— Я подумаю и сообщу вам о своем решении, — сказал мистер Трой.
Старый Шарон еще раз дико расхохотался и, обогнув стол, проворно проковылял к стулу мистера Моуди. Положив одну руку дворецкому на плечо, другой рукой он насмешливо указал на мистера Троя.
— Послушайте, господин Молчун! Ставлю пять фунтов, что его уж больше сюда не заманишь!
Моуди, молча слушавший в продолжение всего разговора (кроме той его части, когда вопросы были обращены к нему лично), и на сей раз отделался самым кратким ответом:
— Никогда не держу пари.
Ему как будто не претили ни фамильярность, ни нелепые ужимки Шарона. Старый шельмец, по-видимому, произвел на него сильное впечатление. Когда мистер Трой поднялся уходить, Моуди, вместо того чтобы последовать его примеру, все еще сидел и глядел на адвоката так, словно ему не хотелось покидать эту грязную, прокуренную комнатушку.
— Хотите что-то сказать? — спросил мистер Трой.
Моуди медленно поднялся и посмотрел на Старого Шарона.
— Не сейчас, сэр, — помолчав, ответил он и отвел взгляд.
Шарон понял ответ и взгляд Моуди по-своему. Он неожиданно вцепился в дворецкого и оттащил его в угол комнаты.
— Послушайте, — зашептал он. — Скажите, положа руку на сердце: вы так же богаты, как этот блюститель закона?
— Нет. Разумеется, нет.
— Тогда вот что: для бедняка я готов работать и за полцены. Ежели вдруг вам захочется вернуться сюда без адвоката, это обойдется вам всего в пять фунтов. Так-то! Подумайте над этим, да-да, подумайте!
— Ну где же вы? — торопил мистер Трой, придерживая дверь.
Когда Моуди наконец проследовал к выходу, адвокат еще раз оглянулся на Шарона. Старикашка опять устроился в кресле и с мопсом на коленях, трубкой в зубах и книжкой в руке представлял собою такую же мирную и неряшливую картину, как и до их прихода.
— Прощайте! — снисходительно обронил мистер Трой.
— Не мешайте, — буркнул Старый Шарон, захваченный чтением. — Я отработал вашу гинею. Боже, какая восхитительная книга! Не мешайте мне.
— Нахал! — высказался мистер Трой, когда они с дворецким вышли на улицу. — И как только моему приятелю в голову пришло рекомендовать такого проходимца? Он еще рассчитывал получить от меня десять фунтов! По мне, и гинея-то выброшена зря.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Моуди, — но я так не думаю.
— Что?! Не станете же вы утверждать, что поняли эту его туманную фразу — «подозревать того, кого труднее всего заподозрить»? Вздор!
— Я не говорил, что понял ее, сэр. Но, пожалуй, она натолкнула меня на мысль.
— На какую мысль? У вас возникли какие-то определенные подозрения?
— Прошу простить меня, мистер Трой, но я предпочел бы пока воздержаться от ответа.
Мистер Трой внезапно остановился и окинул своего спутника недоверчивым взглядом.
— Вы что, собираетесь сами превратиться в детектива? — спросил он.
— Я согласен превратиться в кого угодно и испробовать любые средства, лишь бы только помочь мисс Изабелле, — твердо отвечал Моуди. — За время службы у леди Лидьяр я скопил несколько сотен фунтов и готов потратить их все до последнего на поиски вора.
Мистер Трой зашагал дальше.
— Я вижу, в вашем лице мисс Изабелла находит доброго друга, — сказал он.
В душе он немного обиделся на дворецкого за чрезмерно независимый тон, с каким Моуди ему отвечал, хотя он, мистер Трой, сам вызвался помочь девушке.
— Друга и преданного слугу, — веско отвечал Моуди.
— Весьма похвально, — кивнул мистер Трой. — Но смею напомнить, что, кроме вас, у нее есть и иные друзья. Я, к примеру, тоже друг мисс Изабеллы. Я обещал доказать ее невиновность и намерен сдержать слово. К этому — простите! — я вынужден добавить, что мой опыт и рассудительность, скорее всего, сослужат ей не меньшую службу, чем ваша горячность. Я слишком хорошо знаю людей, чтобы доверяться первому встречному. И вам, мистер Моуди, не мешало бы последовать моему примеру.
Моуди выслушал упрек с приличествующей учтивостью.
— Если у вас есть план, который поможет защитить честь мисс Изабеллы, — сказал он, — я буду счастлив по мере сил содействовать его воплощению, сэр.
— А если нет? — осведомился мистер Трой, невольно сознавая при этом, что плана-то как раз и нет.
— В таком случае, сэр, я буду действовать по своему усмотрению и, если собьюсь с пути, стану винить в этом лишь себя самого.
Мистер Трой ничего больше не сказал и на следующем повороте распрощался с Моуди.
Продолжая по дороге обдумывать этот разговор, он решил при первой возможности съездить к Изабелле и предупредить ее, чтобы она не слишком полагалась на благоразумие дворецкого. «Сомнений нет, — думал адвокат. — Этот самонадеянный глупец намерен вернуться к Старому Шарону».
Добравшись до своей конторы, мистер Трой обнаружил среди ожидавшей его корреспонденции письмо от той, чьи интересы заботили его сейчас более всего. Изабелла Миллер писала:
«Уважаемый сэр!
Моя тетя, мисс Пинк, желает при первой возможности обратиться к Вам за советом. Хотя от Лондона до Саут-Мордена немногим более получаса езды по железной дороге, мисс Пинк, зная о Вашей чрезмерной занятости, не смеет просить Вас к ней приехать. А посему не соблаговолите ли Вы сообщить мне, в какое время Вам было бы удобно принять мою тетю в Вашей лондонской конторе.
С глубочайшим уважением, Ваша
Изабелла Миллер.P.S. Я также уполномочена передать Вам, что предметом предстоящей консультации явится прискорбное событие, происшедшее недавно в доме леди Лидьяр.
Вилла „Лужайка“, Саут-Морден.
Четверг.»
Читая послание, мистер Трой улыбался. «Слишком много церемоний для такой юной особы, — думал он про себя. — Все от первого до последнего слова написано под диктовку мисс Пинк». Он недолго раздумывал, как поступить. Ведь ему нужно было срочно предостеречь Изабеллу — вот и удобный случай. Он вызвал к себе старшего клерка и просмотрел список дел на день. В ежедневнике не значилось ничего такого, с чем его помощник не мог бы справиться самостоятельно. Мистер Трой заглянул в расписание поездов, заказал кэб и успел на ближайший поезд в Саут-Морден.
В те времена (как, впрочем, и по сей день) Саут-Морден представлял собою сугубо земледельческую деревушку, стоящую в стороне от столбовой дороги современного прогресса; подобные местечки и поныне можно встретить в окрестностях Лондона. В Саут-Мордене останавливались лишь самые тихоходные поезда, и на станции было так мало дел, что от скуки станционный смотритель вместе с носильщиком разводили на насыпи цветочки и беспрестанно охорашивали какую-то хилую лиану, прилепившуюся над окном зала ожидания. Став спиной к железной дороге и пройдя немного вперед по главной и единственной саут-морденской улице, вы оказывались в старой Англии двухсотлетней давности. Остроконечные домики с наглухо запертыми ставнями; гуси и свиньи, мирно разгуливающие по дороге; старинная церковь в окружении тенистого кладбища; бойкая торговля у бакалейщика и пустые прилавки у мясника; редкие жители, подолгу глазеющие на приезжих, и чумазые ребятишки — воплощение беззаботного здоровья; звон болтающегося на цепи ведра из глубины деревенского колодца и глухой стук падающей кегли из кегельбана за трактиром; в конце улицы площадь для сельских сходок и гуляний, по одну ее сторону — пруд для купания лошадей, по другую — раскидистый вяз с деревянным сиденьем вокруг ствола, — вот такие картины и звуки окружали вас, пока вы проходили по саут-морденской улице из конца в конец.
В полумиле от последнего старенького домика вас снова поджидала современная Англия в виде ровного ряда вилл-близнецов, выстроенных предприимчивым лондонцем на скупленной за бесценок земле. Каждая вилла была окружена собственным садиком и глядела через дорогу на обширные луга и пологие лесистые холмы над ними. Каждая ослепляла вас чудовищным сверканием новенького красного кирпича и навязывала вам свое нелепое название, яркой краской намалеванное над воротами. Прочитывая их одно за другим, мистер Трой добрался наконец до виллы под названием «Лужайка», происходившем, по всей вероятности, от зеленого пятачка травы перед домом. Калитка оказалась заперта, и он позвонил.
Ему открыла робкая опрятная девочка-служанка. Войдя в садик, мистер Трой удивленно огляделся. Со всех сторон на него строго и молчаливо взирали развешанные на каждом шагу от калитки до крыльца правила для посетителей, запрещающие делать то-то и повелевающие вести себя так-то. Табличка по одну сторону от лужайки извещала о том, что по траве ходить запрещается. По другую сторону торчал развернутый вдоль боковой ограды указующий перст, нацеленный в надпись «Вход на кухню здесь». На гравии перед крыльцом белел аккуратно выложенный ракушками призыв: «Отскоблить грязь с подошв», а на верхней ступеньке крыльца поблескивали свинцовые буквы «Добро пожаловать!». С коврика за дверью в глаза адвокату бросилось угрожающе-черное «Вытирайте ноги!». Даже вешалке в прихожей не доверялось изъясняться самостоятельно: сопутствующая ей надпись гласила: «Пальто и шляпы», а мокрые зонтики приказано было «ставить сюда».
