Свет! Свет. И черный нос, ткнувшийся мне в лицо. Мы продолжали рыть, пока не выбрались наружу.
Везунчик прыгал вокруг нас, виляя хвостом и норовя лизнуть меня в подбородок. Затем он погнался за Луной и Месяцем по заснеженной поляне. Дымок и Мамуся принялись облизывать друг друга. Ушастик запрыгнул мне на руки. Он улыбался.
Поляна стала чужой. Я больше не видел ручья, не видел валунов, на которых мне так нравилось сидеть ночью, любуясь звездами. Знакомые следы исчезли. Снег почти полностью завалил ветку с черепом, и только рога торчали наружу. Я заглянул в пустые глазницы черепа. Глазницы смотрели на меня.
Ушастик лизнул меня в руку и заскулил.
Оторвав взгляд от черепа, я наконец-то посмотрел на своего друга.
– Да, я знаю. Пора идти.
Вот так мы с псами оставили свой дом и направились обратно в Город.
Как всегда, люди в Городе куда-то спешили. Они сновали взад-вперед в своих куртках, оскальзываясь на оледенелом тротуаре. Шум Города больно отдавался у меня в ушах. Тут не слышалось пение птиц. Мне не хватало деревьев, не хватало простора. Высокие здания и полуразрушенные домики жались друг к другу. Я кашлял, зажимая нос, чтобы спастись от городской вони: выхлопов машин, запаха немытых волос, свалок, дыма, гниющих отходов.
Мы проходили мимо бомжей и беспризорников, просивших милостыню у дверей магазинов. Все они взирали на нас с изумлением.
Один из мальчишек крикнул:
– Эй! Ты что такое?
– Да я за километр его запах услышал.
Мы не останавливались. Не оглядывались по сторонам. Мои пальцы болезненно сжались на рукояти ножа в моем кармане.
Луна шла рядом со мной, остальные псы тоже далеко не отбегали.
Какая-то огромная худая собака, зарычав, преградила нам путь. Ее ребра выпирали из-под кожи. Она бросала нам вызов.
Дымок и Везунчик остановились передо мной, прищурились, зарычали. Я достал нож, тоже прищурился, оскалился. С моих губ слетело рычание.
Собака удивленно моргнула. Она посмотрела на Везунчика, потом на меня. Я еще раз зарычал. Собака поджала хвост и отступила.
Я погладил Дымка и Везунчика по бокам. Они лизнули меня в руку и завиляли хвостами.
А потом мы продолжили наш путь к станции метро «Сокольники».
Вначале я так увлекся изучением помойки рядом с метро, что не заметил, как удивляются моему появлению люди.
– Тут должно быть больше, – бормотал я. – Эх, вот бы мне подрасти еще чуток.
– А это еще что такое?
Услышав эти слова, я высунул голову из мусорного бака, чтобы посмотреть, чем так потрясены прохожие.
На меня смотрели две женщины. Их глаза расширились от изумления.
– Похоже на ребенка. – Женщина прижала носовой платок к носу и рту.
– Ребенок так пахнуть не может. Человек вообще так пахнуть не может. Похож на черта!
– Я мальчик! – Мой голос звучал хрипло, ведь я давно не разговаривал.
Их глаза расширились еще больше.
Я вытянул руку, прося милостыню.
– Я всего лишь мальчик. – На этот раз голос звучал звонче. – И я хочу есть.
Везунчик с надеждой завилял хвостом, Ушастик попытался встать на задние лапы, но у него ничего не получилось.
Женщины, прижимая к груди сумки, попятились.
Их слова звенели у меня в ушах, пока я искал нам обед. «Ребенок так пахнуть не может. Человек вообще так пахнуть не может. Похож на черта!»
Я понюхал свою одежду и кожу. Я пах собаками, землей и деревьями.
– Мне нравится мой запах, – сказал я Луне и Месяцу.
И все же люди, выходившие из метро, зажимали носы и смотрели на меня с отвращением. Никто не хотел дать мне мелочи, чтобы я купил себе чего-нибудь поесть.
Тем вечером, когда в метро воцарилась тишина, я прокрался в туалет, чтобы попить воды. Увидев чудовище, уставившееся на меня из‑за умывальников, я чуть было не пустился наутек.
Я оскалился. Чудовище оскалилось.
Я угрожающе прищурился. Оно угрожающе прищурилось.
– Что ты такое? – спросил я.
Его губы задвигались.
Охнув, я коснулся своего лица. Оно коснулось своего лица.
Я подошел поближе и кончиками пальцев дотронулся до холодного зеркала.
– Ты – это я, – прошептал я.
Не мамочкин малыш Мишка смотрел на меня. Не мальчик, который спал рядом с мамой и прятался от всех бед в шкафу. Не мышонок, который в ужасе бежал от мальчишек в черных куртках, увешанных цепями.
Мальчик, который смотрел на меня из зеркала, спал в норе у корней дерева, бегал по лесу, свободный, как олень, валялся в грязи, как свиньи, наслаждался сладковатым ароматом падали, носил с собой дубинку, убил огромного кабана и выл на луну вместе со своей семьей.
Это был Мальчик Дымка. Его отважный Мальчик.
Я улыбнулся.
– И все же нам нужно есть, – сказал я своему отражению.
Я снял всю одежду и принялся мыться. Вода стала черной, а моя кожа – розовой. Шрам на ноге, оставшийся после укуса кабана, был багровым.
Одежда сильно обтрепалась, что есть, то есть.
– Нужно найти тетенек из церкви и раздобыть новую одежду, – сказал я мальчику в зеркале.
Одежда, еда, теплое местечко для ночлега. Все это понадобится нам, чтобы пережить еще одну зиму.
– А потом мы все вернемся в лес. – В моей голове зрел план. – У тетенек из церкви нужно взять одежду. Чем больше вокруг будет народу, тем больше будет денег. И еды.
Я оделся, с трудом натянул ботинки и достал из кармана нож. Вытряхнув из волос листья и мелкие ветки, я схватился за грязный локон, падавший мне на глаза, и провел по нему лезвием. Космы падали к моим ногам одна за другой.
– А чтобы нам было тепло, мы вновь будем кататься на электричках, – сказал я, глядя в зеленые глаза в зеркале.
Эти глаза не принадлежали ни демону, ни чудовищу, ни мамочкиному медвежонку Мишке. Это были настороженные глаза Мальчика.
Глава 39
Возвращение Рудика
– О Господи! – воскликнула тетенька из церкви, осматривая меня с ног до головы.
Я не отвел взгляд. Опустив ладонь на плечо Дымку, я уставился тетеньке из церкви прямо в глаза.
– Мне нужна одежда.
Тетенька из церкви нахмурилась. Что-то всплыло из глубин моей памяти.
– Пожалуйста, – добавил я.
Тетенька из церкви покачала головой.
– По-моему, тебе нужна не только одежда. – Она протянула руку, собираясь дотронуться до моих волос.
Я отпрянул. Дымок зарычал.
Тетенька из церкви перевела взгляд с меня на пса и провела кончиком языка по губам.
– Послушай, малыш, я не хочу тебе зла. Но если тебе нужна моя помощь, тебе стоит отозвать свою собаку.
– Отойди, – сказал я Дымку.
Проворчав что-то в ответ, он отошел на пару шагов.
– Тебе бы точно не повредили ванна и стрижка…
Я покачал головой.
– Нет. Только одежда и обувь.
Тетенька из церкви вздохнула.
– Подожди.
Она принялась рыться в больших картонных коробках, набитых одеждой, обувью и одеялами. Другие дети примеряли свои обновки, кто-то пришел сюда только за одеялами. Некоторые шли за тетеньками из церкви в их длинный белый фургон.
Вскоре в этих коробках ничего не останется. Я знал, что тетеньки из церкви оставят коробки тут, чтобы дети могли в них спать, но коробка не казалась мне пристойным домом по сравнению с нашей чудесной норой у корней большого дерева.
– Вот, возьми.
Я сморгнул.
– Посмотри, не подойдет ли это тебе. Вряд ли у меня есть что-то поменьше.
– Я уже не маленький! – нахмурился я.
Маленький мальчик не смог бы убить гигантского кабана одним ударом.
Тень улыбки заиграла на губах тетеньки из церкви.
– Понятно, – сказала она.
Я надел новую-старую одежду и потрепанные ботинки, на голову натянул шапку, скрывавшую неровно подстриженные волосы. Теперь я выглядел так же, как и все беспризорники. Я опять стал невидимым.
Той долгой снежной зимой мы вновь ездили на поездах. Обычно мы садились в последний вагон. На поворотах его заносило, и мы слышали, как постукивают его колеса. Ночью мало кто садился в последний вагон, и потому он оказывался в нашем распоряжении. Но даже если кто-то и ехал с нами, никому не было дела до мальчика и его стаи. А мне не было дела до людей, они были нужны мне лишь для того, чтобы я мог собирать еду в мусорных баках. Люди хотели мне навредить. Люди обманывали и предавали. А псы всегда были рядом.
Луна и Месяц придумали новую игру с поездами. Они ждали на платформе до последнего момента, а потом врывались в вагон, когда дверь уже закрывалась. Если тебе прищемило дверью хвост – ты проиграл. Мамуся наблюдала за их игрищами с нарастающим беспокойством и раздражением. Ушастик с удовольствием поучаствовал бы в веселье, но его хромота не проходила. Везунчик, конечно, не мог не присоединиться к игре. Дымок просто наблюдал за происходящим. Я, затаив дыхание, смотрел, как они веселятся, и хлопал в ладоши всякий раз, когда псы влетали в вагон – в целости и сохранности.
