Она ведет беседу с ней.
Не блещет кукла красотою,
Отломан у бедняжки нос,
Но хороша она для «мамы»
И без руки и без волос.
И я гляжу, с какой заботой
Ей Ми́ми с ложечки дает
То сладкой каши, то варенья,
Но кукла крепко сжала рот.
«Ну, крошка, кушай, не упрямься.
Хотя бы ложечку одну», —
И, накормив, умыла куклу
И приготовила ко сну.
Постель для дочки в старой туфле,
Там так уютно: «Спи, бай-бай,
Чего ты, глупенькая, хнычешь,
Скорее глазки закрывай!»
Но избалованная кукла
Не хочет глазки закрывать,
И хорошо еще, что Мими
Такая опытная мать.
Поцеловать бы эту маму,
Но не дается нипочем —
Ей некогда — так много дела,
Подумать надо обо всем!
И вот, чтобы привлечь вниманье,
Я притворяюсь, что держу
В кармане маленькую птичку
И ни за что не покажу.
И говорю я сам с собою,
Что никому, мол, невдомек,
Какие глазки у пичужки,
Какой забавный хохолок!
Мне эта хитрость удается,
Две ножки бойкие бегут,
И не успел я оглянуться,
Как мама кукольная тут!
От любопытства замирая,
В карман заглядывает мой.
«Я обманул тебя, девчурка,
И птички нету никакой».
Не верит. Влезла на колени.
«Дитя, прости мне эту ложь,
Благодаря обманной птичке
Немало истин ты поймешь».
Перевела Н. Подгоричани.
Крут подъем, и спуск тяжелый.
Край мой бедный, край мой голый!
Нищие усадьбы.
Что народ! — сидят без денег
Акушерка и священник —
Ни крестин, ни свадьбы.
Власть кричит: «Даешь налоги!»
Просит есть бедняк убогий,
Хлеба — и того нет.
Строятся дворцы в столице
По примеру заграницы,
А деревня стонет.
Реки быстрые мелеют,
На полях никто не сеет,
На лугах не косит.
По миру пошли крестьяне,
Дети просят подаянье,
Христа ради просят.
С каждым годом жизнь плачевней,
Денег негде взять деревне,
Чтоб отдать богатым.
Села бедствуют, но вскоре
Нищета придет и горе
Во дворцы к магнатам.
Перевел А. Ревич.
Сижу, задумчиво смотрю в окно.
Заходит солнце, и горит закат.
Плывет по небу облако одно,
Его края рубинами горят.
Уже темнеет неба синева.
Как эта форма облака странна!
Какие для нее найти слова?
Вот словно встал из мрака сатана
В плаще серебряном, могуч и прям,
Со знаменем в руке. А вот — медведь.
Но все меняется. Священник там,
И в волосах его пылает медь.
Воздета вверх грозящая рука,
Но языки огня встают — и вот
На смену пламени издалека
Ночная мгла медлительно плывет.
О, как печальны звезды в вышине!
Не счесть горящих в небесах огней.
Часы бегут. И жить на свете мне
Все бесприютнее и холодней.
Перевела И. Гурова.
Хочешь ты, чтоб в звучном слове
Скорбь раскрыл я пред тобой, —
Иль не видишь ты любови,
Встретив взор приветный мой?
Нет, в глазах моих читая,
Ты поймешь, о чем грущу, —
Не о рае я мечтаю
И не святости ищу!
Так не требуй, чтоб стихами
Я раскрыл мечту свою, —
Ту, что выдал я глазами,
Ту, что я давно таю.
Много жертв ты принимала,
Все в плену твоем всегда.
Погибали идеалы
Ради сладкого плода!
На меня, как бы в неверье
Взор бесенка устремлен, —
Убедись же на примере
Из прадедовских времен.
Камадева, бог зиждитель,
Первенцев пронзил стрелой,
И с подругой райский житель
Изгнан в дальний мир земной!
Поднимали меч герои,
К битвам вел их жаркий спор.
Яблоко сгубило Трою,
Страсть посеяла раздор.
Нет, ни в чем не ошибется
Дьяволенок разбитной, —
С нами новый мир начнется,
Если взор полюбишь мой.
Как при первом обольщенье
В райских сладостных садах, —
Вереницы поколений
Вижу я в твоих глазах!
Перевел В. Любин.
Хочу я радостного пенья,
Что мне, поэт, твои мученья!
Знать не желаю я о горе.
Пускай в трудах ты день-деньской,
Пусть скорбь в душе и боль во взоре, —
Рожден поэтом, значит пой!
Пусть ты гоним, что мне за дело,
Пусть ты устал душой и телом,
Улыбкой скрой живые раны,
Прельщаясь звездами, луной,
Прощай удары и обманы, —
Рожден поэтом, значит пой!
И что мне до родни поэта,
Пусть гибнут без тепла, без света.
Иди проторенной тропою,
Мир безмятежный нам открой.
Пленяй нас легкостью живою,
Рожден поэтом, значит пой!
И пусть в пути, где ты в раздумье,
Взметнется черный смерч безумья,
Пускай обрушится лавиной, —
Ты грозною порой ночной
Любуйся звездочкой единой,
И улыбайся нам и пой!
Перевел В. Любин.
Лишь песни да ненужные сказанья
Нам оставляет миг, когда-то милый.
