Выпил залпом и добродушно хватил кружкой об стол.
– Послушай, Джек, между нами ничего нет. Хочешь пригласить ее куда-нибудь – пожалуйста, – сказал я, совершенно этого не желая.
– Эй, – ответил он, – давай-ка не будем сваливать все в одну кучу. Она твоя подруга, ты мой друг. Вот и прекрасно. Девчонок вокруг пруд пруди.
Этой нехитрой декларацией Джек дал зарок, который не только успокоил меня насчет него и Линдси, но и каким-то образом определил подлинность нашей дружбы. Многое изменилось в последующие годы, но Джек ни разу не отступил от обязательства, данного мне тем вечером. Мы даже никогда больше не обсуждали это.
– Как дела в суде? – спросил я Джека, засунув трубку между щекой и подушкой и выковыривая из глаза комок слизи размером с шарик для гольфа.
– Отделался штрафом и условным сроком. Может, придется еще сняться в социальной рекламе для “Эм-Ти-Ви”: детки, держитесь подальше от наркотиков.
– Короче, обычная политика в отношении впервые провинившейся звезды.
– Да, это, видимо, уже стандартный сценарий. Я решил пойти ва-банк:
– Джек, а не прокатиться ли нам куда-нибудь? Помнишь, как мы ездили каждый год после экзаменов? Скажем, в Уайлдвуд или в Атлантик-Сити рвануть – отдохнем, повеселимся.
– Лето кончилось, в Уайлдвуде сейчас холодно, – ответил Джек.
– Махнем еще куда-нибудь, хоть в Вегас. Устроим себе отпуск, развеемся.
– Бен, не нужно устраивать благотворительную миссию.
– При чем тут благотворительность, старик? Мне тоже нужен отпуск. Я только что развелся, если ты не в курсе.
– Да брось ты! Когда?
– Два дня назад.
– Вот тебе на! А я ни сном ни духом.
– Мы решили не сообщать в прессу.
– Да иди ты! Элисон могла бы мне сказать.
– Думаю, у нее голова не тем занята.
Меня, однако, кольнула обида, что Элисон даже не упомянула об этом. Мы все тут носимся с Джеком, а кто-нибудь на минуточку поинтересовался моими плачевными делами? Даже в номинации “Личностный кризис” Джек оставался победителем.
– Послушай, я только развелся, у тебя проблемы с наркотиками, об этом гудят все американские СМИ. Когда и ехать, как не сейчас?
Он глубоко вздохнул в трубку.
– Очень заманчиво, Бен, но у меня подготовка к съемкам на носу…
– Да черт с ней, Джек. Тебе нужен перерыв. У тебя проблемы.
– У меня нет проблем, – Джек занял оборону. – Да, ситуация немного вышла из-под контроля, признаю. Но после аварии в голове все прояснилось – я завязал.
– Вот так просто? – спросил я недоверчиво.
– Именно, – ответил он. – И не было у меня никакой зависимости, просто много пришлось работать в последнее время.
– Надеюсь, так оно и есть.
– Так и есть, и передай остальным: хватит разыгрывать драму. – Теперь в его голос прокрались гневные нотки. – У меня тут все путем.
– Ну, если ты уверен…
– Уверен.
– Хорошо, проблем нет. Но, думаю, нам все равно стоит поехать.
– Сейчас время неподходящее, – теперь его голос затвердел как бетон. Джек еще не повесил трубку, но связь уже прервалась. Он снова стал Джеком Шоу, кинозвездой и чужаком. – Возможно, в декабре.
“Если к декабрю будешь еще жив”, – подумал я, но вслух сказал:
– Да, покатаемся на лыжах.
– Передавай привет Чаку и Линдси.
– А ты Сильвестру и Арнольду.
Джек фыркнул:
– Непременно.
– Послушай, Джек.
– Что?
– Я здесь, приятель, на случай, если понадоблюсь тебе.
– Спасибо, старичок. Пока не понадобишься. Я еще позвоню.
– Договорились.
Джек устало вздохнул.
– И не беспокойся ты так, – попросил он.
– Не могу. Я и тебя должен заставить беспокоиться, иначе мы никогда с этим не покончим.
– Ладно, Бен, пока.
– Пока.
Я повернулся на спину, вспоминая, как славно мы впятером – Джек, Чак, Линдси, Элисон и я – когда-то проводили время. Нам было так уютно вместе, что, куда бы мы ни шли, казалось, это то самое место, куда и следует идти. Сейчас же приходилось прикладывать усилия, чтобы вписать остальных в собственную жизнь, чтобы по-прежнему быть друг другу необходимыми. В университете все вертелось вокруг нашей дружбы, а теперь центробежные силы времени вынесли ее на периферию и грозили вовсе вытолкнуть за край жизненного круга. Тридцатник… блин.
Радиочасы у моей постели с ядовито-зелеными, как криптонит, цифрами на дисплее показывали два часа ночи. Чепуха. Я уже выспался. Побрел в гостиную, включил телевизор. За неимением “Спасателей Малибу” удовольствовался программой “Нэшнл джиографик” о жирафах. В студенческие времена мы с Джеком часто засиживались допоздна, смотрели “Нэшнл джиографик” и “Дикое царство”. Даже подумывали отправиться как-нибудь в Африку на сафари. Пока жирафы ковыляли по намибийской саванне, вездесущий британский диктор объяснял, что сердце жирафа в среднем весит примерно одиннадцать килограммов.
Я понимал, каково ему.
Может, Джерри Гарсия и умер, музыкантов из кафе “У Руби” это не остановило. Они убили его вторично прямо на сцене, доконали забойными какофоническими кавер-версиями хитов Grateful Dead, от которых даже мне, отнюдь не считающему себя фанатом этой группы, стало тошно. Мы вчетвером сидели в глубине зала, потягивали коктейли, загребали горстями бесплатный попкорн и обсуждали последнее публичное выступление Джека, вдохновленное кокаином.
Накануне вечером Джек в истерике позвонил в службу 911 и сообщил, что у него в доме пожар. Прибыв на место происшествия, лос-анджелесские пожарные увидели Джека – тот в одних трусах боролся с пламенем, вооружившись садовым шлангом. Единственное затруднение заключалось в следующем: несмотря на многолетний опыт работы, никакого пламени пожарные не обнаружили. Они внимательно осмотрели брентвудский особняк Джека от подвала до чердака и, если не считать луж в гостиной – спасибо Джеку и садовому шлангу, – ничего неладного не нашли.
При других обстоятельствах пожарные, скорее всего, осерчали бы, но не каждый день случается встретить кинозвезду такого масштаба, как Джек Шоу. Начальник бригады, который, надо полагать, не в первый раз с подобным сталкивался, утихомирил Джека и увел в дом. После чего вся команда снялась с Джеком на память и привезла забавный анекдотец своим женам и детям. Случилось так, что одна из этих самых жен работала в лос-анджелесском бюро “Ассошиэйтед пресс”, и на следующее же утро история с пожаром прогремела. К полудню запись телефонного разговора с диспетчером 911 крутили все радиостанции США.
– Плохо дело, – сказала Линдси. – Он совсем себя не контролирует.
Музыканты отыграли с трудом узнаваемую “Sugar Magnolia” и принялись за еще худший кавер “Truckin”.
– Он уже давно себя не контролирует, – ответил Чак, перекрикивая грохочущие колонки. – Сейчас вопрос в том, можем ли мы еще ему помочь.
– Он мне звонил, – признался я, и все на меня уставились. – За сутки до того, как позвонил в 911.
– И что сказал? – поинтересовался Чак.
– Да ничего особенного. Судя по голосу, был в порядке, не под кайфом. Злился, что мы считаем, будто у него проблемы.
– Ну а ты?
– Предложил ему съездить куда-нибудь.
– Съездить? Он на грани катастрофы, личной и профессиональной, а ты предложил поездку?
– Мне показалось, это неплохая идея, – проговорил я, запинаясь.
– По-моему, и правда неплохая, – Линдси слегка улыбнулась. – Кинематографическое лекарство для киногероя.
– Должно быть, он выглядел весьма кинематографично, бегая в трусах от Кельвина Кляйна с садовым шлангом, – заметил Чак.
Элисон поставила бокал и посмотрела на нас:
– У меня созрел новый план.
– По-прежнему думаешь, что у нас получится? – спросил я.
– Попробовать надо.
– Расскажи, – попросила Линдси.
И Элисон рассказала. План оказался жестким, трудновыполнимым, и сам факт, что такое пришло Элисон в голову, уже показывал, какую боль причиняло ей все происходящее.
– Элисон, – Чак улыбнулся. – Да ты форменный головорез, никогда бы не подумал.
– Совсем недавно Джек звонил мне каждый день, – Элисон не отрываясь смотрела на столешницу. – Где бы он ни был, что бы ни происходило, звонил просто поздороваться и напомнить о себе. Если не мог дозвониться, оставлял сообщение или перезванивал. А если я оставляла ему сообщение, звонил в тот же день, даже если было уже поздно и он мог разбудить меня. – Она глотала слезы и нервно крошила пальцами попкорн. – Знаю, вы все беспокоитесь за Джека, но я не просто беспокоюсь. Я страшно по нему скучаю. Он мой лучший друг… и я хочу его вернуть.
Элисон прикрыла глаза рукой и невольно затряслась, словно пытаясь подавить разразившиеся внутри рыдания. Линдси потянулась через стол, взяла ладонь Элисон и сжала в своей, а я обнял ее и прижался лбом к ее виску. Элисон – самая простодушная, самая искренняя из нас, и каждому, думаю, больно было видеть, как сильно она страдает. Я ощутил внезапный острый приступ злости на Джека, заварившего такую кашу.
