– Ровно двадцать марок!
«Близняшки» в ужасе переглянулись и принялись рыться в карманах. Потом протянули две купюры по десять марок.
– Вы его пополам разрежете или что-о-о? А то, может, по очереди любоваться будете, одну неделю одна, другую – другая?
Девчонки непонимающе уставились на Сакси, потом еще пошептались, забрали постер и быстро ушли.
– Какая тебе разница, что они с ним делать будут! И шуточки свои заканчивай, не отпугивай клиентуру! – разозлился Андреас.
Я поглядывала, что делается на молу. Если нагрянет полиция, придется немедленно сматывать удочки.
Какой-то прыщавый парнишка купил за пятнашку постер с Джорджем Майклом. Быстро ушли и постеры с Мадонной и Принцем. А за Стинга Андреас выторговал целых двадцать пять марок, потому что на обороте была еще и Дженнифер Раш.
Дама возраста примерно моей мамы купила часть «Звездного пазла» – коленку Дона Джонсона.
– Вы что ее, на стенку повесите, да-а-а?
Дама вежливо кивнула, положила на камень семь марок и ушла, все время озираясь.
Андреас ткнул Сакси локтем в бок.
– Язык придержать не мог?
– Нет, ну а что-о-о? Это же ваще идиотизм полный – коленку на стенку вешать!
– Может, у нее остальные части уже есть, – возразил Андреас.
– Придумал, придумал! – крикнул Сакси. – Сфоткаем мою коленку, а всем скажем, что она Брюса Спрингстина! Кучу денег сможем заработать.
– Не-е, ничего не выйдет, – сказала я. – Твоя слишком тощая. И грязная.
– Ну и что-о-о? У Брюса Спрингстина тоже коленки грязные бывают, он же прыгает по сцене!
– Обалдеть, – вдруг сказал Андреас, листавший «Браво».
Саксина рыжая голова тут же повернулась к нему:
– Где? Чего?
– Обалдеть, – повторил Андреас и углубился в журнал.
Сакси подвинулся к нему, посмотрел через плечо, и брови у него поползли вверх.
– Ваще обалдеть!
– Да что такое? – спросила я.
– Concert for Berlin, – прочел вслух Сакси. – Концерт для Берлина. На следующих выходных. Дэвид Боуи, Genesis, Eurythmics.
– С ума сойти!
– Будут играть перед Рейхстагом! Их и в Восточном Берлине будет слышно! – восторженно проорал Сакси мне в ухо, будто я глухая.
– Этот выпуск мы пока продавать не будем, – решил Андреас.
У нас почти все уже разошлось, оставались только рекламные проспекты.
Их взял оптом за пять марок какой-то мужчина.
– Вы где живете? – поинтересовался он.
– В Ростоке, – ответил Андреас.
– Адрес?
Андреас сказал ему адрес воображалы Сабины из высотного Штази-дома.
– А ты из какого района? – он смотрел мне прямо в лицо.
– Из Диркова. Аллея строителей, 798.
Номер дома я, конечно, выдумала. Аллея строителей длинная, но не настолько.
– А я з Гриммы, – прогундосил Сакси густым саксонским выговором. – Эдо ф Загзонии.
Мужчина что-то пометил в блокноте и перешел к следующему прилавку.
В электричке на пути домой мы еще раз прочитали статью про концерт.
Сакси, как всегда, принялся ныть:
– Ну почему тем, кто на Западе, всегда так везет?! И почему Eurythmics не могут хоть разочек к нам приехать?!
– Можешь ждать хоть до посинения, – Андреас мрачно смотрел в окно. – С какого перепугу им сюда ехать?
Для поднятия настроения мы принялись пересчитывать выручку. Заработать удалось двести шестьдесят одну марку тридцать пфеннигов. Каждому по восемьдесят семь марок десять пфеннигов.
– Ого-о-о!.. – выдохнул Сакси. – Что делать с ними будем?
– Купим в «Деликатеске»[48] западный шоколад, – предложила я.
– Да ну, это тупо.
На следующей остановке в вагон вошла женщина с рыдающим ребенком и села наискосок от нас
– А поехали в Берлин! – Андреас хлопнул Сакси по плечу. – Что скажешь, старик?
– А что мы там забыли?
– Так на концерт же, балда!
– А можно?
Андреас наклонился к нам и зашептал:
– В субботу после школы просто сядем в поезд. Успеем точно к Дэвиду Боуи.
– У меня денег нет, – попытался отвертеться Сакси.
– Ничего получше не мог придумать? – рассмеялась я. – Вот же у тебя – восемьдесят семь марок десять пфеннигов.
Сакси обиженно показал мне язык.
– Да ничего мы не увидим, там же Cтена!
Женщина с ребенком странно на нас посматривала. На улице уже темнело.
– Зато услышим, – возразила я. – А посмотреть можно по западному телику в «Формуле Один»[49].
– Я поеду, только если можно будет их увидеть!
– Да ладно, признайся, что просто трусишь, заяц саксонский!
Не слушая Саксиных причитаний, Андреас повернулся ко мне.
– А в воскресенье пойдем Eurythmics слушать!
– Точно!
Сакси заерзал на сиденье.
– А спать где?
– Можно в парке, ночью не холодно. Возьмем с собой спальники, и всё!
– Это наверняка запрещено. И нас арестуют. Стопудово арестуют! Или ограбят. Про это недавно по телику рассказывали.
– У меня родственники в Берлине, можно переночевать у них.
Андреас и Сакси уставились на меня.
– Правда?
– Ага. Тетя Эльке и дядя Юрген. Только мы с ними довольно давно не виделись.
– Довольно давно – это сколько?
– Лет пять… кажется. Последний раз – на похоронах дяди Вольфганга.
Сакси скорчил рожу.
– Думаешь, они тебя еще помнят?
– Конечно! Мы же родственники.
Вернувшись домой, я открыла ящик письменного стола и достала мамину записную книжечку со всеми адресами. Дядя Юрген тоже там был. Димитров-штрассе, 16, Пренцлауэр-Берг, Берлин. Город мира и дружбы между народами.
Вечером я рассказала маме, сколько денег мы выручили в Варнемюнде. Она помолчала, а потом задумчиво сказала, не бросить ли ей работу на рыбном комбинате и вместо этого пойти торговать всякой ерундой на черном рынке.
* * *
– Да что за жопа! – Андреас хватает себя за шею, ощупывает костюм. – Что за жопа! Да как же это!
– Что такое?
– Сверху вода заливается, она, черт, холодная!
Подплываю к нему, снимаю очки, смотрю… и не верю своим глазам!
Неопреновый костюм Андреаса надорван от шеи до груди.
– Когда это случилось?
– Только что. Да что ж это?! Что делать-то теперь?
– Доставай липкую ленту.
Андреас кивает, переворачивается на спину, сдвигает сумку на живот и открывает ее. Достает ленту и нож.
– Она водонепроницаемая.
У нас получится! Должно получиться!
Я отматываю кусок липкой ленты, пытаюсь отрезать ее ножом. Балансирую в воде, двигая ногами, чтобы сохранить равновесие и ненароком не окунуть ленту в воду. Но все это совершенно зря – Андреасов костюм все равно мокрый насквозь, и то место, которое я хочу залепить, – тоже.
– Отмотай еще. Да что ж за гадство! При каждом движении вода заливается.
Андреас быстро дышит.
– На буе было бы легче, – бормочет он.
Я отрываю надрезанную ленту, хотя не верю, что она как-то поможет.
– Вот сволочь проклятая, до самых ног дотекает. Я и не думал, что неопрен так хорошо изолирует.
– Подплыви поближе, – прошу я. Андреас подгребает ко мне.
Прижимаю ленту к разрыву на неопрене, так плотно, как только могу, и держу так некоторое время. К некоторым местам она прилипла, к другим нет. Там я приклеиваю следующий слой.
Вся конструкция не внушает особого доверия. Пара гребков – и лента отклеится.
Лицо Андреаса как-то странно блестит.
– Ну что? Получается?
Я молча киваю. А что сказать? Без изоляции от воды Андреас не протянет и часа. Что делать? Плыть обратно к бую? Но мы ни за что его не найдем. Оглядываюсь, будто откуда-то может подойти помощь.
Но вокруг ничего. И никого…
Внутри все сжимается.
Ободри его! Просто ободри, – это самое меньшее, что можно сделать. И притворись, что сама веришь в то, что говоришь.
Но говорить я едва могу. Запинаясь, выдавливаю:
– Вода под костюмом наверняка согреется.
Андреас кивает.
– Термоэффект. Проходили когда-то по физике. – Он делает несколько гребков, смотрит на горизонт. – В школе-то я его не понял. А тут вот дошло.
У меня ломит шею, в левом ухе вода.
– Мне так холодно, – тихо говорит Андреас. Не могу смотреть ему в глаза. Что же мне делать? Я не могу его согреть. Я вообще ничего не могу!
Андреас закрывает глаза, слегка откидывается назад, ощупывает живот. Потом снова открывает глаза и облегченно кивает.
– Что ты делаешь?
– Отстегнул свинцовый пояс. Он сильно тянул вниз. И к черту баланс!
Андреас глубоко вздыхает, ложится на спину, покачивается на волнах.
Но нам надо двигаться дальше.
Как только мог этот чертов костюм так легко порваться? Он же с Запада!
Без термоизоляции Андреас долго не протянет. В воде потери тепла в разы больше, чем на воздухе, нужно тратить много энергии, чтобы сохранять тепло. А плыть достаточно быстро он точно не сможет. И зачем только на физике я все это запомнила? Не хочу больше ничего этого знать.
Андреас должен продержаться. Он должен!
Неважно как. Пусть отвлекает себя песнями или воспоминаниями. Пусть вспоминает что-то хорошее. Или думает о нашей будущей жизни на Западе.
