Эллис продолжал:
– С нашей точки зрения, замок интересен тем, что выстроен на месте древней крепости пиктов, связанной с самым ранним записанным рассказом о чудовище. Здесь в 565 году побывал во время своего путешествия святой Колумба, и несколько свидетелей утверждают, что он спас человека из пасти чудовища, сотворив крестное знамение.
Я отодвинулась от воды.
– Чудовище ест людей? Почему мне никто не сказал?
Эллис рассмеялся:
– Бояться нечего, милая. Худшее, в чем его с тех пор обвиняли, это кража пары овец.
Но я, зная, что кузен Анны пережил такое потрясение, что отказывался снова садиться в лодку или говорить о случившемся, не особенно успокоилась.
– Ну вот, мы на месте, – сказал Хэнк, подгребая одним веслом и разворачивая лодку к узкой полосе земли возле замка.
Он удерживал лодку, пока Эллис снимал ботинки и носки и закатывал штанины.
Эллис кивнул Хэнку, и тот, оскалившись в первобытном реве, взрыл обоими веслами воду, гребя так яростно, что у него на лице вздулись вены. Он быстро и мощно нес нас к берегу, и когда мы ткнулись в песок, я едва не упала со скамьи. Нос задрался, из-за чего корма просела еще сильнее, и я закричала.
Эллис схватил свернутую бухтой веревку и выпрыгнул из лодки. Вода оказалась выше его колен, брюки промокли до середины бедра.
– Черт! – завопил он. – Холодная!
Хэнк хохотал, глядя, как Эллис с плеском мчится к берегу.
– Примерно четыре градуса, если я не ошибаюсь. В следующий раз садись на носу, будешь ближе к берегу. А еще лучше – греби, мистер Я-был-гребцом-в-Гарварде.
– Черт, и буду грести, – сказал Эллис. – Сегодня же начну, на обратном пути.
Он ухватился за нос лодки и подтащил ее к себе. Я чувствовала и слышала, как дно скрежещет по гальке.
– Меня устраивает, – ответил Хэнк. – На той стороне есть пристань.
– Ха-ха. Думаешь, ты такой умный, да? – отозвался Эллис.
– Да, потому что так и есть, – сказал Хэнк. – Я тебе все время об этом твержу.
Эллис продолжал тащить, пока лодка твердо не встала на берегу. Потом вытер руки о штаны и произнес:
– Ну вот. Вылезайте.
Хэнк, подхватив штатив и пару сумок, выпрыгнул сбоку через борт.
Эллис достал из лодки ботинки и потом помог мне выбраться.
– По крайней мере, носки сухие, – заметил он, глядя на промокшие брюки.
Он улыбался, просто сиял, и мне показалось, что я вернулась во времени.
Передо мной был Эллис, с которым я познакомилась в Бар-Харборе – до войны, до его диагноза, до моего собственного диагноза, до разрыва с отцом. Очаровательный, оптимистичный малый, за которого я вышла замуж, по-прежнему таился где-то внутри и был, судя по всему, так же близок к поверхности, как тот Эллис, что так ужасно себя вел прошлым вечером.
В тот миг, на том самом месте я решила отправить отцу вторую телеграмму, отменяющую первую. Я должна была это сделать, хотя знала, в какое бешенство это его приведет, потому что поняла вдруг, что Хэнк с самого начала был прав.
Эллису все это было нужно, и я хотела быть с ним, когда он найдет чудовище, собственными глазами увидеть, как он станет прежним. И, что было не менее важно, я не хотела, чтобы Хэнк оказался единственным, с кем будет связана память об этом славном дне.
Хэнк установил штатив и привернул на него камеру, пока Эллис расстилал одеяло и вытаскивал из сумки самые разные вещи: стаканы, бинокли, компасы, термометр, карты и журналы. Хотя я и не училась в колледже, мне все это показалось страшно научным.
Я устроилась на одеяле и стала смотреть на сверкающую поверхность озера. Если Хэнк не ошибался насчет его глубины, то у меня не получалось ее представить. Что, до его дна столько же, сколько до вершин холмов? Озеро стало таким глубоким, таким темным – и так быстро, что казалось неприступным, какой когда-то была стоявшая рядом крепость.
Эллис сверился с планом:
– Во-первых, записываем температуру озера. Потом берем пробу, чтобы выяснить, сколько на поверхности плавает торфа. Он влияет на видимость, и еще он скажет, насколько сильно подводное течение. Потом запишем состояние воды, погодные условия, скорость и направление ветра и так далее. Повторять будем каждый час.
– А между записями? – спросила я.
Хэнк оглянулся.
– Между записями будем осматривать поверхность озера и следить за волнениями. Если что-то увидишь, кричи: «Чудовище!». Мы установим его местоположение с помощью компаса, и я начну снимать. Вы, двое, будете все время за ним наблюдать, на случай, если я вдруг потеряю его в видоискателе.
У нас должно было быть три бинокля и три компаса, но одного компаса не хватало. Эллис отдал мне один из оставшихся, настояв на том, что им с Хэнком хватит одного на двоих.
Признавшись, наконец, что не умею им пользоваться, я ждала, что в ответ они скажут что-нибудь уничижительное или по меньшей мере закатят глаза. Вместо этого они помогли во всем разобраться.
– Это просто, – сказал Эллис, направляя мои руки. – Поворачиваешь, вот так, пока стрелка не укажет на север. Теперь проведи воображаемую прямую от делений на краю к тому объекту, на который смотришь, и прочти число рядом с ней. Вот, собственно, и все.
Я успешно установила положение кусочка песчаной полосы на противоположном берегу, по которому, как мы решили, проходила граница моей области наблюдения. Начинать я должна была там, потом двигаться влево – медленно, аккуратно, – прежде чем вернуться и слегка зайти за ориентир, чтобы немного перекрыть поле Эллиса. У Хэнка ограничений не было, что мне показалось очень смешным, но, поскольку они не стали смеяться надо мной за нехватку технических знаний, я воздержалась от шутки.
Через несколько минут после того, как мы приступили, мне показалось, что я что-то вижу, и я перевела бинокль обратно. Из воды торчало что-то круглое, оно ровно двигалось, оставляя за собой v-образный след.
– Чудовище! – крикнула я. – Чудовище!
– Где, Мэдди? Где? – спросил Эллис.
Я вскочила на ноги, изо всех сил указывая рукой:
– Вон! Вон там! Ты видишь?
– Посмотри по компасу! – крикнул Эллис.
– Не своди с него глаз! – велел Хэнк, бросая бинокль и устремляясь за камерой.
Он склонился к видоискателю, прикрыв его одной рукой, чтобы затенить.
– Я не могу одновременно! – в отчаянии сказала я. – Что мне делать?
– Ничего! Я его вижу! – крикнул Эллис. – Мэдди, не своди с него глаз. Черт, по-моему, мы его засекли!
Он вскочил и поднес компас к камере, чтобы Хэнк мог на него поглядывать, настраивая объектив.
– Семьдесят градусов, – направлял Хэнка Эллис. – Все еще семьдесят. Теперь чуть за семьюдесятью. Продолжает двигаться. Примерно семьдесят с четвертью.
– Поймал, – сказал Хэнк.
Он начал крутить ручку камеры – быстро, по крайней мере два оборота в секунду.
Я не сводила глаз с объекта в воде. Он перевернулся на спину, обнаружив усы и черный нос.
– О боже, – в крайнем разочаровании произнесла я. – Мне так жаль.
– Что такое? – спросил Хэнк, продолжая крутить ручку.
– Это выдра.
– Эллис? – подал голос Хэнк, продолжая снимать.
Эллис снова поднял бинокль. Потом опустил его и ответил:
– Она права. Это выдра.
Хэнк отпустил ручку и выпрямился. Посмотрел на воду из-под руки.
– Ну и что, – сказал он, садясь на камень. – И пусть. Зато мы знаем, что у Мэдди острый глаз.
Эллис записал происшествие в журнал наблюдений, Хэнк закурил, и они по очереди отпили из фляжки; я отказалась.
– Мне очень жаль, – сказала я, подняв тревогу из-за утки.
– Все в порядке, – с поддельной веселостью ответил Эллис. – Лучше устроить сто ложных тревог, чем пропустить настоящее появление.
Он тщательно все записал. Снова проверил состояние воды, и мы опять заступили на вахту.
– Мне правда жаль, прости, – сказала я после проплывшего мимо бревна.
– Ничего, – ответил Эллис. – Оно, наверное, действительно с такого расстояния немножко походило на чью-то спину.
Когда я извинилась после выпрыгнувшей из воды рыбы, Хэнк сказал:
– Эллис, может, тебе быстренько глянуть на то, что увидит Мэдди, прежде чем поднимать официальную тревогу?
– Не думаю, что это удачная мысль, – ответил Эллис, явно павший духом. – Потому что если это оно, то из-за задержки чудовище может успеть нырнуть. Поэтому отец и сделал всего три снимка.
Я уставилась ему в спину.
Он на самом деле верил отцу. Речь шла не только о том, чтобы исправить свою жизнь – речь шла о том, чтобы оправдать полковника. Как я могла настолько не понимать собственного мужа? Я села рядом с ним на одеяло, так близко, что мы соприкоснулись плечами.
Хэнк опустился возле нас и закурил.
– Все это очень хорошо, пока у нас не кончилась пленка, – пробормотал он. – Передай мне фляжку, будь добр.
Четыре с половиной часа спустя Хэнк выкурил одиннадцать сигарет, они с Эллисом прикончили третью фляжку, а я увидела прутик, двух плещущихся уток и вторую рыбу-прыгунью.