— Боже, малыш, что случилось? — она положила ладонь ему на грудь. — У тебя сердце колотится, как у мышки-песчанки.
— Все хорошо. Просто дурной сон.
Аманда включила прикроватную лампу.
— Ох! — Джон заслонил глаза ладонью.
Аманда ощупала его лоб и внимательно посмотрела в глаза.
— Это не инфаркт. Правда, — сказал он.
Аманда выключила свет и снова легла.
— Что ты видел?
— Где?
— Во сне.
Джон тряхнул головой.
— Не могу описать, слишком неправдоподобно.
Джон лежал с открытыми глазами. Вдруг он звал во сне Исабель? Скорее всего — нет, раз Аманда пристроилась у него под боком и гладила по плечу, пока он не уснул. Но утром он уже был не так в этом уверен.
Джон понял, что сидит, тупо уставившись на батарею. Он встряхнулся и очередной раз набрал номер Кэт. На этот раз не стал оставлять сообщение, потому что оно получилось бы малоприятным. Он решил, что, если Кэт не ответит через десять минут, он будет действовать самостоятельно. Если они продублируют друг друга, это будет не его вина.
Джон пригубил кофе, который Аманда принесла из холла (она права — кофе отвратительный), и запустил компьютер. Набрав в поисковике «Лига освобождения Земли, университет Канзаса», он с изумлением наблюдал, как загружаются ответы на его запрос.
«Гугл» выдал тридцать две страницы. Видеопослание как вирус распространилось на «Ютьюбе», в персональных блогах и на форумах активистов по защите животных. Джон уже не раз видел подобное, но эффект был все тот же — он смотрел на картинку, как кролик на удава.
Мужчина в черной маске балаклава сидел за металлическим столом. В комнате не было ни окон, ни какой бы то ни было мебели, только беленые кирпичные стены. Руки в перчатках лежат на столе, изображение насыщено оливково-желтыми оттенками, как домашнее видео семидесятых.
Мужчина смотрел на страничку текста, который лежал на столе. Казалось, он прочитал весь текст до конца и лишь потом обратился к камере. Начал он с того, что перечислил «агентов ужаса»: Питер Бентон, Исабель Дункан, еще несколько человек, связанных с Лабораторией по изучению языка обезьян, и ректор университета Томас Брэдшоу. Потом он обнародовал их адреса, включая почтовые индексы и номера телефонов.
— Вы все омерзительны и одинаково виновны, и те, кто пытает животных, и те, кто этому способствует. Вы сидите в своих комфортабельных офисах в сотнях миль от лабораторий, где сумасшедшие ученые-извращенцы ставят опыты на невинных и безответных приматах. Мы вас остановим. Вы ответите за свои действия, как ответила Исабель Дункан. Теперь ваши адреса известны всем и каждому. Кто знает, на что решится человек, которому не все равно? Томас Брэдшоу, мы затопили ваш дом, но что последует за этим? Может, зажигательная бомба? А вдруг ваша семья будет дома и попадет в ловушку, как безвинные обезьяны, которых вы истязаете во имя науки? Или, может, что-то случится с вашей машиной, но вы не узнаете об этом, пока не сядете за руль, только будет уже слишком поздно. Что тогда вы скажете своим детям, Томас Брэдшоу? В итоге вы станете таким же беспомощным, как обезьяны, которых вы все эти годы держите взаперти в своей гнусной, зловонной лаборатории.
Мужчина снова сверился с текстом. Когда он посмотрел в камеру, сквозь дырку для рта в лыжной маске стало видно, что он улыбается.
— Сейчас исследования остановлены. Остановили их мы, а вот сделать так, чтобы они не возобновились, ваша задача. Потому что теперь вы знаете, что будет с вами, если вы этого не сделаете. Мы будем освобождать обезьян снова и снова, мы придем за вами, за каждым из вас, снова, снова и снова. Мы не отступим. Мы — ЛОЗ. Мы повсюду, и мы не сдадимся. Мы придем за вами.
Запись кончилась. Джон несколько секунд смотрел на застывший кадр, пока наконец не понял, что сидит с отвисшей челюстью.
Пытки? Сумасшедшие ученые? Безответные обезьяны? Даже после краткого знакомства с лабораторией Джон мог с уверенностью сказать, что все, кто там работал, делали все, чтобы бонобо как можно больше сами контролировали среду своего обитания. Бонобо идут на контакт, потому что хотят контактировать, — таково было исходное условие проекта. Неужели эти люди, эти террористы, взорвали лабораторию только потому, что в названии проекта фигурировало слово «лаборатория»? Можно ли было этого избежать, если бы исследования назвали просто «Проект по изучению языка человекообразных обезьян»?
Как Исабель? Джон задался вопросом, сможет ли он как бы телепатически почувствовать ее, если закроет глаза и постарается сконцентрироваться. Попробовал. Не сработало. А потом нахлынуло чувство вины.
Джон допил кофе одним глотком и скривился от попавшего в рот осадка. Пришлось прополоскать рот в кухоньке номера. А потом он позвонил в университет. А не пошла бы эта Кэт к черту.
День Исабель провела в ожидании: в ожидании санитаров, которые перекатывали ее с места на место; в ожидании анализов и процедур; в ожидании докторов и консультаций. Но больше всего она ждала Питера и новостей о бонобо.
Кто-то из них пострадал? Пострадал от обезвоживания? Нашли для них подходящее помещение? Во всех комнатах ожидания больницы по телевизору повторяли репортаж о взрыве в лаборатории и жуткое видео, которое распространили по всему Интернету. Видео было очень коротким и снято через плечо оператора. Губы, скрытые под лыжной маской, шевелились, но Исабель не могла расслышать, что они произносят.
Она и мысли не допускала, что Селия причастна к тому, что произошло. Исабель с опаской относилась к людям, но бонобо она доверяла на сто процентов, а бонобо обожали Селию. С первого же дня знакомства с Селией Бонзи сказала на языке жестов: «Селия любить! Делать гнездо. Селия быстро приходить к Бонзи любить».
По мере того как день подходил к концу, первобытная тоска все больше заполняла одиночество Исабель. После того как Питер сказал, что ее мать не приедет, тоска превратилась в иррациональное и мучительное желание. Она, конечно, знала, что в конце концов Питер проникнет в тайны ее родословной, но все же отделяла от истории своей семьи удобоваримые куски. Пока что он знал, что отец ее ушел, а мать стала алкоголичкой, хотя порядок событий мог быть и обратным. Знал Питер и о неблагополучии ее семьи, о том, что ее брата в пятнадцать лет исключили из школы и пагубное пристрастие унесло его далеко от дома. Исабель даже не знала — жив он или нет. Что-то Питер знал о ее школьных годах, о том, что ей так и не удалось ни с кем подружиться, потому что родители других детей, узнав, что творится у нее дома, пресекали всякое дальнейшее общение. В общих чертах он знал о том, что ее дразнили в школе из-за ее одежды, купленной в благотворительном магазине, и странных завтраков, но не конкретно о бутербродах с консервированной кукурузой и о том, какое впечатление они произвели на миссис Батсон. Миссис Батсон через Мишель начала каждый день передавать дополнительные завтраки для Исабель. Этот акт благотворительности окончательно утвердил Исабель в статусе парии. Не рассказывала она ему и о том дне, когда Мэрилин Чо беззвучно прыгала у нее за спиной на игровой площадке, точно и безжалостно передразнивая свою жертву. Мэрилин не подозревала, что Исабель видит ее кривляющуюся тень на асфальте. И, уж конечно, Питер не знал о «дядях», о том, как ее мама мчалась в ванную комнату, чтобы намазать губы розовой помадой, после чего загоняла детей в подвал, как будто каждый визит «дяди» был каким-то забавным секретом. Не знал он и о том, как они с братом смотрели «Маппет-шоу» или программы для школьников и старались не обращать внимания на то, что происходит в доме, и о том, что после того, как мужчина уходил, мама скрывалась в ванной и долго-долго плакала.
И все же Исабель представляла, как мама едет к ней, как она нашла в себе силы на этот поступок и вот-вот войдет в палату. Она обнимает дочь, как маленькую, и говорит, что очень-очень перед ней виновата. Говорит, что теперь все будет хорошо. Исабель ей верит. Во что же еще верить? В то, что она одна лежит в больничной палате, а рядом никого из родственников и друзей?
После обеда в палату заглянула Бьюла и лучезарно улыбнулась.
— К вам пришли, — сообщила она.
Глаза Исабель наполнились слезами. Она пришла.
— Это ваша сестра, — добавила Бьюла.
Исабель растерялась.
В палату шагнула Кэт Дуглас.
— Доктор Дункан, рада снова вас увидеть. Как вы… — она запнулась и вытаращила глаза. — Ого.
Кэт быстро выхватила из кармана цифровую камеру, сделала снимок и убрала обратно.
Исабель вскрикнула и подалась вперед за блокнотом с ручкой, которыми пользовалась для общения с медсестрами. Ручку она случайно сбросила на кафельный пол и тогда, размахнувшись, швырнула в Кэт блокнотом. Блокнот в полете раскрылся, захлопал страницами и приземлился на пол, как неоперившийся птенец.
Бьюла метнулась к Кэт, по ее лицу было видно, что она осознала весь ужас происходящего.
