Исабель заплакала.
Питер взглянул на рыбку и удивленно вытаращил глаза.
— О, пожалуйста, — Исабель была близка к истерике. — Только не говори, что ты не заметил, что он умер.
— Я его кормил. Клянусь, кормил.
— Ты кормил труп. Целых три недели.
— Никакие не три недели. Он был жив буквально… — Питер еще раз взглянул на мертвую рыбку. — Недавно.
— Ты даже не знаешь, когда он умер? И мои цветы. Знаешь что? Я их тоже любила. Ты должен мне араукарию. И норфолкскую сосну. И еще то, чем вот это когда-то было, — сказала Исабель, показывая на бесповоротно засохшее растение.
— Конечно. Естественно. Все, что скажешь, — Питер попытался коснуться ее плеча, но она уклонилась.
— Ты правда не понимаешь?
Питер не отвечал. Он смотрел Исабель в глаза. Она легко могла представить, какие ментальные кульбиты он выделывал, чтобы сорваться с крючка. Дипломы и степени по психологии даются не зря.
— Хватит на меня смотреть, — сказала она.
— Ты расстроена. Это можно понять. Ты прошла через ад.
— Ох, заткнись.
— Исабель…
— Ты обещал мне, Питер. Ты обещал!
— Прости за рыбку…
— Обезьяны, Питер. Обезьяны. Ты клялся, что присмотришь за ними.
Он взял ее за руки и понизил голос:
— Послушай. Это страшный удар. Я понимаю. Все, ради чего мы работали, все, чего мы достигли, все коту под хвост. Но мы можем начать сначала.
Исабель как будто оглушили.
— Что? — переспросила Исабель после паузы.
В голосе Питера зазвучали нотки отчаяния.
— Вместе. Мы достанем новых обезьян. Добьемся финансирования. Меня все это совсем не радует. Это будет нелегко. Я и не строю иллюзий на этот счет. Мне сорок восемь, к тому времени, когда мы вернемся на уровень прошлого месяца, я буду дряхлым стариком, и один бог знает, где нам взять детенышей бонобо. Но ты… для тебя все иначе. Ты молода. Ты можешь стать звездой. Ты подхватишь знамя…
Исабель в изумлении смотрела на Питера.
— Ты шутишь.
— Не шучу. Нет никаких причин, почему мы не могли бы это сделать. Мы прославимся. Черт с ним, твое имя может первым попасть в газеты.
— Мы не можем просто взять и заменить бонобо.
— Почему?
— Потому что это не хомячки! Мы говорим о Лоле, Сэме, Мбонго, Бонзи… Питер, это — семья! Я с ними уже восемь лет. Ты что, ничего не чувствуешь? Макена беременна. Беременна! А они сейчас, возможно, в какой-нибудь биомедицинской лаборатории, и бог знает, что с ними там делают.
— Конечно, чувствую. Я раздавлен. Но нам придется смириться, что их нет с нами. Ты знаешь, что мы полюбим новых бонобо. Разве может быть иначе?
Исабель резко встала и направилась в кухню.
— Ты куда? — встрепенулся Питер.
— Выпить чего-нибудь покрепче, — отозвалась она. — Если только ты не умудрился убить мою водку.
Питер стоял в дверях и наблюдал, как Исабель достает из буфета бутылку водки и наливает в стакан на добрых два пальца.
— Ты уверена, что тебе это надо? — спросил он.
— Господи, Питер, ты что, собираешься меня осуждать?
Питер прислонился к косяку и молчал.
Исабель держала стакан, но не поднимала его со стойки.
— Как ты мог, Питер? Как ты мог позволить их увезти?
— Я не позволял, — тихо возразил Питер. — Я не имею к этому отношения.
— Но ты их не остановил.
Исабель взяла стакан. У нее дрожали руки.
— Исабель?
В глазах Питера сквозила такая озабоченность ее состоянием, что Исабель захотелось огреть его сковородкой, которая стояла в опасной близости от ее руки.
— Уходи, — сказала она.
— Ты устала. Давай я тебя уложу.
— Нет, я хочу, чтобы ты ушел. И я хочу, чтобы ты оставил ключ.
— Ключ у тебя в…
— Твой ключ. Твой ключ от моей квартиры. Я хочу, чтобы ты оставил свой ключ…
— Исабель…
— Я серьезно, Питер. Оставь ключ и уходи.
Какое-то время Питер смотрел ей в глаза, потом наконец решился уйти. Когда он скрылся за поворотом, Исабель вылила водку в раковину. И в тот момент, когда она поставила стакан обратно на стол, она услышала, как в комнате ключи ударились о стол и заскользили по столешнице. Она ждала, когда закроется входная дверь.
— Я серьезно! — крикнула она.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем раздался характерный щелчок — дверь закрылась. Исабель тут же выбежала в коридор, закрыла дверь на задвижку и набросила цепочку.* * *
Она перегнула палку. Как бы ей ни было тяжело, она это понимала. Она понимала, что надо, не откладывая, позвонить Питеру и попросить его вернуться. Не она одна прошла через ад. Первые дни Питер был рядом с ней в больнице и даже не знал — выживет она или нет. А потом, когда он помогал ей прийти в себя, ему сообщили, что бонобо продали. Питеру не повезло, именно ему пришлось донести до нее эту новость. Когда все это случилось, у Питера были все основания чувствовать себя пострадавшим, может быть, даже больше, чем она, в конце концов, все это время в отличие от нее он был в сознании. И если она действительно любила свою рыбку, то растения на самом деле ее мало трогали. Душевная боль и ощущение собственного бессилия нарастали с каждым днем с тех пор, как она узнала о том, что бонобо проданы. А когда произошел выброс, Питер оказался рядом. Исабель посмотрела на телефон в противоположном конце комнаты, мысленно она уже набирала номер Питера. Но она этого не сделала. Даже если ее гнев был неуместен, он был неподдельным.
Исабель пока не могла заняться Стюартом, но фильтр и подсветку в аквариуме отключила.
Голосовая почта «под завязку» была заполнена сообщениями, которые пришли непосредственно после взрыва в лаборатории.
«Привет, доктор Дункан. Это Кэт Дуглас. Мы встречались вчера. Я не расстаюсь с надеждой, что смогу…»
«Привет, Исабель. Это Джон Тигпен. Мы встречались… В общем, я уверен, вы помните. Я звонил в больницу, но там ничего мне не сказали. Надеюсь, вы в порядке. Мне так жаль. Даже представить себе не могу. Мы с женой остановились в…»
«Да уж, привет, меня зовут Филипп Андервуд. Я писатель и сотрудничаю с «Нью-Йорк таймс». Я был бы очень признателен…»
«Добрый день, мисс Дункан. Я звоню из офиса «Багби и Багби». Нас интересует, говорили ли вы с кем-нибудь о ваших телесных повреждениях. Адвокаты «Багби и Багби» имеют более чем двадцатилетний опыт по оказанию помощи людям, оказавшимся в вашем положении, в получении денег, которые…»
И ни одного сообщения от матери, от брата, от знакомых или соседей и даже от коллег… За исключением Селии, которой нашлось что сказать по поводу того, что ее не пускали в больницу. Она стерла всех.
Подняв коробку из-под пиццы, Исабель вспомнила, как в день взрыва сидела по-турецки перед кофейным столиком и давилась последним куском. Она закрыла коробку и запустила ее, как фризби, в сторону входной двери.
Боковым зрением Исабель заметила отсутствие симметрии, это изменило траекторию ее движения. Компьютер в отличие от коробки из-под пиццы находился не совсем в том положении, в каком она его оставила. Когда Исабель ставила стакан, он всегда оказывался точно по центру подставки. Когда она складывала полотенца или даже простыни, их края всегда строго прилегали один к одному. А когда она ставила лэптоп на стол, он всегда оказывался в двух дюймах от края и всегда строго параллельно ему. Исабель в нерешительности смотрела на серебристую крышку. Потом сделала несколько глубоких вдохов, села за стол и холодными как лед пальцами потянулась к компьютеру.
Судя по списку «недавних документов», кто-то заглядывал в ее почту, в папку с документами и в корзину.
Могли фэбээровцы проверить ее жесткий диск? Исабель еще раз осмотрела комнату. Разве в этом случае они не должны были перевернуть все вверх дном? Где выпотрошенные полки, сброшенные на пол подушки и вещи из шкафа?
Исабель открыла браузер и обнаружила, что кто-то добавил закладку. Закладка вела прямиком к ролику Лиги освобождения Земли. Исабель еще его не видела.
Когда запись подошла к концу и на экране остался финальный зловещий образ, она сидела, подавшись вперед, и не могла пошевелиться. Они побывали в ее квартире. Другого объяснения не могло быть. Закладка — их визитная карточка.
Через пару секунд Исабель резко обернулась и удостоверилась в том, что дверь на цепочке. Она прошла от окна к окну, опустила все жалюзи и задернула все шторы; потом прошла по всем комнатам, собрала все зажимы, заколки и булавки и трясущимися руками заколола шторы так, чтобы не осталось ни одной щелки. Выключила весь свет, кроме настольной лампы в углу гостиной, после чего забралась с ногами на диван и уперлась подбородком в колени.
Прошел час — она не двигалась с места.
Исабель подняла голову и сделала глубокий вдох, постепенно начиная приходить в себя.
Она оглядела комнату. Почти все горизонтальные поверхности были уставлены фотографиями бонобо. Мбонго собирает стеклянные шарики. Бонзи играет на синтезаторе с рок-звездой, и, когда ее вконец достал его антураж, она великолепно показала ему: «Сядь! Тихо! Ешь арахис!» Сэм играет в видеоигру «Пэк-Мэн». Исабель с Лолой гуляют по лесу, Лола сидит у нее на плечах и одной рукой держит Исабель за подбородок, а второй показывает, куда хочет пойти. Ричард Хьюз и Джелани сидят под деревом и от души спорят на языке жестов о сваренном вкрутую яйце. Макена целуется с Селией, они вытянули друг к другу губы и закрыли глаза. На последнюю Исабель смотрела особенно долго.
