Все.
* * *
Появившийся неожиданно Фельдман привез новости. Он ворвался в гримерку, как бомбардировщик, готовый сбросить свой груз. В это время Пол и все Майклы столпились над сигнальным экземпляром «Соники» с рецензией на только что вышедший альбом, который так и назывался – «Бананафиш».
– Поклянись своей жизнью, что ты не подсказывала им, что надо писать, – крикнул мне Пол через плечо.
Я сидела на полу рядом с телефонной розеткой, с ноутбуком на коленях и отправляла очередную порцию дневника.
– Клянусь!
Я не скрывала, что постоянно приставала к Люси с просьбой поручить кому-нибудь отрецензировать альбом, но повлиять на содержание рецензии было не в моих силах. Люси относилась к «Бананафиш» по-прежнему, мягко говоря, критически, хотя, после того как я чудом затащила ее в «Кольца Сатурна», она признала, что у Пола потрясающий голос, но все-таки не удержалась и прибавила:
– Но выглядит он как опустившийся наркоман.
Когда она услышала, что «Бананафиш» едет в двухнедельный тур с Лорингом, она поинтересовалась:
– Элиза, а твой жених в курсе, что ты спишь с половиной семейства Блэкманов?
«Соника» назвала альбом «многообещающим мощным дебютом», а Пола музыкантом «с сердцем безумца, душой безнадежного романтика и божественным голосом, который, несомненно, стоит послушать».
«Тайм-аут» тоже написал о группе, провозгласив ее «светом в конце поп-тоннеля и построком, воскрешающим подлинный рок-н-ролл».
Правда, альбом понравился не всем. В «Роллинг стоун» ему присвоили только две звезды и назвали «типичным актом самоудовлетворения». Как ни странно, эта рецензия обрадовала Пола, потому что недавно они присвоили три с половиной звезды знаменитой певице-дробь-танцовщице-дробь-актрисе, чей успех Пол считал очевидным доказательством упадка цивилизации.
Фельдман схватил Пола за руку и сделал серьезное лицо.
– Нам надо поговорить. Это о турне с «Дроунс».
Вся группа уже несколько месяцев боялась даже мечтать об этом проекте, и поэтому лица у всех стали испуганными. Но я видела, что Фельдман хитрит. Его круглые розовые щечки были похожи на два граната, готовые лопнуть от радости. Он сжал кулаки и сделал пару энергичных боксерских выпадов.
– Пакуйте вещи. Вы едете!
Я стояла у стены и наблюдала, как сначала они открыли рты и замерли, а потом все одновременно закричали, начали хлопать друг друга по спинам и требовать выпивки. Майкл взял у Пола телефон, чтобы позвонить Вере. А когда Пол подошел и обнял меня, на его лице было выражение абсолютной радости, которую нельзя ни испортить, ни украсть и которая дается обычно только детям.
Мне захотелось заморозить это мгновение. Заморозить и оставаться в нем, пока оно не растает и не превратится в теплую сладкую жидкость счастливых воспоминаний.
Фельдман обнял Пола и воскликнул: «Я горжусь тобой», и я почувствовала прилив симпатии к нему. Я поблагодарила его и даже поцеловала в толстую щеку. Но они все продолжали ликовать, а я хоть и была по-прежнему рада за Пола, за Майкла и за всех остальных, но уже чувствовала легкое покалывание прямо под кожей – предзнаменование беды.
Моей беды, а не их.
Я была напугана.
И уже чувствовала себя потерянной по дороге.
Когда все немного успокоились, а Майкл кончил говорить по телефону, Фельдман рассказал подробности. В первую неделю мая группа вылетает в Сан-Франциско и там встречается с «Дроунс». Они проедут по побережью на юг почти через все западные штаты, потом – Средний Запад, Техас, Восточное побережье, Флорида и в конце – кульминация – концерт в «Медисон-Сквер-Гарден» в начале июля.
– «Медисон-Сквер-Гарден», – повторил Пол, будто не веря своим углам.
– И это вам не какой-нибудь передвижной цирк, – продолжал довольный Фельдман, – все по высшему классу. Под ваши задницы будет предоставлен «Боинг-737», ни больше ни меньше. Старая жизнь кончилась, ребята.
Он так и сказал: «737-й».
А я услышала: «Возможны проблемы с перекладкой руля».
И в голове сразу замелькали слова и картинки, полностью вытеснив недавнюю эйфорию: март 1991 – го. Я пропускаю уроки, чтобы смотреть все новости, после того как «737-й», рейс 585, разбился в Колорадо-Спрингс. Погибли все двадцать пять человек, которые были на борту. 1994 год. Самолет падает на окраине Питсбурга. Это опять «737-й».
Администратор Джудо позвал группу на сцену, и Пол поднял мое лицо за подбородок.
– Ты представляешь? – спросил он счастливым голосом. – Мы с тобой можем поехать на несколько дней раньше и провести медовый месяц в Сан-Франциско.
– Быстрей! – кричал Джудо.
Пол нагнулся и поцеловал меня, но я не смогла ему ответить.
– В чем дело? – спросил он. – Ты ведь не передумала насчет медового месяца?
Я потрясла головой.
Мне не хотелось портить ему радостное настроение.
Мы поговорим об этом потом.
Концерт в тот вечер получился таким захватывающим, что я не смогла его смотреть. Я чувствовала себя уже посторонней. Такой же, как Бренди, или Стар-с-двумя-р, или все остальные безымянные поклонники, которые мечтали стать частью их мира, но всегда оставались лишь зрителями.
Я попросила Фельдмана передать Полу, что я устала, и пошла в наш автобус. На парковке я увидела Лоринга, идущего ко мне с пиццей в руках.
– Ты же должен быть на сцене, – удивилась я. Парень взглянул на меня, и я вздрогнула. – Простите. Я подумала, что вы Лоринг. – Я отошла на шаг и вгляделась в его лицо. – Вам когда-нибудь говорили, что вы на него похожи? В темноте даже очень.
– Обычно все прибавляют, что он красивей.
Эти все абсолютно правы, подумала я. Передо мной стоял Лоринг-мутант. Черты были похожи, но пропорции нарушены. Глаза – меньше. Зубы – больше. Лишние пятнадцать фунтов. И волосы были тусклыми, а не сияюще-бронзовыми, как у Лоринга. Я пошла дальше, а Лоринг-мутант посмотрел на ламинированный пропуск, висящий у меня на шее.
– Ставлю десять баксов, что тебя зовут Элиза. Я замерла, не зная, пугаться или не стоит. Он протянул мне руку.
– Лейт Блэкман.
– А, – кивнула я, – единственный Блэкман, которого я еще не знаю.
Мы несколько минут поболтали, стоя перед автобусом. Вернее, болтал Лейт, а я слушала. Он рассказал мне, что он на четыре года моложе Лоринга, холост и снимает в этом городе документальный фильм о Смитсоне.
Может, он был и не так красив, как Лоринг, но, несомненно, гораздо разговорчивей.
– Кстати, – сказал он, – я видел часть выступления твоего парня. Впечатляет.
Он открыл коробку с пиццей и предложил мне кусок.
– Нет, спасибо. Я как раз возвращалась в автобус. Приятно было познакомиться.
– Мне тоже, – сказал Лейт. – Еще увидимся.
– Пол, меня вырвало прямо на ноги носильщику! Я только подумала о рейсе продолжительностью сорок пять минут, и весь мой завтрак оказался у него на ботинках. Теперь представь себе, что будет, когда лететь придется целый день. У меня просто не выдержит сердце. Я умру.
– Господи, да не умрешь ты!
Мы разговаривали в автобусе. Пол сидел на койке Анджело, запустив руки в волосы. Я стояла и смотрела в его бело-голубые глаза, которые как никогда напоминали прожекторы. В сочетании с резко очерченным носом они придавали ему вид одержимого.
– Ты же обещала, – сказал он тоном обиженного ребенка.
Я не хотела заводить этот разговор, пока мы не вернемся в Нью-Йорк, но мой брат влез со своим непрошеным мнением.
– Размечтался, – сказал он, когда они все залезали в автобус после концерта. – Никакими силами ты не затащишь мою сестру в самолет.
Анджело удалился с какой-то длинноногой брюнеткой, попавшейся ему за сценой, а Майкл и Бёрк ждали, когда мы закончим ссориться и можно будет идти праздновать. Я задернула занавеску, которая отделяла жилую часть автобуса от спальной.
– Завтра мы будем дома. Может, тогда и поговорим наедине? – предложила я.
– Мне наплевать, кто нас слушает, – заорал Пол. – Я не собираюсь проводить половину первого года семейной жизни отдельно от своей жены. Какой смысл жениться, если мы будем жить отдельно? Знаешь, что сказал Лоринг? Что в этом случае невозможно сохранить отношения. Тебе придется сесть в этот самолет.
– Ты не можешь заставить меня силой. И потом, ты помнишь, что у меня есть работа? Никто не отпустит меня на четыре месяца.
– Работа тут ни при чем, и ты это отлично знаешь!
Я опустилась на пол и положила подбородок ему на колени.
– До отъезда еще целых шесть недель. Мы каждую секунду будем вместе, я обещаю.
– Так не пойдет. – Он поднялся. Ему хотелось ходить, но в автобусе было слишком мало места. – Элиза, ты ведь не можешь прожить так всю жизнь. Ты знаешь, что по статистике за год больше людей погибает при езде на ослах, чем в самолетах?
– Правда? А ты знаешь, что за период между семьдесят пятым и восемьдесят первым годом при проверке летчиков на алкоголь больше десяти процентов результатов оказались положительными?
