нет.
Два дня спустя Стивена Шокли предупредили, что за сыном следует лучше присматривать, – на этом все и кончилось. Портеорсу, конечно же, очень хотелось, чтобы дерзкого мальчишку вздернули на дыбу, но в то время английские церковники к сторонникам Уиклифа относились с прохладцей. Инквизиции в Англии не было, и даже Симон Садбери, архиепископ Кентерберийский, не торопился наказывать непокорного проповедника.
– И кто же, по-твоему, праведные христиане? – спросил Шокли сына.
– Нищие монахи, отшельники и мистики, – ответил Мартин.
Торговец в глубине души согласился с мнением сына. Впрочем, после страшного мора к такому выводу пришли многие. Именно в то время Фома Кемпийский и Юлиания Норвичская писали свои благочестивые мистические сочинения, оказавшие огромное влияние на духовную жизнь христианской Европы в последующие века, напоминая о бренности земного существования.
Тем не менее Стивен Шокли был человеком приземленным и практичным.
– Что ж, недовольство свое ты выразил, но об участи родных стоит подумать, – заявил он сыну. – Либо забудь о семье и навсегда убирайся из Сарума, либо держи язык за зубами.
С превеликой неохотой Мартин поддался на уговоры матери и согласился помалкивать, хотя и сказал отцу:
– А вот в Оксфорде или в Лондоне было бы иначе…
Родителям пришлось признать, что в Саруме сын оставаться не собирается.
Вынужденное перемирие между канониками собора и Мартином нарушили июньские события 1381 года, вызванные введением новых подушных налогов.
Поначалу великие крестьянские волнения Сарума не затронули – от взбунтовавшейся бедноты под предводительством Уота Тайлера больше всего пострадали графства Кент и Эссекс и Лондон, где мятежники захватили королевский замок Тауэр. Впрочем, с бунтовщиками быстро покончили – король Ричард II пообещал удовлетворить их требования. Уот Тайлер был убит в стычке, а предводителей бунтовщиков казнили.
Жители Сарума вздохнули с облегчением, однако недовольство вскоре расплескалось по всей стране. На востоке мятежники на все лады повторяли слова проповедника Джона Болла: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был господином?» Подобные заявления власти восприняли с огромной тревогой, ведь цивилизованное общество не может существовать без разделения на господ и слуг. Такими же нелепыми считались и требования отменить феодальную зависимость и ненавистный Статут о работниках.
Неудивительно, что в разжигании недовольства обвинили Джона Уиклифа, хотя восстание нанесло доходам его бенефициев весомый ущерб.
– Своими выступлениями против Церкви Уиклиф внушает глупцам, что они способны взять власть в свои руки, – наставительно изрек Портеорс. – Ничего, Мартин Шокли вскоре осознает свои заблуждения.
Однако же никто не представлял себе, на какую дерзость способен отчаянный юноша.
Когда до Солсбери дошли вести о гибели архиепископа Кентерберийского – Симона Садбери растерзала обезумевшая толпа в Лондоне, – Мартин Шокли, встав посреди рыночной площади, во весь голос выкрикнул:
– Прекрасная новость! Одним проклятым святошей меньше!
Слышали это полсотни горожан.
Епископу Солсберийскому пришлось вмешаться.
Ральф Эргхем, епископ Солсберийский, питал необычное пристрастие к часовым механизмам. В те времена часы были диковинкой. Звонари на церковной колокольне отбивали время суток по меткам на зажженных свечах, изредка сверяясь с песочными часами, но Эргхема это не устраивало.
Едва он погрузился в изучение нового часового устройства – сложной системы шестеренок и противовесов, – как к нему ворвался встревоженный Портеорс с рассказом о преступной выходке Мартина.
К разочарованию молодого священника, почтенный епископ не разгневался, а пренебрежительно махнул рукой, продолжая разглядывать рисунки. Портеорс в замешательстве удалился, так и не заметив окаменевшего лица епископа.
Спустя несколько дней торговца известили, что епископ намерен отлучить от Церкви все семейство Шокли, а вдобавок отобрать сукновальню, – ужасная гибель архиепископа и страх перед бунтовщиками заставили власти ужесточить меры наказания сторонников Уиклифа. Так называемых лоллардов объявили еретиками, а их имущество отбирали в казну.
– Ты нас всех разорил, – упрекнул Стивен сына. – Епископ – наш лендлорд, сукновальня на его земле стоит.
– Уиклифа поддерживают многие бароны – и герцог Ланкастер, и граф Солсбери, – напомнил отцу Мартин.
– Епископ с герцогом, может, и не совладает, зато с нами легко расправится, – удрученно вздохнул торговец.
И действительно, для епископа Эргхема, который заставил могущественного графа Солсбери прилюдно покаяться в своих грехах, не составляло труда разобраться с семейством Шокли.
Летом 1381 года Шокли грозило разорение.
Эдвард Уилсон со смехом вспоминал события тех дней и часто рассказывал о них детям.
