– Ханна? – спросил он удивленно.
– Привет, дядя Юрген.
– Что ты тут делаешь?
– Вот в гости приехала.
Он перевел взгляд на Андреаса и Сакси. Они поднялись со ступенек, отряхивая пыль со штанов.
– Здрасти, – сказали они хором.
Дядя Юрген опять посмотрел на меня и почесал заросший щетиной подбородок.
– Ладно, для начала заходите.
Мы уселись на маленькой кухне, стены в ней были обиты деревом. Дядя Юрген открыл холодильник и вытащил бутылку берлинского пльзеньского.
– Пить хотите?
Мы кивнули.
– Есть одна бутылка теплой «Вита-колы» на всех.
Он открыл кухонный шкафчик и поставил на стол три стакана. Андреас стал разливать колу, Сакси пристально следил, чтобы всем досталось поровну.
Дядя Юрген поднял бутылку:
– Прозит![55]
– А еще очень есть хо-о-очется, – жалобно проскулил Сакси.
Дядя Юрген поставил пиво на стол.
– На ужин сегодня – жареная картошка. Если честно, это все, что у меня есть.
– Ура! – крикнул Сакси. И показал на картину с изображением какой-то церкви. – А это кто нарисовал?
– Я, – ответил дядя Юрген. – Это Гефсиманская церковь на Штаргардер-штрассе. Тут недалеко.
Он бросил на сковородку ломтики замороженной картошки и принялся резать шпик. Сакси встал из-за стола и подошел к плите.
– А где тетя Эльке? – спросила я.
Дядя Юрген вылил на сковородку яйца.
– У матери в Тюрингии.
Пока картошка жарилась, мы рассказали дяде Юргену, зачем мы приехали в Берлин. Он время от времени помешивал содержимое сковородки, Сакси наблюдал за его действиями жадными глазами.
– Значит, завтра выступают Eurythmics?
– Ага. Ваще классно, да?
Дядя Юрген разложил картошку на четыре тарелки и поставил их на стол.
Мы жадно набросились на еду.
– И вы хотите туда пойти? – спросил дядя Юрген с набитым ртом.
– Ясное дело! – заявил Сакси.
– Ясное дело, – передразнил его Андреас. – Кто бы говорил! Забыл, кто сегодня от страха чуть в штаны не наделал?
– Врешь ты все!
В отместку Сакси ткнул пальцем в Андреаса:
– А вот он в Энни Леннокс втюрился!
– Язык придержи, – прорычал Андреас.
Дядя Юрген встал.
– Как насчет десерта?
И достал из холодильника пакет с глазированными сырками.
– Глазированные сырки, ваще-е-е обалдеть! – восторженно застонал Сакси. – В Ростоке их днем с огнем не найдешь!
– Ну, так столичное обеспечение, – сказал дядя Юрген.
– Как это? – переспросил Сакси.
– Так это, – огрызнулся Андреас. – Столица ГДР – витрина социализма, вот все на нее и выкладывают. И плевать, что в других местах хоть шаром покати.
Мы с Сакси переглянулись: во дает!
– Примерно так оно и есть, – кивнул дядя Юрген и повернулся ко мне: – Ханна, а Элизабет знает, что ты в Берлин поехала?
– Ясное дело.
Сакси удивленно посмотрел на меня.
– Кто это – Элизабет?
– Моя мама.
– Значит, так, чтобы расставить точки над i: завтра ни на какой концерт вы не пойдете! Слишком опасно.
– Так мы ж за этим сюда и приехали! – возмутился Сакси.
– Значит, не повезло. Нечего вам там делать.
Мы разочарованно уставились на обертки от сырков.
– Но ведь Eurythmics играют, не кто-нибудь… – попробовал возразить Андреас.
– Ну уж извините!
Ночевать мы устроились в гостиной: мальчишки – на старом диване, я – на надувном матрасе. Перед тем как заснуть, Сакси долго рассказывал что-то про Абрафаксов, Андреас тихо посапывал.
На следующее утро Сакси, увидев, как дядя Юрген ставит на стол банку шоколадной пасты «Нудосси», чуть с катушек не слетел от счастья.
– Ваще круто! – заорал он и принялся намазывать пасту на хрустящий хлебец слоем толщиной в палец.
– Как в тебя столько влезает-то, проглот? – зашипел Андреас.
В воскресенье был День Святой Троицы, и дядя Юрген после завтрака пошел в церковь на службу, чем ужасно нас удивил.
– Надо же! Не знает, что религия – опиум для народа! – заявил Сакси.
Мы уселись перед теликом и стали смотрели «Тома и Джерри». Джерри в очередной раз обхитрил Тома, и тот попал под циркулярную пилу.
– А почему бы не смыться прямо сейчас? – вдруг спросил Сакси.
– Так нельзя. Это невежливо, – ответила я.
– Но он же не пустит нас на концерт, он сам сказал!
Сакси побежал в коридор и надел кроссовки.
– А я хочу посмотреть на Eurythmics!
– Посмотреть ты на них не сможешь.
Андреас тоже встал.
– Редкий случай, когда саксонец прав. Я тоже сматываюсь. «Тома и Джерри» можно и дома поглядеть.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ними. Чтобы дядя Юрген не беспокоился, я оставила ему записку.
Унтер-ден-Линден снова была полностью перекрыта. Людей собралось гораздо больше, чем вчера. Никакой музыки слышно не было, радиоприемника – тоже ни у кого, по крайней мере из стоявших поблизости.
– Здесь до посинения можно стоять, – сказал Андреас. – Ничего нам тут не обломится.
Мы так и стояли – до посинения и скуки… Вдруг рядом возник дядя Юрген. Как только он нашел нас в этом столпотворении?
– Ага, попались!
Вид у него был не слишком сердитый, а увидев Сакси с фляжкой и компасом, он даже улыбнулся.
– Ладно, мальчишки-девчонки, пошли лучше домой.
Андреас хмуро посмотрел на него.
– Нет!
И моментально растворился в толпе.
– Куда это он? – дядя Юрген вытянул шею, стараясь разглядеть Андреаса.
– Да кто ж знает, что у него на уме. Попробую его найти.
Дядя Юрген что-то ответил, но я его уже не слышала.
Андреас ушел недалеко, и я быстро его нашла. Мы вместе ввинтились в толпу и пробрались еще дальше вперед. Вокруг нас стояли одни только взрослые, все намного выше нас. Они остервенело топали ногами. От Бранденбургских ворот доносились громкие крики. Андреас вскарабкался мне на плечи.
– Их там бьют! – Он соскользнул вниз и потянул меня в сторону. – Я туда не хочу!
Между нами и полицейскими оставалось совсем мало людей. Их били, некоторых до крови. Многим заламывали руки и уводили.
– Черт!
Было заметно, что Андреас тоже испугался.
Вдруг позади нас раздался громкий возглас:
– Снесите эту Стену!
Кто-то подхватил, и скоро уже вся толпа скандировала:
– Снесите эту Стену! Снесите эту Стену!
А еще:
– Гор-би, Гор-би!
– Чего это они Горбачева зовут? – крикнул Андреас мне в ухо.
– Понятия не имею! – крикнула я в ответ. – Валим отсюда!
Полицейские с дубинками все приближались. Они пинали людей ногами. Подъехал грузовик и остановился в нескольких метрах от нас. Прибыло подкрепление: из кузова выпрыгивали полицейские с овчарками на поводках. Собаки хватали скандировавших людей за ноги и вытаскивали из толпы.
– Уходим! Скорее!
Я схватила Андреаса за руку, и он двинулся за мной. Даже ему было уже невмоготу. Низко пригнувшись, мы стали продираться назад через настоящий лес ног. Было страшно и неудобно – люди стояли плотно и вдобавок энергично и в такт топали ногами.
Кто-то задел коленом мне по уху. Я обернулась на Андреаса – у него из носа текла кровь.
Наконец нам удалось вырваться из толпы на тротуар. Везде были полицейские, они запихивали людей в грузовики. Мы побежали прочь от центра, мимо Гумбольдтского университета. Туда же бежали и другие люди. Полицейские остались у нас за спиной.
На углу улицы стояли два «Трабанта». Андреас потянул меня туда, мы пригнулись и спрятались между ними. Я еле дышала, в боку кололо. Полицейские нас не видели.
Андреас хлопнул меня по плечу.
– Ха! Теперь ясно, зачем мы на спартакиаде побеждали!
Мы просидели на корточках целую вечность.
– Только бы не зацапали, – шептал Андреас под грохот городских электричек на эстакаде над нами. – А то тут же обратно в интернат упекут.
Да уж, именно этого и не хватало!
Постепенно начинало темнеть.
– Площадь Маркса-Энгельса недалеко, – сказал Андреас. – Там станция городской электрички.
Мы побежали туда и поднялись на платформу. На ней была куча полицейских. Двое тут же направились к нам.
– Прицепиться к нам не за что, – шепнул мне Андреас.
– Что вы здесь делаете?
– Приехали на выходные в Берлин к родственникам, – сказала я торопливо.
– Документы!
Мы вытащили из карманов удостоверения личности. Полицейские стали их рассматривать, длилось это бесконечно долго.
– На улице почему так поздно находитесь?
– Мы шли к моему дяде, но заблудились. Мы из Ростока.
Полицейский пристально поглядел на меня.
– Где живет твой дядя?
– На Димитров-штрассе.
– Номер дома?
– Шестнадцать.
– И дядя отпускает вас одних ходить по Берлину в такое время, при том что вы города не знаете?
Андреас пришел мне на подмогу:
– Он и не отпускал, мы все вместе ходили обедать, а потом нам с Ханной захотелось еще зайти в молочный бар. В Ростоке таких нету, там же не столичное снабжение!