– Эстрид, Эстрид, – повторял он, – неужели ты не веришь, что только так я смогу стать настоящим художником? Мне трудно тебя в этом убеждать…
Абель видел перед собой что-то вроде препятствия, стены, которую нужно пробить, чтобы иметь возможность писать дальше.
Но Эстрид кричала, что не верит. Она оставит Абеля в покое, если ему нужно уединение. Она готова отпустить его в Париж или Рим, если он того хочет, потому что и сама не желает ничего другого, как только видеть его состоявшимся мастером.
Но не на край же света!
Тут Абель заметил, что на Яве он заработает денег, на которые они смогут жить, но Эстрид возразила, что в этом нет необходимости, она ведь и сама здорова и может работать в полную силу. Она передвигалась по комнате, держась руками за стенку, и содрогалась в рыданиях. Абель не узнавал своей невесты. На мгновение ему показалось, что Эстрид лишилась рассудка.
Наконец она снова сняла кольцо и бросила его под ноги Абелю, так что ему пришлось поползать на четвереньках по ковру, прежде чем он отыскал его за ножкой стола. А Эстрид села на стул, продолжая плакать. Она уже поняла, что их помолвка ничего не значит для Абеля, и не изменилась в лице, когда он снова надел кольцо ей на палец.
Абель встал у окна. Он следил за мячом, который ударялся о стену, но детей ему видно не было. Голубой резиновый шарик выпрыгивал ниоткуда и тут же исчезал. Абель сжал челюсти. На некоторое время он словно отгородился от мира стеной, поэтому до него не сразу дошел плач Эстрид. А потом Абель услышал, как она сказала, что не хочет, чтобы он уезжал в такую даль, да еще и в компании Оскара.
– Но почему? – Абель повернулся к Эстрид.
Она подняла голову. Абель объяснил ей, что смертельная болезнь брата и есть одна из причин его отплытия на Яву. Вдали от дома Оскару нужен человек, который мог бы за ним присматривать.
Решительным движением Эстрид отбросила волосы с лица, ее серые глаза гневно сверкнули. Она ответила, что причин и без того названо достаточно, ей незачем выслушивать остальные.
Эстрид в последний раз сняла кольцо и вышла из комнаты. Абель стоял у края стола, не сводя глаз с зеркала, в котором отражалось кольцо Эстрид. Оба кольца – настоящее и отраженное – находились совсем рядом друг с другом. Их разделяло только зеркало в махагоновой раме. Когда одно из них Абель сунул в карман, исчезло и другое.
Некоторое время спустя они сидели на диване в ее комнате; вдруг Эстрид задрожала, словно почувствовала себя плохо. Абель положил ладонь на плечо невесте и поцеловал ее в щеку. Она прислонила голову к его плечу и сказала, что сожалеет об их недавней размолвке. Тогда Абель достал из кармана кольцо и в третий раз надел ей на палец. Эстрид будто всхлипнула, потом рассмеялась, но на этот раз оставила кольцо там, где оно было.
Абель сказал, что Эстрид очень ему нужна, и единственное, о чем он ее просит, – дождаться его возвращения, если, конечно, Эстрид питает к нему ответные чувства, пусть даже и не такие сильные.
Абель понимает, что требует слишком многого, но он не лукавит, когда говорит, что делает это ради их с Эстрид общего будущего. Эстрид отвечала, что согласна ждать Абеля хоть до скончания времен, потому что любит его безмерно.
Тут их пальцы снова сплелись, а губы встретились – так подтвердилось то, что и без того было ясно с самого начала.
Но за оставшееся до отплытия Абеля время Эстрид пролила еще немало слез.
А Оскар? Лишь только он узнал о решении брата, глаза его заблестели. Теперь-то Абель покажет, на что способен. Детство кончилось, на Яве из него сделают мужчину, повторял Оскар, хлопая брата по плечу. При этом он хитро подмигивал, так что невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно.
Так братья упаковали чемоданы.
Анна больше не возражала.
Но в день прощания Абель не смог сдержать слез.
Он стоял перед отцом в мастерской и, утирая одной рукой щеки, показывал другой, что вернется к живописи, лишь только представится такая возможность. «Мне бы только скопить тысяч сто или пятьдесят, – Абель жестикулировал пальцами. – Этого вполне хватит», – он рассмеялся сквозь слезы. «Сто тысяч? – переспросил отец. – Какая ерунда! Ты быстро управишься».
Он улыбнулся и обнял сына за плечи.
Так они расстались.
Это произошло в конце лета. На колесном пароходе «Гаутиод» Оскар и Абель добрались до Любека, где сели на поезд до Амстердама.
Королева Вильгельмина была в то время совсем молодой девушкой.
В Тевтобургском лесу дикие козы убегали в чащу при приближении локомотива. На станциях продавали колбасу и соленья. Пиво лилось рекой. Немцы горланили песни, поднимая над головами огромные кружки.
В Амстердаме братья поднялись на борт видавшего виды парохода «Принцесса Мария», на нижней палубе которого им предоставили тесную каюту.
В Бискайском заливе штормило, но после Гибралтара установился полный штиль.
Большую часть времени Оскар лежал на койке, подложив под затылок сцепленные в замок пальцы. Абель же не упускал ни малейшей возможности побывать на суше.
Вечерами шум моря стихал почти до шепота. Они проплывали знаменитые острова и вулканы: Везувий, Этну, Стромболи, Капри, Кап-де-Фер…
После Порт-Саида жара стала невыносимой.
Возле одного из островков в Красном море на якоре стоял огромный корабль. Его пассажиры разбили на берегу палаточный городок. Они махали руками и кричали что-то вслед «Принцессе Марии», не удостоившей их ни малейшим знаком внимания.
Пароход неумолимо мчался вперед, рассекая морскую гладь. Мимо Порт-Перима, напоминавшего разбойничье логово, и измученных солдат на его черных скалах, пока, тяжело пыхтя и переваливаясь, не вышел в Индийский океан, с трудом преодолев последние метры пролива.
Сразу задул прохладный ветерок. Над сверкающей гладью океана шныряли косяки летучих рыб. Пока Оскар дремал на койке, Абель изучал корабль и знакомился с командой, сочиняя между делом два длинных письма – матери и Эстрид.
Вечерами с верхней палубы, где размещались каюты первого класса, доносились звуки оркестра. Но Абель предпочитал оставаться внизу и любоваться звездным небом, на котором всходили и заходили все новые и новые туманности и созвездия.
Иногда в черно-зеленых сумерках борта корабля светились, словно покрытые фосфором, и тогда «Принцесса Мария» походила на призрачный корабль.
«Вероятно, мне будет полезно узнать мир, – писал Абель Анне. – Я боюсь, что сердце мое ожесточится, но одновременно и хочу этого. Потому что до сих пор не знаю, кто я есть на самом деле».
Наконец, на шестой или седьмой неделе плавания глазам Абеля предстало в высшей степени удивительное зрелище: тысячи крохотных огней и искорок дрожали на горизонте, сливаясь в сплошной золотой пояс. Абель перегнулся через перила, не в силах оторвать глаз от такой красоты. В ответ на его вопрос кто-то из команды объяснил, что это острова к югу от Суматры. Абель забыл об ужине.
Но потом подул ветер, и вскоре сверкающая полоса скрылась из виду. Наутро ее уже не было.
Зато к вечеру, когда шторм утих, воздух наполнил терпкий запах цветов и тропического леса. Некоторые моряки утверждают, что подобные ощущения вдали от берега не более чем мираж, но дедушка Абель был готов поклясться в обратном. Острова Индийского архипелага окутаны облаком ароматов, которые чувствуются гораздо раньше, чем глаз успевает разглядеть на горизонте очертания земли.
На следующее утро вдали действительно показались острова. На этот раз даже Оскар вышел полюбоваться ими из каюты. Братья прильнули к перилам. То, что они увидели, больше всего напоминало разбросанные по поверхности океана туго связанные букеты фиалок. Потом появилась полоска суши. Корабль проходил мимо пенящихся зеленью берегов Суматры.
Миновали город Паданг и на следующее утро, выдавшееся туманным, оказались в Зондском проливе. В середине его высилась огромная гора – вулкан Кракатау, который «Принцесса Мария» почтительно обошла по широкой дуге. С тех пор как Кракатау проснулся от тысячелетнего сна и, извергая огонь и лаву, еще больше погрузился в море и волна землетрясения прокатилась по всему земному шару, прошло всего десять лет.
Тогда на яванское побережье обрушился тридцатипятиметровый вал, унесший с собой десятки тысяч человеческих жизней. Многие суда погибли, «Принцесса Мария» спаслась чудом.
Миновав Кракатау и острова у берегов Батавии, «Мария», пыхтя, трусила вдоль северного побережья Явы. Оскар курил на палубе, откинувшись в кресле. Абель все еще стоял у перил. То там, то здесь на горизонте появлялись рыбацкие суда из Мадура с треугольными парусами на высоких мачтах. Из висевшего над побережьем влажного тумана проступали очертания вулканических цепей.
Абель склонил голову набок и прищурился, а потом закричал, тыча пальцем. Оскар кивнул. Однажды он уже видел все это. Тогда он так же стоял у перил, не в силах скрыть восторженного нетерпения. Но сейчас он оставался в кресле, и мысли его были заняты другим.
