Отчего-то трудно было поверить, что все это происходит здесь, прямо перед домом. Я уставился в телевизор: неужели где-то в глубине зернистого изображения дома находится скопление электронов, которое есть я? Я взмахнул рукой – никакого заметного эффекта на экране. Элисон пересекла комнату, задернула шторы, и на экране шторы в окне зашевелились.
– Круто, – тихо протянул Чак и тут же ахнул: в кадре на крыльце стоял он сам, улыбался Салли Хьюз. – Черт возьми! – заорал Чак, вскакивая и тыча пальцем в экран, будто мы его не видели.
Показывали отрывок того самого интервью, что Салли взяла у Чака пару часов назад, но звук приглушили, и слышен был только ее голос за кадром: “Этот мужчина, отказавшийся назвать свое имя, – один из четверых человек, остановившихся в загородном доме, которых полиция подозревает в причастности к исчезновению Джека Шоу”.
– Что она делает! – возмутился Чак. – Меня с работы уволят!
– Расслабься, – посоветовала Линдси. – Не хочешь попасть в телевизор – нечего бросаться к двери и давать интервью.
– Он на журналистку бросался, – заметил я. – Не на камеру.
– Верно говоришь, – ошарашенный Чак разглядывал себя на экране. Потом притих, провел пальцами по голове. – Батюшки, неужели я так выгляжу? Да я изрядно полысел.
Внезапно в кадр вернулась Салли Хьюз, глядя прямо на нас, сказала: “Мы остаемся здесь и будем наблюдать за развитием событий. Для «Фокс ньюс» из Кармелины, штат Нью-Йорк, Салли Хьюз”.
И снова ей удалось не срифмовать “Хьюз” и “ньюс”.
Чак напряженно смотрел в телевизор, пока на экране не появилась студия телеканала на Манхэттене, а потом задумчиво сел на диван.
– Ей это даром не пройдет, – пробормотал он.
– Уже прошло, – заметила Элисон.
Зажужжал пейджер. Чак стащил его с ремня на поясе, глянул недовольно на экранчик.
– Дьявол, – он нажал на кнопку. – Мама.
Пейджер загудел снова, Чак отшвырнул его, и пейджер покатился по полу, забуксовал в осколках пульта – россыпи черной пластмассовой крошки на ковре. Да, электронике в доме Шоллингов в тот день явно не везло.
– Есть хочется, – ни с того ни с сего сказала Линдси. – Кто-нибудь еще хочет есть?
– Я бы поел, – кивнул я.
– И я, – поддержала Элисон.
– Тогда пойдем куда-нибудь поедим, – предложила Линдси.
– Пойдем? – переспросил Чак, глянув скептически в просвет между шторами. – Интересно, что они будут делать, если мы выйдем?
– Вероятно, пойдут за нами, – предположил я.
– Ну и что? – сказала Линдси. – Мы же не узники.
– А полиция? – возразил Чак. – Мы ведь обещали никуда не уезжать.
– Мы отправимся в самый центр города, – заметил я. – В окружении папарацци. Чего ж им еще?
– Белый “форд-мустанг” и предсмертная записка? – предложила Линдси.
Элисон убежала на минуту, вернулась в куртке “пилот” поверх свитера. Мы стояли в дверном проеме, смотрели на нее и улыбались.
– Идем, – скомандовала она.
Джек однажды рассказал мне, что правильно вести себя с надоедливыми папарацци несложно, есть одна маленькая хитрость. “Главное – не давать задний ход, – сказал он и объяснил, что в этом случае тебя не смогут загнать в угол. – Идешь – иди, стоишь – не двигайся с места. Так, во-первых, контролируешь ситуацию, а во-вторых, лучше смотришься на снимках и по телику”.
Только мы ступили за порог, и все журналисты, операторы как один, будто по беззвучному сигналу, сорвались с места, тут же забыв порядок и пиетет к полицейским заграждениям. Мы быстрым шагом направились к “форду” Чака, но свора уже повисла на хвосте. Верный заветам Джека, я удерживал позиции, в результате мне отдавили ноги и едва не съездили по лицу телекамерой. Линдси втолкнула меня на заднее сиденье, сама прыгнула следом, хлопнула дверцей, прижав чей-то длинный микрофонный штатив, который сломался с приятным “хрясь!”. Чак и Элисон успели вскочить на передние сиденья, а вопросы все сыпались, фотовспышки, камеры облепили машину, как гнус. “Вам предъявили официальное обвинение?” – “Где Джек Шоу?” – “Кто из вас Элисон Шоллинг?”
Камеры окружили нас, бились в стекла, репортеры галдели. Тотчас слева у окна рядом с тучным оператором я увидел Салли Хьюз.
– Боже ты мой, – пробормотала Линдси.
– Эй! – заорал Чак. – Поосторожнее, машина!
Он повернул ключ в замке зажигания, включил передачу. Отпрянуть в страхе у репортеров не получилось. Чак наполовину опустил боковое стекло.
– Не могли бы вы очистить дорогу? – попросил он.
Просьба была встречена новым шквалом вопросов. “Вы уезжаете насовсем?” – “Где Джек Шоу?” – “Вы едете к нему?” – “Как вас зовут?”
Чак высунул руку из окна, мягко взмахнул кистью, будто готовился произнести речь и призывал аудиторию к молчанию. Журналисты, учуяв лакомый кусок сенсации для вечерних новостей, сгрудились у окошка Чака, пихались, ерзали, всеми правдами и неправдами стараясь протиснуться поближе.
– Что ты делаешь, Чак? – Элисон лукаво улыбнулась.
– Спокойно. Я знаю, что делаю.
– Это вовсе не означает, что дело кончится добром.
Чак коварно ухмыльнулся, глянул в окошко на репортеров.
– У вас много вопросов, понимаю, мы с удовольствием ответим на все, – сказал он. – Хотите знать, где Джек Шоу? Мы и сами хотим. Никаких обвинений нам не предъявили, потому что мы ни в чем не виноваты. Мы находимся здесь, поскольку обеспокоены судьбой нашего друга.
Последовал очередной яростный шквал вопросов, но Чак отмахнулся.
– С этого момента, – заявил он, – я буду беседовать только с Салли Хьюз.
Разгневанный, недоуменный ропот.
– Почему с ней? – спросил кто-то.
– Потому что она близко знакома с Джеком Шоу, – сообщил Чак как бы между прочим. – Они ведь встречались. Я думал, это всем известно.
Толпа охнула разом, тотчас все повернулись к Салли.
– Да не слушайте вы его, – пробормотала она.
Воспользовавшись внезапным затишьем, Чак отыскал желанную брешь в толпе, рванул прочь с подъездной аллеи, шины взвизгнули, репортеры остались позади в облаке пыли.
– Что за хрень, Чак? – поинтересовался я.
– Сработало ведь, – Чак с гордым видом повернул на 57-е шоссе. Слева я увидел бегущего сломя голову к патрульному автомобилю помощника Дэна, пытавшегося на ходу вынуть из чехла рацию. Рация вдруг вылетела у него из рук, покатилась по пыльной обочине. Еще одно электронное устройство почило в бозе. Коротко поразмыслив, нет ли в наблюдаемой тенденции какого-нибудь знака, я ни к чему не пришел и вернулся к делам насущным.
– Не совсем понял твою оригинальную методику, Чак, – заметил я с заднего сиденья. – Чего мы этим добились?
– Мы ничего, – Чак бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Я же добился многого.
– А именно?
– Разыграл любовную прелюдию.
– Взбесить Салли Хьюз – часть любовной прелюдии? – уточнила Элисон.
– А то!
– Как так?
– Тонкая грань между яростью и страстью, – пояснил Чак.
– Господи, – вздохнула Элисон. – Ты действительно в это веришь?
– Целиком и полностью, – сказал Чак. – Вы же не можете не признать, что теперь она обо мне думает.
– Думает, как бы теперь придавить тебя.
– Придавить, оседлать… Это лишь разновидности доминирования.
– Я думала, мужчинам вообще плевать на прелюдии, – съязвила Линдси.
– Эй! – возмутился я.
– Присутствующие, конечно, не в счет.
– Вот смотрите, – Чак притормозил перед поворотом. – Теперь она думает обо мне и что-то чувствует, так? Может, и нехорошее, но это уже что-то. Она уже не безразлична ко мне. Есть с чем работать. Между яростью и безразличием я всегда выберу ярость.
– А самое печальное, что до некоторой степени я с этой теорией согласен, – сказал я.
– Похоже на эпизод из “Сайнфилда”, – заметила Элисон.
– Плохой, – уточнила Линдси.
– Эй, притормози, – попросил я.
Мы проезжали поворот, где я сбил оленя. Черные следы шин сворачивали с дороги, ниже склон был изрезан колесами, трава примята – здесь BMW съехал в канаву и остановился. Кое-где валялись осколки оранжевой и бесцветной пластмассы – остатки передних фар. Ожидал ли я, что вот сейчас, как в кино, вспыхнет живое воспоминание и я встречу его мужественно, надеялся ли, что оно придет, не знаю, только ничего не произошло, и мы свернули, оставив место аварии позади.
– Банка джема, садовый шланг… – бормотал Чак задумчиво. – Жезл чирлидера.
– Врешь, – сказала юная особа над грудями, к которым обращался Чак. На ней были обтягивающие черные брюки и уж совсем тесная голубая синтетическая блузка, три нижние пуговицы которой девушка расстегнула, чтобы продемонстрировать плоский загорелый живот. Новая подружка Чака казалась очень стройной – из-за грудей, которые носила на себе.
– Говорю тебе, – уверял Чак. – Это распространено гораздо шире, чем ты, наверное, думаешь.
– А еще что?
