Она вкладывает в мою липкую ладошку две таблетки, и я запиваю их диетической колой. Хизер всучивает мне еще пару дорогих тюбиков, отбирает газировку, открывает «Эвиан» и нежно командует:
– Прополощи и выплюнь, шалава.
Побывавшая во рту вода похожа на розовый лимонад.
Хизер поочередно стучит ноготком с корейским маникюром по каждому тюбику и перечисляет:
– Антисептик… Блеск для зубов… Восстановитель эмали…
Я трясу головой и строю гримасу непослушания, жертвой которой становятся миллионы папаш по всему миру, когда приходит время собирать игрушки.
– У меня от этого дерьма десны болят. – Я подбавляю жалости в голос, упустив из виду, что Фаулер ежедневно втыкает в детишек шприцы. Мои жалобы ей – как слону дробина.
– Ты блевать ходишь, как на работу, для зубов это очень вредно, – поучает она, подталкивая ко мне первый тюбик. – Нет, серьезно, ты хоть знаешь, до чего эта гадость кислотная?
«Как ты не понимаешь, черт возьми?!» – сквозит в ее тоне.
Булимия дает сбой в девяноста двух случаях из ста, но все и без статистики знают, что это ненадежно.
Гарнитура сигналит, и мой больной, кровоточащий рот говорит:
– Брекенридж, оставайтесь на линии.
Я глотаю еще один «Перкосет» и жалобно добавляю:
– Но они правда очень болят. Как… очень.
Медсестра Фаулер коварно ухмыляется.
– Миранда, рот – это все равно что вагина, только на лице. – Она берет первый тюбик и отвинчивает пластиковый колпачок.
Я кривлю губы, задевая больные, кровоточащие десны.
– Даже корона из платины с бриллиантами тебе не поможет. – Она выдавливает на палец жемчужную каплю и сует ее мне под нос, так что букет из лака и антисептика заползает в ноздри раньше, чем я успеваю вдохнуть. – Потому что щербатая окровавленная вагина никому не понравится, как ее ни украшай.
Я снова дуюсь – в этот раз по-настоящему.
Медсестра Хизер Фаулер, мой суперконсультант и Самая Лучшая Подруга, тянется к моей дрожащей губе, требует: «Улыбнись, стерва» – и вставляет жгучий палец мне за щеку, как зубную щетку. Десны так горят, что заглушают спазмы в желудке.
С безнадежным вздохом Фаулер начинает водить пальцем по кругу, в миллионный раз повторяя:
– Знаешь, было бы проще, если б ты рассказала, что с тобой.
Я хмурю лоб, ясно давая понять, что ловить здесь нечего.
Никогда не забывайте, до чего банальной может быть дорога к стройной фигуре и красоте.
Даже если формально вы достигнете желаемого веса, то все еще можете проиграть.
Хорошего понемножку, учит нас пословица.
Уместно вспомнить ее здесь, в Плезант-Хилле – в ателье, хозяйка которого гонит меня в портняжную операционную. Стараясь удержать на костлявых плечах платье итальянского шифона, я глотаю пятую таблетку «Перкосета», но спазмам она не помеха. Портниха располагает мой скелет перед тройным зеркалом в деревянной раме, вытягивает иголки из помидорной подушечки, и операция «Перекройка» начинается.
Я вцепляюсь тощими пальцами в зеркало и верчусь во все стороны вслед за платьем.
– Не шевелитесь, мисс, а то я вас уколю.
Скорая модная помощь понадобилась час назад в гостиничном номере, когда мой одежный размер упал ниже нуля. Столько суеты с подгонкой и обмеркой – и все к чертям: платье потекло по груди, ребрам и бедрам. На пол.
Я сама виновата. Фаулер предупреждала.
– Если не наберешь вес, эта шняга слетит с тебя на парковке у стадиона, – говорила она за обедом, подталкивая ко мне двойной гамбургер или сэндвич с беконом.
У этой диеты стопроцентная эффективность.
– Наверное, плохо позавтракали, – замечает портниха.
Желтый рифленый сантиметр опоясывает то, что осталось от моей талии. Я пытаюсь разглядеть цифры, но перед глазами стоит пелена, и десны опять кровят.
– У вас случайно нет ксилола? – бормочу я, брызжа кровью на зеркало.
– Никогда не слышала о таком дизайнере, – отвечает портниха. – И об этом Вирзаччо, который вы носите.
Она имеет в виду Версаче.
Я имею в виду оральный антисептик.
Портниха отступает на шаг и любуется своей работой.
– Все-таки красивое платье.
Чего не скажешь о накачанной таблетками мумии, на которую оно напялено. Я смотрю на портниху и по прищуру вижу, как она мысленно примеряет мой наряд на кого-то другого.
Получив заверения, что к завтрашнему вечеру все будет готово, я влезаю в джинсы нулевого размера и XXS-блузку из магазина детских товаров – единственного места, где одежда мне еще подходит.
Демографические данные положили конец всем правилам. Забредя в местную пивнушку за глотком чего-нибудь, чтобы лучше спалось, я утешаю себя: что бы ни ждало впереди, скоро все кончится и я смогу стать собой: толстой, худой или где-то посередине. Посередине было бы в самый раз.
Я надену корону, улыбнусь и помашу.
Но этот жест будет прощальным.
Очнувшись, я не знаю, какой сейчас день недели, а подколки совершенно ни на что не похожи.
– Как себя чувствуете, мисс Притчард? – спрашивает бородатый человечек в белом лабораторном халате. Все его лицо – сплошная морщина. Разочарованные глаза-бусинки кажутся крупнее за стеклами очков. – Не надо стесняться, – продолжает он, укладывая на колени папку с зажимом. – Вопрос отнюдь не риторический.
Мои хрупкие исколотые руки инстинктивно тянутся к животу и нащупывают бинты и трубки под стерильными белыми простынями. Спазмов больше нет, их сменила новая боль на уровне кожи. Пальцы скользят ниже, к тазу, но не могут расшифровать брайлевский алфавит перевязок.
– Мы их извлекли, – сообщает доктор, даже не стараясь скрыть отвращение. Записав что-то в папке, он смотрит на меня с жалостью, как на раненое чудовище (возможно, так и есть). – Скажите, мисс Притчард, восемьдесят девять фунтов вас устраивают или вы хотите поговорить с нашим штатным диетологом?
Это не шутка.
И далеко не первая моя попытка.
Оскорбления поменяли полярность.
От большегрузного склада пончиков до ходячего скелета.
Восемьдесят девять фунтов означают, что я сбросила еще пять, пока была здесь.
– Вы сегодня не отвечаете на вопросы?
Я сжимаю виски и зажмуриваюсь. Высветленные волосы шуршат, будто сухая пшеница. Под веками, как в скороварке, закипают слезы.
– Я должна… была надеть корону… и помахать, – дрожащим голосом отвечаю я, смаргивая соленую влагу.
– Вам это вряд ли понравится. – Доктор вздыхает и, лязгнув стулом, встает. Сжав кирпично-красные губы, он листает папку, вытаскивает фотографию и подносит ее к моим глазам.
– Вы об этом не знали?
Я делаю жеманно-стервозное лицо и трясу головой. Нет, нет, нет, я не хочу это видеть.
– Ему не хватило питания, чтобы выжить. Поэтому и вид суховатый. – Доктор продолжает подсовывать фотографию, куда бы я ни повернулась.
Глаза обжигает боль каждый раз, когда я их закрываю. Снимок почти неразличим за жгучей пеленой.
– Вы не могли не знать о проблеме, – говорит доктор, разглядывая мое болезненное лицо, сухие волосы, шелушащуюся кожу и пустые ногтевые впадины. – Говоря откровенно, вы представляете, насколько были близки к смерти, когда попали сюда?
Я прокручиваю в голове временную шкалу симптомов, пытаясь восстановить всю картину, и рассеянно мотаю головой, потому что, если знать проценты, как знаю их я, цифры не сходятся.
– Хорошо, продолжим. – Доктор поворачивает мою голову к фотографии. Ему кажется, я упрямлюсь. Он вынимает из папки второй снимок и сует его мне под нос. – Вот что мы извлекли.
От рисового зернышка до шнурка, невольно думаю я. Ничего себе, как ты вырос.
– После очередной неудачи вы решились на крайний шаг? – риторически интересуется он.
Я не потерпела неудачу. Я просто нашла еще один способ, который не работает.
– Знаете, откуда он? – Доктор кивает на фото и проводит пальцем по рифленому телу.
– Из Мексики, – шепчу я.
– Из собачьих фекалий, если быть точным. – Его дальнейшая речь переполнена информацией. Он рассказывает о подпольных собачьих боях и о том, что перед смертью звери – совсем как люди – исполняют лебединую песню, опорожняя кишечник. Сносят золотое яичко. Вручают картельщикам прощальный подарок, который те упаковывают и отправляют через границу.
– Такие сопутствующие товары приносят им кучу денег. Но вы же и так это знаете?
Я закрываю глаза.
Улыбайся и маши…
– Нет, правда, из всех способов потерять вес – почему именно ленточный червь?
Потому что это работало сто лет назад и работает до сих пор. А еще потому, что это позволяет убрать из уравнения единственный компонент, обрекающий большинство диет на провал: Личность. Мисс Миранду Притчард.
Доктор выдавливает улыбку:
– Вы даже знать не хотите, как мы вас нашли.
