– Напра-аво!
– В нашем сердце лишь ненависть горит…
– Нале-ево!
– Но в Испании родиной любимой…
– На месте шагом марш!
– Стал для нас героический Мадрид!
– Левое плечо впе-еред!
Сакси наступил Сабине на пятку, она обернулась.
– Ой-ой, больно же!
Тут Сабина споткнулась и сама и наступила на пятку Патриции, та полетела вперед, стройные колонны рассыпались.
– Наши братья идут на баррикады…
– Ой-ой-ой!
– Нале-ево!
– Мы с бойцами Республики слились!
Андреас, задыхаясь от смеха, налетел на меня сзади.
– В бой, Интернациональная бригада, солидарность рабочих – наш девиз!
– Чертовы штаны! – шипел Сакси, то и дело подтягивая сползающие техасы.
– На это невозможно смотреть! – надрывалась от крика фрау Тиль с другого конца двора. – Хорошо, что генерал-майор вас не видит, иначе бы совсем расхворался!
Спотыкаясь, мы брели по двору уже без песенного сопровождения. Франк бормотал команды, на которые никто не обращал внимания. Фрау Тиль подбежала к нам и засуетилась вокруг, взмахивая толстыми руками.
– Запевайте снова! Тогда и идти будете в ногу, и энтузиазм появится! А то на вас смотреть противно! Давайте-ка «Интернационал»! Вечно вам все разжевывать приходится!
Запыхавшаяся и вспотевшая, фрау Тиль направилась к школе, чтобы передохнуть, но держать нас в поле зрения.
– Ох, чтоб тебя… – раздраженно вздохнул ей вслед Андреас.
– Можно «Оду к радости» спеть, – предложила я.
Бетховенскую Девятую симфонию мы как раз проходили на музыке, и текст знали все.
– Ага, давайте! – радостно ухватился за эту идею Сакси. – Хоть разок что-нибудь другое! Что-нибудь неполитическое!
Мы построились и замаршировали.
Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм.
– Напра-аво!
Ты сближаешь без усилья
Всех разрозненных враждой,
Там, где ты раскинешь крылья,
Люди – братья меж собой.
– Нале-ево!
– Что я слышу?! – схватилась за голову фрау Тиль и заторопилась к нам.
В этот момент из школы вышла фрау Крёгер и озадаченно уставилась на наше «войско».
Кто сберег в житейской вьюге
Дружбу друга своего,
Верен был своей подруге —
Влейся в наше торжество!
– Левое плечо впе-еред!
– Это же не маршевая песня! – крикнула фрау Тиль и оглянулась на фрау Крёгер.
Франк нарочно подавал команды, уводившие роту от толстухи. Догнать нас ей было бы трудно.
Кто презрел в земной юдоли
Теплоту душевных уз,
Тот в слезах, по доброй воле,
Пусть покинет наш союз!
– На месте ша-агом марш!
Фрау Крёгер решительно зашагала через школьный двор. Сакси пихнул меня в бок.
– Она смеялась. Я точно видел. Прямо давилась от смеха!
Фрау Тиль все-таки нагнала нас и скомандовала:
– На месте шагом марш!
Сакси распевал дальше:
Мать-природа всё живое
Соком радости поит,
Всем дает своей рукою
Долю счастья без обид.
– Замолчи, Йенс Блум! – взвизгнула классная. – И это называется боевой резерв нашей партии?! Да уж, просто руками развести. Бетховена петь – надо ж до такого додуматься!
– А что тако-о-ого? Ну хоть разо-о-ок что-нибудь другое, неполити…
Теперь уже я пихнула его в бок.
– «Хоть разок что-нибудь другое»! Нет, вы меня точно с ума сведете!
– Шагом марш! – крикнул Франк.
Вместе с фрау Тиль мы зашагали дальше. Не выдержав темпа, она споткнулась, схватилась за Сюзанну, та завизжала.
– Франк, все, хватит! Строевая подготовка закончена!
Фрау Тиль снова замахала руками, как наседка, сгоняющая цыплят.
– Возвращайтесь в школу, немедленно! И замолчите наконец!
Но мы заливались дальше.
– Замолчите! Вы что, не слышите?!
Старший по роте Франк продудел:
– Как светила по орбите…
Фрау Тиль резко обернулась:
– Кто это был?
– Как герой на смертный бой…
Голова фрау Тиль вернулась в прежнее положение.
– Вы получаете «неудовлетворительно» по обществоведению, все! И пусть вам будет очень, очень стыдно!
Раз уж мы все схлопотали по неуду, перестать петь было бы просто глупо. И мы грянули дальше:
Братья, в путь идите свой,
Смело, с радостью идите![45]
Естественно, как только генерал-майор вернулся после болезни, фрау Тиль обо всем ему доложила. На следующей военной подготовке он встал у доски и резким тоном принялся нас отчитывать. Фамилия «Картон» удивительно ему шла – толстому и в то же время угловатому, как большая картонная коробка.
Сначала он велел нам никогда, никогда больше не насмехаться над военными достижениями нашей доблестной армии в форме неподобающих песен, а потом стал вызывать одного за другим к доске. И на каждом отводил душу по полной. Сначала требовал перечислить все воинские звания: фельдфебель, лейтенант, гаупт, майор, оберст, генерал армии, адмирал флота.
Потом начал задавать вопросы: какие страны входят в Варшавский договор? Какие – в НАТО? В каких странах Африки строят социализм? И все нужно было показывать на карте.
Андреас притворился, будто не может найти Кубу. При том что по географии он был в классе первым. Чтобы позлить Картона, поводил указкой по Южной Америке, потом по Андам и в конце концов уперся в Патагонию. Кто-то захихикал.
– Что за чушь, это же Магелланов пролив!
– Да-а?! – Андреас притворился удивленным.
– Вы что, не знаете, где расположена братская социалистическая Куба? – прорычал Картон.
– Я не уверен.
– Куба находится прямо под носом у классового врага!
Андреас не шевельнулся.
– Покажите нам Соединенные Штаты Америки!
Андреас помахал указкой и ткнул ею в Срединно-Атлантический хребет. Весь класс уставился на карту. Но в этом месте не было ничего, кроме голубого цвета, обозначающего воду. А под ней – огромный горный массив, как нам рассказывали на географии.
Лысина Картона налилась красным. Он выбежал из класса и вскоре вернулся вместе с фрау Тиль.
Наша классная театрально развела толстыми бледными руками:
– Это опять ты, Андреас Кушвиц? Почему-то я ничуть не удивлена.
Генерал-майор принял стойку «смирно» и заорал поверх наших голов:
– Комсомолец Кушвиц! Поскольку на военной подготовке оценки не предусмотрены, за неподобающее поведение и слабые знания вы получаете «неудовлетворительно» по обществоведению!
Андреас пожал плечами и сел на место.
Сакси нагнулся ко мне и прошептал:
– Я отличный анекдот знаю, Картону понравилось бы. Приходит один мужик домой и видит: в гостиной танк стоит. «О, вот так сюрприз! – кричит. – Гости приехали!»
* * *
Мне снова лучше. Я не хотела плыть дальше, это был кризис, но сейчас всё уже позади.
Знаю по тренировкам: когда силы на исходе, человек часто ведет себя неадекватно. Чаще всего такое бывало незадолго до финиша, но никакой катастрофы не происходило – слабость была позволительна. Ведь я знала, что скоро коснусь бортика, схвачусь за разделительные поплавки, а мышцы отойдут от нагрузок под теплым душем…
А сейчас я не знаю, сколько времени еще нам плыть, сколько метров перед нами. Вся эта затея – полное сумасшествие! Натренироваться на такое невозможно.
Но так или иначе, я снова владею собой. Андреас молодец, был рядом и не дал раскиснуть!
Боль в икре, на подходе – судорога. Когда она начнется, надо лечь на спину и не паниковать. Лучше всего представлять, что я в бассейне, бортик в надежной близости. Главное – не бояться, ведь и без того трудно. Мысленно читать стихи, избавляться от судороги, напрягая и расслабляя мышцы, и не думать о том, что под тобой Ничто.
Во рту – отвратительный вкус соленой воды. Идиотские очки пропускают воду, глаза горят, почти ничего не вижу.
Если бы только мальчик сказал хоть слово своему отцу!
Если бы отец хоть раз посмотрел на сына и заметил, как он нам машет.
Тогда мы были бы сейчас на пароме, в безопасности…
А вместо этого мы все еще здесь! В открытом море!
Вода все холоднее, по ощущениям – градусов четырнадцать.
Какой-то звук под водой: он идет издалека, какой-то титанический гул.
Винт корабля? Когда я поднимаю голову для вдоха, над водой – тишина, когда погружаюсь в воду, слышу этот гул. Снова, и снова, и снова…
На море оживленное движение, но близко к нам никто не подходит.
Чертовы ласты! Их края врезаются в ноги, колготки давно пошли клочьями, теперь на очереди – кожа. А вода соленая. Не думать, не думать об этом!
Андреас ругается. Он плывет совсем близко, иногда задевает меня рукой, движения плохо скоординированы. Он движется все медленнее, зато ругается все чаще. Ему бы поберечь силы, сконцентрироваться на плавании. У меня нет сил, чтобы остановиться и сказать ему об этом.
