Вскоре после попытки побега мы с отцом встретились в коридоре, и вместо того чтобы пройти мимо, буркнув что-то себе под нос, он остановился. Его взгляд пробежал по мне сверху донизу, потом поднялся обратно, надолго, из-за чего мне стало неловко, остановившись на моих бедрах и груди. Отец нахмурился.
– Сколько тебе? – спросил он.
– В следующем месяце будет пятнадцать, – ответила я.
– Ты похожа, черт возьми, на мальчишку. Где твоя мать?
– По-моему, в гостиной.
Он отодвинул меня и понесся прочь, взревев:
– Вивиан? Где ты? Вивиан!
Когда он с такой силой захлопнул за собой дверь гостиной, что затряслись стены, я поняла, что сейчас случится что-то необыкновенное. Наша домоправительница, миссис Хаффман, стояла в другом конце коридора, вытаращив глаза и зажав рукой рот. Мы переглянулись, безмолвно уговорившись подслушать. Она подкралась к двери следом за мной.
Всегдашних средств ведения войны не было: ни хладнокровных, но саркастических намеков, ни тщательно отточенных издевок, и уж точно не было сокрушительного молчания. Первым залпом отца был рев, а мать в ответ истерически зарыдала.
Я ждала, что она в любой момент выскочит, прижав к лицу платок, но вместо этого ее плач превратился в яростный визг, прерываемый звоном и треском. На высшей ноте звериного вопля послышался самый оглушительный грохот: казалось, сквозь потолок рухнул бильярдный стол. Мы с миссис Хаффман в ужасе переглянулись, но, поскольку битва продолжалась, похоже было, что никого не убили.
Он: Ей недостаточно было погубить его репутацию, сбежав с чужим мужем? Неужели она так глубоко его ненавидит, что теперь вознамерилась погубить здоровье его единственного ребенка?
Она: Она просто заботилась о моих интересах, потому что ему-то точно было все равно. Ему было так же наплевать на меня, как и на нее, он никогда ее не любил, ему нужны были только деньги. Разве она виновата, что муж из него был никакой? Что плохого в желании, чтобы тебя любили?
Он: Какие деньги? Если она настолько глупа, что полагает, будто доходы стоят того, чтобы выносить ее выходки, она слишком много о себе возомнила. Весь основной капитал не стоит пытки быть на ней женатым.
Затем последовала оглушительная какофония, когда они пытались друг друга перекричать. В конце концов отец потребовал тишины таким неожиданным и пугающим тоном, что получил то, чего хотел.
Когда он снова заговорил, в его голосе бурлили решимость и тихая ярость.
Возможно, он и обречен, сказал он, но я – нет, а раз уж я, судя по всему, останусь его единственным ребенком, он не станет праздно наблюдать, как мать пытается заморить меня голодом. Я немедленно, завтра, отправлюсь в пансион, как только он все устроит.
Дверь открылась так внезапно, что нам с миссис Хаффман пришлось прижаться к стене, чтобы не столкнуться с моей матерью, промчавшейся мимо с красным перекошенным лицом. В руках она сжимала платок.
Отец появился через долю секунды, глаза у него были выкачены, лоб блестел. Увидев меня, он остановился, и на жуткое мгновение мне показалось, что он сейчас меня ударит.
Он повернулся к миссис Хаффман.
– Уложите вещи Мэдилейн. Все, – сказал он, потом развернулся на каблуках и проследовал в свой кабинет.
Когда он захлопнул дверь, где-то наверху захлопнулась другая, с еще большей силой.
Мы с миссис Хаффман осторожно заглянули в гостиную.
Она походила на поле боя. Все вазы были разбиты, рамки с фотографиями тоже. Антикварный столик лежал на боку, у него недоставало ножки, но самое поразительное – были опрокинуты большие стоячие часы, их футляр треснул, вокруг лежали щепки, осколки стекла, пружины, катушки и винтики.
Пока я осматривала разрушения, во мне росло неизмеримое волнение, больше всего, из того, что мне довелось пережить, похожее на восторг. Если никто ничего не уладит, я и в самом деле могу выбраться отсюда, возможно, даже сохранив нос и лобные доли мозга в неприкосновенности. Я впервые решила не подниматься к матери и молилась – на самом деле молилась, – чтобы ни один из родителей не уступил.
Я выбралась. Четыре дня спустя. Но прежде нашла мать под холодной водой в ванне. Ее волосы всплыли вокруг нее, как у Офелии, а возле ее переброшенной через край ванны руки лежал пустой пузырек таблеток от нервов.
Я сломалась и поднялась к ней меньше чем через час после скандала. Она поставила на то, что я приду раньше.
Надо мной, рывком выведя меня из задумчивости, строем пронеслись самолеты. Мэг говорила, что это «наши ребята» все время летают в округе и что бояться нечего, если не завыла сирена. Тем не менее нервы мои окончательно расстроились.
Я добрела до поля с белыми пони, и они снова подошли к изгороди, посмотреть, нет ли у меня чего-нибудь для них. Я развернула сэндвич и предложила им кусочек корки, но они с отвращением запрокинули головы. Осознав, что пыталась накормить их мясным сэндвичем, я беспомощно заизвинялась, а потом съела корку сама. Мгновение спустя я заглотала сэндвич целиком.
Когда я проходила мимо кладбища, над головой появилась одинокая ворона. Она кружила и каркала, словно горевала о своем. А еще она будто следовала за мной. Она точно по-прежнему была у меня над головой, когда я дошла до Покрова и нырнула на лесную тропинку, просто чтобы избавиться от вороны. Далеко я уйти не успела, до меня дошло, что я веду себя глупо, и я остановилась, чтобы осмотреться.
Деревья и кусты росли густо, под ногами хлюпала коричневая грязь. Отовсюду слышался звук струящейся воды, и, хотя листьев на ветвях не было, все переливалось красками, ярко зеленело: мох стелился по земле и упавшим стволам, свисал кружевной путаницей с ветвей.
Земля под деревьями была окроплена дивной красоты мухоморами. Крохотные, похожие на кубки, снаружи они были неброского бурого цвета, но внутри горели самым ярким алым, что я видела. Я сорвала несколько мухоморов и рассовала их по карманам. В одном кармане обнаружился компас. Я едва удержалась, чтобы не швырнуть его в чащу.
Вскоре я добралась до быстрой речки и пошла по тропинке вдоль нее. Когда она резко свернула вправо, я поняла, что, если присесть или наклониться, увижу между деревьями озеро.
Чтобы подойти к нему ближе, мне нужно было пересечь ручей, впадавший в реку. В нем на подходящем расстоянии друг от друга лежали камни, но я представила, как поскользнусь, сломаю лодыжку, и меня найдут только через несколько дней, что было вполне возможно, если похмелье Хэнка и Эллиса продлится больше суток, или, опохмеляясь, они уйдут в новый загул.
Мысль о том, что меня не найдут, превратилась в бешеную панику, когда, сорок минут проплутав в поисках выхода из леса, я поняла, что хожу кругами.
Я меняла направление. Шла другой тропинкой. Возвращалась к озеру и пыталась с помощью компаса определить, где деревня, но тропинки были безнадежно кривыми, а рек оказалось несколько. Я чувствовала себя одинокой Гретель, а крошки разбрасывать было уже поздно: я ведь их съела.
Может быть, мистер Росс или Мэг заметят, если я не появлюсь за ужином, или решат, что я отсыпаюсь, как Эллис и Хэнк. Даже если они поймут, что меня нет, они знать не будут, где меня искать.
Что за дурак беспечно заходит в лес?
Я уже готова была сесть на бревно и заплакать, когда увидела за деревьями на другой стороне реки женщину, стоявшую на коленях. Она стирала рубашку, кажется, запачканную ржавчиной, терла ее о большой стоячий камень. Голову женщины покрывал платок, одета она была старомодно: в длинную зеленую юбку из грубой ткани, фартук и поношенные коричневые ботинки, поднимавшиеся выше щиколоток.
– Простите! Эй! – крикнула я, пробираясь вперед.
Она перестала тереть и посмотрела на меня. В глазах ее блестели слезы, когда она моргнула, слеза капнула в реку. Губы ее были полуоткрыты, за ними виднелся торчащий зуб. Из-за всего этого я вздрогнула и на мгновение остановилась, но вскоре заковыляла по вьющейся тропинке, хватаясь руками за стволы, чтобы подобраться к ней поближе.
– Мэм? Простите! Извините, что мешаю вам, но вы не могли бы мне сказать…
Мой голос пресекся, когда я обогнула поворот тропинки, после которого должна была оказаться точно напротив женщины. Ее там не было.
Я быстро осмотрела берег, убедившись при виде камня приметной формы, что именно тут она и стояла. В отчаянии я оглянулась, прислушиваясь, не слышно ли шума шагов или треска веток. Женщины и след простыл, хотя я не могла понять, куда она подевалась, или что я сделала, чтобы заставить ее сбежать. Казалось, она просто исчезла.
– Пожалуйста, вернитесь! – закричала я, но ответом мне был только гул воды и карканье вороны, по-прежнему кружившей где-то над головой.
– Я заблудилась! Прошу вас! – крикнула я в последний раз, прежде чем упасть на колени и заплакать.
Я просидела так минут десять, всхлипывая, как дитя.
В конце концов я взяла себя в руки. Встала, вытерла лицо тыльной стороной перчаток, отряхнула пальто, испачкавшееся, пока я стояла на коленях. Потом поправила шарф и поплелась вперед, опираясь на зонтик, как на трость.
