Когда я дошла до последней открытки, то увидела, что на ней изображен также и обнаженный мужчина, прижавшийся к женщине сзади и обхвативший ладонями ее грудь; тут мне стало стыдно, и я поспешила избавиться от открыток. Я выдвинула ящик прикроватной тумбочки и заметила в нем пакетик с надписью «Пехотное профилактическое». Я всегда думала, что профилактическими бывают зубные щетки, но когда прочла слова «для предотвращения венерических заболеваний», поняла, что это нечто совершенно иное. Бросив открытки в ящик, я его задвинула. Я не хотела больше ничего узнать о Хэнке и была рада, что закончила с его комнатой.
Для того чтобы войти в следующую, мне пришлось собраться: я боялась узнать что-нибудь и об Эллисе.
И хотя я думала, что готова ко всему, я ошибалась. Открыв дверь Эллиса, я замерла на месте, совершенно остолбенев. Казалось, что в комнате взорвалась бомба. Самая разная одежда, в том числе и белье, была раскидана повсюду: свисала с изголовья кровати, со спинки стула, даже с каминного сервитера. Вещи лежали кучами по углам, под кроватью и даже посреди комнаты. Ботинки, туалетные принадлежности и прочие мелочи валялись по всем углам, а единственным, что добралось до комода, оказался тапочек.
Я не могла представить, как Эллису удалось привести комнату в такое состояние. А потом, ощутив прилив тошноты, поняла, что он сделал это нарочно.
Я все поняла: каждый раз, обнаруживая, что его вещи так и не разобрали, Эллис вносил новый вклад, вытаскивая из чемоданов и разбрасывая горстями то, что попадалось под руку – и пинал брошенное, когда оно падало на пол. Иначе как было объяснить торчащую из ботинка зубную щетку или помаду для волос и расческу, лежавшие под окном? Это было грубо, по-детски, разрушительно – и это меня пугало.
Я начала из дальнего угла и пошла к двери. Другого способа справиться с таким беспорядком и не впасть в отчаяние я не придумала.
Открыв верхний ящик комода, я нашла фотографию Хэнка и Эллиса: они стояли на пляже в Бар-Харборе, небрежно обняв друг друга за плечи и улыбаясь на солнце. Под ней лежала фотография одного Хэнка – без рубашки, на палубе яхты, упершегося руками в бока. Его грудь блестела, на руках и плечах проступали мускулы, и он озорно улыбался тому, кто держал камеру. Моей фотографии не было, хотя я в то время должна была быть неподалеку.
В следующем ящике я обнаружила несколько платков с монограммой, свернутых мешочками. Я развернула их и насчитала больше сотни своих таблеток. Тогда я снова свернула платки и положила их обратно. Я не хотела, чтобы Эллис подумал, что таблетки взяла Анна или Мэг.
Раньше я запирала свою дверь только на ночь, но теперь решила держать ее на замке и днем. Мне хотелось посмотреть, за какой срок он израсходует такую уйму таблеток.
Я гадала, видел ли кто-нибудь, кроме Анны, в каком состоянии комнаты Хэнка и Эллиса; и надеялась, что нет. Можно было представить, что бы о них и заодно обо мне стали думать.
Они оба, вернувшись, увидят, что их вещи разложены, и ни на секунду не задумаются о том, что видел или подумал тот, кто эти вещи убирал. Они вообще не задумаются об этом человеке, разве что почувствуют, что одержали победу.
Хотя сама я разобрала багаж спустя всего пару дней, мне было стыдно при мысли, сколько всего я принимала как само собой разумеющееся. Интересно, как там Эмили? Мне захотелось, чтобы она знала, как я благодарна ей за то, что она для меня делала все эти годы. Я могла себе представить, насколько непросто быть горничной Эдит Стоун Хайд в настоящий момент.
Закончив с комнатами, я постелила покрывала, закрыла окна и поставила рамы для затемнения, а потом сунула несколько пар шелковых чулок из своих личных запасов в верхний ящик комода Мэг.
Когда я вернулась в кухню, Анна посмотрела на меня с удивлением.
– Не могли же вы закончить? – спросила она.
– Закончила.
– И все вещи убрали?
– Да.
– Ну, если по этому поводу чаю не попить, уж и не знаю, когда его пить. Садитесь к огню, я сейчас. Думаю, мы с вами заслужили добрый strupag, разве нет?
– А простыни так и пахнут керосином? – спросила Анна, изящно отпивая из чашки с золотым краем, расписанной примулами.
Она вынесла к чаю овсяное печенье и джем, а сам чай был самым крепким из всех, что я пробовала, и подан был в тончайшем фарфоре. Анна даже постелила на поднос салфетку.
– Я ничего не почувствовала, – сказала я.
– Хорошо. Потому что стирка – не то занятие, которое я бы на себя взяла с радостью. Есть те, кто не отдает белье, боятся, что вернут со вшами.
Она хмыкнула:
– А я так больше боюсь, что Джордж опять его в фургоне рядом с чем-то положит.
– А почему оно должно вернуться со вшами?
– Потому что это та же прачечная, что обстирывает ребят из господского дома и с лесозаготовки. Беспокоятся больше старики и пресвитерианцы, но я так думаю, дело в том, что отдавать белье в стирку – это вроде как роскошь. Я просто благодарна, что Mhàthair так не считает, она-то у меня из строгих – и старая, и пресвитерианка.
Верхнее полено в камине съехало в нашу сторону, рассыпав фонтан искр. Анна поднялась и затолкала его кочергой на место.
– И лежи там! – наказала она, поглядев на него пару секунд перед тем, как снова сесть.
– Тогда понятно, почему та старуха стирала в реке, – сказала я. – Хотя место для стирки довольно странное.
Анна поставила чашку.
– Прошу прощения?
– Я заблудилась в Покрове, меня туда, представьте, ворона загнала. Я решила, что она меня преследует.
Внезапно я поняла, что настроение за столом переменилось. Я посмотрела на Анну и увидела, что она побледнела. Я перебрала в уме все, что сказала, гадая, что могло ее обидеть.
– Простите, – в панике сказала я. – Я так на самом деле не думаю.
Анна продолжала на меня смотреть не моргая.
Я поставила чашку, боясь, что иначе пролью чай.
– Пожалуйста, забудьте, что я говорила. У меня просто слишком буйное воображение.
– Кто и где стирал? – резко спросила Анна.
– Старуха стирала в реке рубашку. Она мне не ответила, когда я попросила помощи. А потом, когда я попыталась подойти к ней поближе, она исчезла. Словно ее там и не было… Анна, что случилось?
Она зажала рукой рот.
– Анна? В чем дело? Скажите мне, прошу, что я наделала?
– Каниг, – произнесла она хриплым голосом. – Вы видели Каниг.
Я покачала головой:
– Что за Каниг? Не понимаю.
– Кто-то умрет, – сказала Анна.
– Да нет, конечно. Просто старуха…
– Одета в зеленое?
Я замялась.
– Да.
– Зуб у нее торчал?
Я замялась еще сильнее.
– Да.
– Она плакала?
На этот раз я не ответила, но взгляд меня явно выдал.
Анна, вскрикнув, метнулась в кухню. Я позвала ее, потом побежала за ней, но она исчезла, только дверь качалась туда-сюда. Я побежала к парадной двери, но когда вышла на дорогу, она уже удалялась на своем велосипеде.
– Что тут происходит? – спросил мистер Росс.
Я резко обернулась. Он и Коналл подошли ко мне по дороге.
– Она думает, что я видела Каниг, – беспомощно ответила я.
– С чего она так решила?
– Потому что я видела, как старуха стирает рубашку в реке.
Он с силой втянул воздух, так что тот свистнул у него между зубами.
– Но как это может значить, что кто-то умрет? – в отчаянии спросила я. – Это же просто старуха. Не понимаю.
– У Анны еще два брата на фронте, – ответил мистер Росс.
Еще?
Я оглянулась на дорогу, но Анна уже скрылась из виду.
Я поднялась и спряталась в своей комнате, но где-то за час до того, как Мэг обычно возвращалась с лесопилки, я запаниковала. Анна не вернулась, а она всегда начинала готовить обед, который потом доделывала и подавала посетителям Мэг. В конце концов я прокралась вниз, думая, что, по крайней мере, лучше предупредить мистера Росса, что еды не будет, но его тоже на месте не оказалось.
Я не знала, что делать, но раз уж я как-то умудрилась до этого довести, то нырнула в кухню и осмотрела кладовую на предмет приготовления еды.
Почти сразу я поняла, что дело безнадежное, и не только потому, что я не нашла ни следа мяса, которое при мне доставили утром, но и потому, что даже если бы я его нашла, то понятия не имела, что с ним делать. Я даже не знала, как взяться за картошку, а где-то через час должны были явиться два десятка мужчин, и каждый будет ждать, что его накормят.
Когда с черного хода вошла Мэг, я сидела над колодой для мяса, уронив голову на руки. Она быстро оценила происходящее, задержавшись взглядом на пустой плите.
– Анна рано ушла, – сказала я.
– Что случилось?
– Я сказала что-то, что ее расстроило.
– И что же?
– Точно не знаю, – убитым голосом ответила я. – Но могу сказать, что я этого не хотела.
Я думала, Мэг станет допытываться, но она просто положила пальто и противогаз на стул и сказала:
– Ладно. Можете заняться картошкой?
