– Привет и тебе, маэстро, – вежливо ответила Динти.
– Послушай-ка, – спросил Простак, – ты шла сюда мимо театра?
– Да, конечно.
– У кассы что, правда очередь?
– Да, истинная правда. И предлиннющая. И у всех в потном кулачке зажаты четыре фунта восемьдесят шиллингов, благослови их Господь.
Простак испустил глубокий вздох. Если Динти тоже это видела, значит, ему не померещилось.
– Я едва поверил глазам. Вроде бы вижу очередь, но меня не оставляло чувство, что это всего лишь дивный сон. Тебе не показалось, что все в ней красавцы как на подбор?
– Да, прекрасные ребята.
– Соль земли. Прямо не представляю, где еще можно найти лучшие образчики человечества, чем в очереди на шоу, в которое ты всадил кучу денег. Вот где прекраснейшие женщины и храбрейшие мужчины. О, Динти!
Простак распрямился, словно с плеч у него упал груз. За прошедший месяц выпадали дни, когда сомнения одолевали его и он поддавался унынию, особенно когда партнер его Оскар Фричи страдал от приступов трусости. Колеблющийся, сомневающийся, легко впадающий в меланхолию, Фричи был из тех людей, с которыми отлично бы поладил Гамлет. Скажите ему, что в театре аншлаг, и он спросит: «Кто же тогда придет завтра?» – что, бесспорно, вгонит в тоску самого жизнерадостного оптимиста.
Но теперь, когда на Бродвее приняли спектакль восторженно; теперь, когда восемь критиков из девяти дали самые лестные отзывы (девятый тоже дал не совсем уж плохой); когда длинные очереди очаровательнейших и умнейших зрителей выстраиваются в кассу, горя желанием всучить свои денежки самодержцу за окошком, Простак расцвел точно прекрасный цветок. Глаза его сияли. Волосы цвета сливочного масла блестели, как никогда. Он держался живо и весело и даже, кажется, стал выше ростом дюйма на три. С видом рыцаря, вернувшегося к своей даме из успешного Крестового похода, он крепко обнял Динти, нежно расцеловал поднятое к нему личико и заверил ее, что из всех девушек на свете она – самая прекрасная!
– Я люблю тебя, Динти.
– Не так сильно, как я тебя.
– Нет, гораздо сильнее.
– Такое невозможно. Ладно, давай не ссориться. Правда, чудесно, Простак, что так все обернулось? Ты понимаешь, что мы станем богатыми?
– Купаться в деньгах будем.
– Переедем жить на Парк-авеню.
– С дворецким.
– С двумя. И купим шикарную машину.
– Несколько шикарных машин. А как насчет яхты?
– Интересно, осилим мы «Куин Мэри»?[11]
– Мы очень-очень постараемся. А теперь перейдем к тому, как превратить тебя в миссис С. Фотерингей-Фиппс. Какая будет процедура? Выдай мне информацию из первых рук. Послушай-ка, – вдруг встревожился Простак, – надеюсь, ты не хочешь венчания со всякими разными прибамбасами? Как там говорил Поттер… с епископом, с помощником священника, с подружками невесты, с хором мальчиков, дьячками и церковными сторожами, могильщиками и всякими пришельцами?
– Конечно, нет. Я хочу, чтобы мы обвенчались в Маленькой Церкви за Углом.
– А где это?
– На Двадцать девятой улице.
– Местечко спокойное?
– Там будем только мы.
– Ну и священник, само собой.
– Да уж, без него никак не обойтись.
– Ладно, священник пусть будет. И может, парочка свидетелей?
– Да, наверное.
– И все?
– Да, все.
– Тогда вперед, в Маленькую Церковь! Двинулись! Беру свою шляпу – и вперед!
Динти окинула его материнским взглядом.
– Бедный мой мальчик, впопыхах это не делается. Ты должен взять лицензию.
– А нельзя без нее обойтись?
– Вряд ли. Если ты ворвешься в церковь без лицензии, священник выкинет тебя вон. Да и вообще, у тебя еще работы невпроворот.
– Работа? В такое время?
– Сейчас и есть то самое время. Тебе звонили полно народу. Придется тебе остаток дня думать на бегу и принимать решения с лету.
– Возможно, ты права. Да, видимо, мне предстоит много будничной работы.
Простак уселся в крутящееся кресло, запрокинул его, забросил ноги на стол, потянулся к шляпе и водрузил ее на голову.
– Ну-с! Расскажи-ка мне, дорогуша, не опуская ни единой детали, ведь никогда не угадаешь, какой важной может оказаться самая незначительная. Что тут у нас происходило?
Динти заглянула в блокнот.
– Было два или три звонка. Один от человека, который хочет купить пьесу для Лондона. Я сказала ему, что ты будешь ставить ее в Лондоне сам.
– Конечно, сам. И в Париже, и в Берлине, и в Москве.
– В Москве нельзя.
– Ну тогда в Брюсселе. Откуда привозят брюссельскую капусту. Брюссель ничем не хуже. Продолжай, – велел Простак, складывая кончики пальцев вместе.
– Заходили двое посетителей. Один не захотел назваться. Держался он довольно таинственно и сказал, что зайдет еще.
– А объяснил, какое у него дело?
– Нет.
Простак нахмурился. Да, допущена небрежность. Необходимо, решил он, подстегнуть служащих офиса.
– Всегда проси посетителей изложить их дело, – укоризненно заметил он. – И пусть оставляют визитки. Будешь передавать их мне, а я решу – принимать посетителя или нет.
– Да, сэр. Непременно, сэр. Спасибо, что указали мне, сэр.
Простак покраснел.
– Я слишком задрал нос?
– Не без того.
– Прости. Я стараюсь не задирать, но от успеха у меня ужасно кружится голова. Я ловлю себя на том, что выпячиваю грудь, пихаю встречных на тротуаре, а иногда меня даже подмывает заскочить в офис к Ли Шуберту и обратиться к нему запросто: «Ли». Ты остужай меня время от времени, ладно? Чуть заметишь, что на меня накатывает, сразу же и крикни: «Эй!»
– Непременно.
– «Эй!», резко так.
– О’кей, профессор.
– Ах, все к чертям! – Простак призадумался, словно его обворовали. – Но отчего бы человеку и не напустить немножко высокомерия и важности и не пораздуваться от гордости после такого успеха? Ты читала статьи?
– Я выучила их наизусть. Все – восхитительные.
– А «Таймс»? – нерешительно сказал Простак.
– Там тоже неплохой отзыв.
– Неплохой, да… Но мне не понравился тот абзац, что сцена в притоне всего лишь «на уровне». – Лицо Простака посуровело. – Вряд ли я приглашу критика из «Таймс» на свой следующий спектакль. Послужит ему хорошим уроком.
– Эй!
– Вот именно что «эй!». Замечаешь, как на меня накатывает? Мгновенно, точно приступ какой. Тикаю вполне нормально, и вдруг бенц! – голова у меня раздувается, как у больного щенка. Не мешало бы заглянуть к врачу. А кто был другой тип?
– Какой тип?
– Ну, другой. Который спрашивал Фиппса. Ты говорила, заходили двое.
– А, да. Твой бывший босс, мистер Андерсон.
– Дж. Г. Андерсон? – выпучил глаза Простак. – Ты уверена?
– Если не врет. Он так назвался.
– Ну и ну! Будь я проклят!
– Сказал, что желает видеть тебя по крайне важному делу.
– Вот как? Тогда знаешь что скорее всего случилось? Он примчался в Нью-Йорк кутнуть, пошел вечером на спектакль, а утром прочитал газеты и узнал, что у меня оглушительный успех. Теперь попытается снова сбагрить мне этот свой отель. В Бессемере, штат Огайо. Ага, разбежался!
– А что? Отель купить неплохо.
Простак презрительно расхохотался.
– Мне? Да зачем мне отели? Вот если заскочит Ли и предложит перекупить с полдюжины его театров, тогда другой разговор. Но отели…
– Эй!
– «Эй» тут совсем ни при чем. Как я смогу управлять отелем в Огайо, если я в драматическом театре?
– Уйди из театра.
Простак изумился. Он ушам своим не поверил.
– Что? Бросить шоу-бизнес, когда я сижу на вершине мира?
– Но театр – это так рискованно и непредсказуемо, милый. Сегодня ты наверху, а завтра – рухнешь вниз. «Жертва» стала хитом, но следующая твоя постановка может и провалиться. И третья тоже, а за ней – еще. Отель – совсем другое, солидный бизнес. Я бы с удовольствием помогала тебе управлять им. И, знаешь, я была бы счастлива в местечке вроде Бессемера. Меня уже тошнит от Бродвея.
Простак опять засомневался, правильно ли он расслышал.
– От Бродвея тошнит?
– Дальше некуда. О, Простак…
Динти умолкла, ибо дверь открылась и вошел Оскар Фричи. Вид у Оскара был такой же, как обычно, то есть очень даже неважный, и с первых же слов стало ясно, что он буквально вибрирует.
– Послушайте, а почему около театра столько народу? – спросил он, даже не отвлекшись на «Доброе утро». – Я только что проходил мимо, а там целая армия. И в вестибюле толкутся.
Простак, сбив шляпу на затылок, издал короткий смешок. Ох уж эти новички!
– Народ покупает билеты.
– Билеты?
– Ага.
– На шоу, что ли? А чего это вдруг?
– У нас огромный успех.
– Кто так говорит?
– Все говорят. Вы что, рецензий не читали?
– Каких?
– О спектакле. В газетах.
– В газеты у меня не хватило духу заглянуть.
– Динти, у тебя есть газеты?
– Здесь нет. Сходить купить?
– Пожалуйста. И на всей скорости.
– Ладно. А позже, если улучите момент, «мистер Шуберт», мне бы хотелось продолжить тему, которую мы обсуждали, когда нас перебили. Мне много чего есть сказать по этому поводу.
