«Ужасная смерть Куки»: «Окей. Уже второе удачное название, молодцы, поздравляю. Правда, слишком похоже на «Смертельное такси для Кьюти[38]». Но определенно уже лучше».
«Идеальный вкус»: «О боже. Нет. Совершенно бессмысленное название. Группа с таким названием играет акустический колледж-рок, а слова их песен – самая жуткая жуть, которую только можно представить. Эти слова рождаются, когда трое чувачков из студенческого братства собираются в комнате общаги и воображают себя романтическими поэтами. Блин, только представлю, и вообще больше не хочется заниматься музыкой».
«Шарлиз и Эды»: «Имя Шарлиз мне нравится, но «имя + что-то» – ребят, давайте не будем повторять эту ошибку».
«Хейтеры»: «Это слишком… хм».
«…»
«Группа с таким названием… хм».
«…»
«Вообще-то дайте подумать».
Мы не проехали и полпути до Нового Орлеана, когда Кори сообщил нам, что не собирается уходить из группы.
КОРИ: Может, обсудим, что будем играть сегодня вечером?
(Эш смотрит на него и улыбается.)
УЭС: Давай, а что ты предлагаешь?
КОРИ: Да так, есть пара идей.
И после того как Эш обняла его с заднего сиденья, чуть не задушив при этом, и мы опять едва не съехали в кювет, он поделился своими идеями. На самом деле, просто предложил добавить в программу каверы на песни наших любимых групп. Можно сыграть их потяжелее, помедленнее и в своей обработке. Ведь если люди узнают, какую музыку мы слушаем, конец света не наступит. Это даже хорошо.
ЭШ: А какие группы ты предлагаешь?
КОРИ: Ну…
УЭС:
ЭШ:
КОРИ: Ну, я думал, The Shins…
ЭШ: А почему The Shins?
КОРИ: Их я слушаю, когда меня все достали.
ЭШ:
КОРИ:
ЭШ: Что ж, это хорошая причина слушать музыку.
УЭС: Я тоже люблю The Shins. Кори знает.
КОРИ: О да, мы с Уэсом можем слушать это позорное сентиментальное дерьмо часами.
ЭШ: Черт с ним, тогда давайте сыграем The Shins. Думаю, у нас отлично получится сыграть кавер на The Shins!
КОРИ: Стопудово!
УЭС: Эш, а ты кого слушаешь, когда тебя все достали?
ЭШ:
КОРИ:
ЭШ: Ладно. Вы действительно хотите знать? Правда хотите?
УЭС: Да.
КОРИ: ДА.
ЭШ: Когда меня все достали, иногда я слушаю… как ни стыдно мне в этом признаться…
Уэс и КОРИ:
ЭШ: … Мэрайю Кэри.
КОРИ: О боже мой.
УЭС: О господи.
ЭШ: Блин, заткнитесь, больше ни слова!
УЭС: Ты, наверное, хотела сказать: шу-ду-буп…
КОРИ: Ты моя половинка-А-А…
УЭС: И всегда будешь моей половинкой…
ЭШ: Заткнитесь! Уэс, твоя очередь.
УЭС: О, проще простого. Вот мой любимчик, талантлив втройне: певец, фронтмен и потрясный басист…
КОРИ: О нет…
УЭС: … живая легенда Джерси-Сити, и зовут его Роберт Белл… Но вам он больше известен под именем… Kool!
ЭШ: О-о-о.
КОРИ: Нет.
УЭС: Я имею в виду Kool & The Gang, а именно…
ЭШ: Уэс, прекрати…
КОРИ: Уэс, что ты делаешь…
УЭС: Kool & The Gang! Я не вижу ваших рук, ну-ка, вместе: Kool & The Gang!
КОРИ: Я ни за что это не повторю.
Если вы вдруг подумали, что после этого разговора кто-то в машине на кого-то обиделся, то знайте: никто не обиделся. Настроение у всех было лучше некуда. На горизонте забрезжил рассвет. До Нового Орлеана оставалось три часа, от нас воняло, как от зомби из фильма ужасов, но мы были группой. Мы были «Хейтерами».
УЭС: Эш, кто бы знал, что все это время ты втайне была самой сентиментальной девчонкой в Америке.
ЭШ: Ты козел, а Кори – пипка.
КОРИ: Когда ты говоришь «пипка», я чувствую, что вроде как должен возбудиться, но почему-то этого не происходит.
ЭШ: Пипка.
КОРИ: Во-во, мой член просто обмякает и становится как морской огурец.
УЭС: А у меня стоит, но это все из-за Kool & The Gang.
Глава 35
Мы проснулись оттого, что какой-то лысый мужик, похожий на монаха, стучался в окно с водительской стороны
Когда мы приехали в «Лаймовое дерево», не было еще девяти. Там никого не оказалось, и мы припарковались в тенистой части парковки для сотрудников, опустили окна наполовину и уснули в машине. Разбудил нас сам Онни.
Было около двенадцати. Онни оказался невысоким дядькой средних лет в обтягивающей черной футболке с надписью «Вперед, коротышка!». Его черные глаза были окружены морщинами, а движениями он чем-то смахивал на балетного танцора, а чем-то на голубя.
– О боже, – выпалила Эш, – ОННИ! – Выскочив из машины, она обняла его. Мы с Кори, спотыкаясь, вышли, прищурились от солнца, заморгали и попытались с почтением отнестись к этому сверхважному моменту встречи учителя и ученицы.
– Как же я рад тебя видеть, – сказал Онни, сжав ее плечи. У него был звучный голос, и он отчетливо выговаривал слова.
Эш скромно потупилась.
– Ты проделала долгий путь, следуя за своей мечтой, и это очень меня радует.
– Ты бы сначала послушал, как я играю, а потом говорил.
– Ты всегда была моей любимой ученицей и даже не представляешь, как я тобой горжусь.
– Что ж, надеюсь, сегодня вечером мы не опозоримся.
– Не опозоритесь, – проговорил Онни. – Ни за что, – он посмотрел на нас.
– Отличная у вас команда, – сказал он. – Черт. На вас, ребята, приятно смотреть.
– А вы правда играли в Slayer? – спросил Кори.
– Ага, – ответил Онни. – Совсем недолго. Так, подменял Тома по его просьбе.
– Ох, блин, – сказал Кори, – это, наверное, было…
Мы ждали, пока он подберет подходящий эпитет.
Онни очень медленно моргнул – никогда не видел, чтобы кто-то моргал так медленно – а потом улыбнулся.
– Окажите мне услугу, – сказал он. – Запомните этот момент. Момент, когда вы еще не достигли успеха и не потерпели неудачу. Когда еще слишком молоды, чтобы выиграть или проиграть. Пока не успели узнать, что такое победа или поражение. Постарайтесь просто быть здесь и сейчас и запомнить этот момент. Договорились?
Он отвез нас на другой конец города в просторный дом с узким фасадом, на котором еще остались следы наводнения, и выдал нам халаты и полотенца. Мы побросали наши шмотки в стиральную машину и приняли душ. Это было невероятно круто. Я словно сбросил кожу, как змея.
Онни приготовил нам самые простые бутерброды на каком-то супервкусном хлебе и сказал, что мы можем порепетировать в подвале, если нужно, или сходить в город. Главное – не забыть запереть дверь. Пригласил нас в ресторан к шести на ужин, а потом мы могли бы выступить. Мы кивнули и попрощались, и он ушел. А мы остались сидеть с чистой кожей и вымытыми волосами в жестких клетчатых халатах. Ели бутерброды, и у всех возникло ощущение, что наше турне подошло к концу.
Примерно час мы репетировали каверы. Мы спели Gone for Good (The Shins), Vision of Love (Мэрайя) и Funky Stuff (Kool & The Gang). Где-то сократили, где-то сыграли потяжелее, где-то упростили, замедлили или ускорили, и в конце концов каждая из этих песен стала звучать, как наша собственная. Как песня «Хейтеров».
Потом мы еще час сочиняли свою песню под названием «Любовь – это тяжкое преступление». Она начиналась, точно как первая песня, которую мы сыграли в репетиционной «Г»: Кори отбивал медленные четвертные, а я играл одну половинную «ми». Припев пели вместе. Правда, в нашем с Кори случае это было не пение, а скорее вопли. Но нам понравилось пользоваться голосом как инструментом. Для нас это означало переход на новый уровень. Мы еще только начинали привыкать.
До ужина оставалось еще несколько часов, и хотя небо потемнело и нахмурилось, мы вышли на улицу с акустическими гитарами и кахоном Онни и стали гулять по району, играть и петь. За нами увязались какие-то ребятишки; они смеялись и кричали, в итоге мы обосновались на баскетбольной площадке и отыграли всю нашу программу под нависшими тучами, которые никак не могли разродиться дождем.
Так у нас появилось штук десять фанатов. Конечно, некоторым ребятам совсем не понравилось. Но остальные остались в восторге. А больше нам ни до кого не было дела.
Внутри меня бушевала странная смесь чувств. Сердце разрывалось от счастья, но вместе с тем я злился, что чувствую себя таким счастливым, зная, что когда все кончится, так будет намного больнее. Поэтому не мог по-настоящему наслаждаться этим моментом, а с другой стороны, мне было клево до трясучки и я еле стоял на ногах.
Какой-то чувак предложил нам травку, и на минуту показалось, что сейчас кто-то из нас сломается и согласится. Но в итоге все мы сказали «нет».
– Мы не можем принимать наркотики, у нас слишком неуравновешенная психика, – извинился Кори.
– Ясно, – чувак, предложивший травку, медленно кивнул, – спасибо за откровенность.
Когда мы приехали в «Лаймовое дерево», у меня возникло ощущение, будто я пробуждаюсь ото сна, но делаю вид, что пока не понял, что это был сон. Хотя на самом деле уже понял. Это – как знать, что не летаешь на самом деле, но делать вид, что не понимаешь этого, чтобы полетать еще немного. И притворяешься, что мир вокруг – прекрасный и вечно меняющийся сумасшедший мир из твоего сна, который никогда не наскучит и не надоест, в котором ты, как дурак, идеализируешь себя, всех и все вокруг. И веришь, что никогда больше не испытаешь ни растерянности, ни разочарования.
