– Потому что мы простодушные романтики.
– Или слепые оптимисты.
Я задумался на пару секунд, но ни к каким новым выводам не пришел.
– Если б я только поверила, что он и в самом деле меня не любит, – проговорила Элисон, запинаясь. – Если б заставила себя поверить, наверное, смогла бы идти дальше.
– Но он любит.
– Знаю. В том-то и загвоздка. Смешно даже. Великая трагедия не в том, что Джек не любит меня. А в том, что любит.
Она помолчала немного.
– Как насчет вас с Линдси?
– А что мы?
– Ну не знаю. Похожая история, разве нет?
– Не совсем, – солгал я. – Меня устраивают наши отношения.
– Ну-ну, – сказала Элисон с вызовом. – Так я тебе и поверила.
– Да говорю же.
– Прекрати, Бен! Ты только что целовался со мной больше, чем с Линдси за все это время. Хочешь сказать, тебя это не заботит?
– Ты несправедлива к себе. Не так уж плохо ты целуешься.
– Не уходи от ответа, – Элисон сжала мое запястье.
– О чем ты? Сама же заговорила о поцелуях.
Она долго глядела на меня, потом улыбнулась:
– Ты уходишь даже от того, чтобы уйти от ответа. Ты ведь влюблен в нее по уши.
– Не знаю даже, – я сменил тон. – Может быть, это своего рода плата за нашу бесценную дружбу.
– Если ты правда так думаешь, ты лучше меня, – Элисон вздохнула и положила голову мне на плечо. Я похлопал ее по коленке, и мы стали смотреть фильм. Избитый Харрисон Форд бежал, прихрамывая, под дождем по темному переулку.
– И почему в будущем всегда идет дождь? – поинтересовался я.
Мистеру Джорджу Бернарду от доктора Сэмюеля Рихтера, больница Маунт-Синай
4 октября 1998 года
Пожалуйста, срочно свяжитесь со мной. Элисон Шоллинг указала вас как контактное лицо на случай экстренной необходимости.
Джек всегда регистрировался в отелях под одним из вымышленных имен. Под каким именно на этот раз, мы угадали со второй попытки и оставили ему сообщение. Дурацкая затея, но Элисон была непреклонна. Джек перезвонил через час на телефон, на самом-то деле стоявший на столике работницы регистратуры в Маунт-Синай – бывшей любовницы, а ныне приятельницы Чака. Звонок переключили на доктора Сэмюеля Рихтера, который вообще-то был медбратом и зачитывал по бумажке текст, тщательно продуманный Чаком. Мнимый доктор Рихтер сообщил Джеку, что мисс Шоллинг попала в серьезную автокатастрофу, получила травму головы и разнообразные повреждения внутренних органов. Перечисляя их, он сыпал непонятными медицинскими терминами, рассчитанными на то, чтобы запутать и одновременно до смерти напугать несведущего человека. Имя Джека, сказал доктор, было указано на листочке, лежавшем в бумажнике мисс Шоллинг, вместе с именами членов ее семьи; с ними связаться не представляется возможным, так как они отдыхают за границей. Мы делали ставку на то, что Джек будет слишком обеспокоен и не задастся вопросом, как доктор вышел на него в “Плазе”.
Элисон не ошиблась: пейджер Чака загудел почти сразу. Он лежал между нами на столе и вдруг заплясал, вибрируя, по поцарапанной столешнице. Чак поймал пейджер у самого края, посмотрел на экранчик, сказал: “Это он”. Через минуту пейджер зажужжал снова. Мы сидели в бесхозном кабинете, который, по словам Чака, интерны использовали в качестве курилки.
– Похоже на крик о помощи, – заметил я.
Чак нажал “отбой”. Отвечать сразу мы не собирались, хотели заставить Джека всерьез поволновался, а Чак знал по опыту, что игнорировать сообщения – самый верный способ этого достичь. Через минуту пейджер сработал опять. На этот раз Чак взял телефон, позвонил в “Плазу” и сообщил портье номер комнаты, присланный Джеком, – тот схватил трубку после первого же сигнала. Я наклонился к Чаку, чтобы слышать весь разговор.
– Алло, – начал Чак лениво, – вы присылали сообщение мне на пейджер?
– Чак, это Джек! – заорал Джек, и Чаку пришлось даже отодвинуть трубку от уха. – Слышал про Элисон?
– А что с ней?
– Попала в аварию. Дьявол, Чак, она в твоей больнице!
– Да что произошло? – Теперь Чак изобразил беспокойство.
– Понятия не имею! Автокатастрофа или что-то в этом роде. Сейчас же выезжаю!
– Постой. Успокойся и расскажи толком. Откуда ты знаешь, что она в больнице?
– Мне позвонил, – принялся нетерпеливо объяснять Джек, – вернее, оставил сообщение какой-то доктор Рихтер.
– Сэм Рихтер, – переспросил Чак, – из неотложки?
– Да! Сэмюель Рихтер.
– Проклятье, у него уже смена закончилась. Спущусь и сам все разузнаю.
– Еду к тебе сейчас же.
– Стоп-стоп-стоп, Джек, в реанимационное так просто не попадешь, тебя не пустят. Кроме того, ты слишком заметен. Всех тут переполошишь. Оставайся на месте, я все проверю и перезвоню.
– Ну нет уж, – возразил Джек, – еду сейчас же, и точка!
– Хорошо-хорошо, – Чак словно бы раздумывал, как все устроить, – тогда давай сделаем вот что. Подъезжай ко входу с Девяносто восьмой улицы, поднимайся на лифте на восьмой этаж. Мой кабинет 812-й. Встретимся там, и я отведу тебя к ней. А пока едешь, попробую все выяснить.
– Договорились. Буду через пятнадцать минут.
– Чу́дно. Еще две просьбы.
– Какие? – Джек с трудом сдерживался.
– Во-первых, надень что-нибудь неприметное. Представление нам тут не нужно.
– Понял. Вторая?
Чак глубоко вздохнул: от того, как Джек отреагирует на вторую просьбу, зависел успех всего предприятия.
– Приезжай один. Вряд ли мне даже по блату удастся провести всю твою свиту через дежурную медсестру.
– Понял, еду. – И Джек повесил трубку.
– Едет.
Чак нервно усмехнулся.
Мы чувствовали себя детьми, которые хулиганят по телефону.
– Превосходно, – отозвался я без особого энтузиазма.
Чак полез в стол, достал маленький кожаный футляр, похожий на футляр для бритвы, и вытащил из него весьма неприятного вида шприц и грушевидную ампулу. Стянул зубами с иглы красный пластмассовый колпачок, погрузил ее в ампулу и потянул за поршень, внимательно наблюдая, как жидкость наполняет шприц. Когда шприц заполнился на три четверти, Чак вытянул иглу из ампулы, слегка надавил на поршень – с кончика иглы брызнуло несколько капель, – а затем, по-прежнему держа колпачок в зубах, одним точным движением надел его обратно. Потом Чак поднес шприц к глазам и постучал по нему пальцем, пристально рассматривая содержимое.
– Что ты делаешь? – поинтересовался я.
– Смотрю, нет ли воздушных пузырьков, – объяснил он, укладывая шприц обратно в футляр.
– Что в шприце?
– Торазин. Действует минут через пять.
– А побыстрее ничего нет?
– Только удар тупым тяжелым предметом по голове.
– И что мы будем делать с ним эти пять минут?
– Без понятия. Хорошие анекдоты знаешь?
Чак полез в другой ящик, достал сине-зеленый сверток и бросил мне.
– Медицинский халат и брюки, – пояснил он, – для нашего дерзкого побега. Уже можешь переодеваться.
Я разоблачался, натягивал легкую униформу и вдруг ощутил себя героем какой-то фантасмагории. Мы, два взрослых человека, собираемся похитить третьего и выключить его из жизни. Известнейшая кинозвезда исчезнет бесследно, и это будет наших рук дело. Ну и авантюра! Приходится даже переодеваться для маскировки. Посмотрев на Чака, вытиравшего ладони о свою белую курточку, я заметил:
– Нам бы еще музыку из “Миссия невыполнима” для полноты картины.
Через несколько минут пейджер Чака снова запрыгал по столу. Я схватил его, глянул на экранчик: “Все в сборе”. Это Линдси, сидевшая на другой стороне улицы в машине Элисон, BMW защитного цвета, подавала условный сигнал.
– Элвис вошел в здание, – сообщил я.
– Все по местам, – сказал Чак слишком уж громко и встал за дверью.
Я занял позицию за столом. В желудке будто копошился выводок проглоченных кроликов. Сейчас войдет Джек, все поймет, и я прочту в его глазах: “Предатель”, – мысль эта приводила меня в ужас. Горло вдруг превратилось в пустыню, губы прилипли к деснам, невозможно было унять дрожь в правой ноге. Я взглянул на Чака, тот, не отрываясь, мрачно глядел на меня. Мы стали заложниками этих минут, тянувшихся вечность, но вечность закончилась быстро – распахнулась дверь.
Джек влетел в кабинет так стремительно, что я даже испугался, не получит ли Чак дверью по лицу, как в “Трех балбесах”. На секунду предстало видение: Чак без сознания сползает по стене, все еще сжимая в кулаке предательский шприц, а Джек поворачивается, глядит на меня свирепо с полуулыбкой, как в кадре, и говорит: “Ну так что происходит, Бен?”
Но Джек лишь шагнул к столу, тяжело дыша, и спросил:
– Бен, что стряслось?
Если он и удивился, увидев меня, то виду не подал, вроде бы не заметил даже медицинского халата. Джек был в темных очках, лиловой бейсболке “Лейкерз”, глубоко надвинутой на лоб, раскрасневшийся, потный, словно бежал всю дорогу или как минимум восемь этажей вверх по лестнице. Меня кольнуло чувство вины: похоже, мы заставили Джека поволноваться не на шутку, – но я тут же напомнил себе, что идея ведь принадлежала Элисон. Отчаянные времена и все такое.
