Она постучала в парадную дверь, но никто не отозвался. Постучала еще раз. По-прежнему никто не отвечал. Попробовала, заперта ли дверь. Дверь была закрыта на замок. Тогда, закинув Викторию на плечо, она побрела к задней двери дома. Проходя мимо бокового крыльца, она заметила, что дверь приоткрыта. И так как опять никто не отозвался на стук, Кейти вошла и принялась стучать во все двери, выходившие в маленькую переднюю. Казалось, что в доме нет ни души. Кейти заглянула в кухню. Там было пусто и неуютно. Все было загромождено самой разной посудой. Огня в печи не было. Гостиная оказалась ненамного лучше. На полу посредине ее валялись ботинки мистера Спенсера. На столе лежали грязные линзы. На каминной полке стояло блюдо с костями от мяса. На всем лежал толстый слой пыли, и дом производил такое впечатление, словно в нем не жили по меньшей мере год.
Кейти попыталась открыть еще несколько дверей, но все они были закрыты на ключ, и тогда она направилась наверх. На верхней ступеньке лестницы она остановилась, крепко сжимая в руке свой букет и не зная, что же делать дальше. Вдруг из спальни послышался слабый голос:
— Кто там?
Это был голос миссис Спенсер. Она лежала в постели, несвежей и смятой, как будто ее не перестилали в то утро. Спальня была такой же пыльной и в таком же беспорядке, как и остальной дом, а капот и ночной чепчик миссис Спенсер не отличались чистотой, но лицо у нее было прелестное, а по подушке рассыпались красивые вьющиеся волосы. Она, очевидно, была тяжело больна, и, учитывая все обстоятельства, Кейти прониклась к ней глубокой жалостью, большей, чем к кому бы то ни было в своей жизни.
— Кто ты, девочка? — спросила миссис Спенсер.
— Я дочка доктора Kappa, — ответила Кейти, направляясь прямо к кровати. — Я принесла вам цветы. — И она положила букет на смятые простыни.
Кажется, цветы понравились миссис Спенсер. Она подняла их и долго нюхала, ничего не говоря.
— Но как ты сюда попала? — произнесла она наконец.
— Дверь была открыта, — запинаясь пробормотала Кейти, вдруг ужаснувшись своей дерзости. — Говорят, что вы больны, и я подумала, что, может быть, вы обрадуетесь, если я зайду навестить вас.
— Ты милая девочка, — сказала миссис Спенсер и поцеловала ее.
После этого Кейти являлась в маленький домик каждый день. Иногда миссис Спенсер вставала и с трудом передвигалась по комнате, но чаще она лежала в постели, а Кейти сидела рядом с ней. Дом никогда не выглядел намного лучше, чем в тот, самый первый, день, но через некоторое время Кейти стала расчесывать волосы миссис Спенсер и обмывать ее лицо смоченным в воде концом полотенца.
Я думаю, что ее посещения стали утешением для бедной женщины, которая была очень больна и одинока. Иногда, когда она чувствовала себя лучше, она рассказывала Кейти о своем детстве и о доме, где жила прежде со своими родителями. Но она никогда не говорила о мистере Спенсере, и его самого Кейти видела лишь один раз и была тогда так напугана, что несколько дней не смела даже подойти к домику. Но наконец Сиси сообщила, что видела, как он уезжал куда-то в почтовом дилижансе со своим саквояжем, так что Кейти снова решилась зайти. Увидев ее, миссис Спенсер вскрикнула.
— Я думала, ты никогда больше не придешь, — сказала она.
Кейти была тронута и польщена тем, что о ней скучали, и после этого приходила, не пропуская ни одного дня. Она всегда приносила с собой самые красивые цветы, какие только могла найти, а если кто-нибудь угощал ее особенно спелым персиком или веточкой винограда, она оставляла их для миссис Спенсер
Тетя Иззи была всем этим очень обеспокоена. Но доктор Карр не желал вмешиваться. Он сказал, что это тот случай, когда взрослые ничего не могут сделать, и что если визиты Кейти приносят утешение бедной женщине, то он очень рад. Кейти тоже была рада, и это знакомство приносило ей не меньше пользы, чем самой миссис Спенсер, так как глубокое сочувствие, которое она испытывала по отношению к больной, делало ее мягкой, кроткой, терпеливой, какой она никогда не была прежде.
Однажды она, как обычно, остановилась у дверей домика по пути из школы домой. Боковая дверь была заперта, задняя — тоже. Все ставни плотно закрыты. Это было очень странно. Она все еще стояла во дворе, когда из окна соседнего дома высунулась женщина.
— Стучать бесполезно, — сказала она, — все уехали.
— Куда уехали? — спросила Кейти.
— Никто не знает, — ответила женщина. — Он вернулся среди ночи, а сегодня утром, еще затемно, у дверей была телега. Он погрузил на нее чемоданы и больную и уехал. Здесь уже много людей побывало с тех пор. Все стучат, но ключ у мистера Паджета, и, чтобы зайти в дом, нужно сначала сходить к нему.
Все это была сущая правда. Миссис Спенсер уехала, и Кейти никогда больше ее не видела. Через несколько дней стало известно, что мистер Спенсер был очень плохой человек и подделывал деньги — фальшивомонетчик, как говорили взрослые. Полиция разыскивала его, чтобы посадить в тюрьму, и именно поэтому он вернулся в такой спешке и увез свою бедную больную жену. Тетя Иззи плакала от стыда, когда услышала об этом. Она сказала, что, по ее мнению, это позор, что Кейти бывала в семье фальшивомонетчика. Но доктор Карр лишь засмеялся в ответ. Он сказал тете Иззи, что этот вид преступления незаразителен, а что до миссис Спенсер, так ее можно только жалеть. Но тетя Иззи так никогда и не избавилась от чувства досады и часто вспоминала о случившемся в минуты раздражения, хотя все это произошло так давно, что большинство людей совсем забыли об этом, а Фил и Джонни перестали играть в «Сажаем в тюрьму мистера Спенсера» — игру, которая долгое время была у них одной из самых любимых.
Кейти всегда остро переживала то, что тетя Иззи так недоброжелательно отзывалась о ее бедной больной подруге. И сейчас, когда она шла к воротам, в глазах у нее стояли слезы, а лицо было таким печальным, что Имоджен Кларк, которая стояла там в ожидании, заломила руки и простонала:
— Ах, я вижу, что твоя аристократическая тетя отказала!
Настоящее имя Имоджен было Элизабет. Это была довольно красивая девочка с сентиментально сложенными губками, блестящими темными волосами и маленьким аккуратным завитком на каждой щеке. Можно было подумать, что эти завитки приклеены к щекам, так как они никогда даже не смещались, сколько бы она ни смеялась и ни качала головой. От природы Имоджен была живой и сообразительной девочкой, но она прочитала так много романов, что у нее совершенно помутилось в голове. Она очень любила рассказывать о себе самые невероятные истории. Отчасти именно это и привлекало к ней Кейти, которая считала Имоджен настоящей героиней романа.
— Нет, нет, — ответила Кейти, едва удерживаясь от смеха при мысли, что тетя Иззи — «аристократическая родственница», — тетя сказала, что будет очень pa… — Но в этот миг Кейти ощутила что-то вроде угрызений совести, и фраза завершилась невнятным «гм, гм». — Так что приходи в субботу, хорошо, дорогая? Я так рада.
— Ах, я тоже! — сказала Имоджен, театрально закатывая глаза.
С этого часа и до конца недели дети говорили лишь о предстоящем визите Имоджен и о том, как чудесно они проведут время. В субботу перед завтраком Кейти и Кловер усердно трудились, сооружая под деревьями новую красивую беседку из сучьев. Все игрушки были приведены в порядок. Дебби испекла для детей пирожные с корицей. Котенку повязали на шейку розовую ленточку, а все куклы, включая Пикери, были наряжены в лучшие платья.
В половине одиннадцатого появилась Имоджен. На ней было светло-голубое барежевое платье с низким вырезом и короткими рукавами, белые атласные туфельки, желтые перчатки, а в волосах коралловые бусинки. Перчатки и туфельки были довольно грязные, а платье старое и заштопанное; но дети, одетые для игры в полотняные платьица и белые фартучки, были совершенно ослеплены столь великолепным видом своей гостьи.
— Ах, Имоджен, ты совсем как красавица из книжки! — воскликнула простодушная Кейти, после чего Имоджен вскинула головку и еще усерднее зашелестела своими юбками.
Казалось, что вместе с этим изысканным нарядом Имоджен достала и надела изысканные манеры, совсем непохожие на те, что она имела на каждый день. Вы могли бы заподозрить, что это была другая Имоджен, которую большую часть времени держали в коробке и вынимали лишь по воскресеньям и в особо торжественных случаях. Она грациозно семенила, жеманно улыбалась, шепелявила, смотрелась в зеркало и напускала на себя неестественно взрослый вид. Когда с ней заговорила тетя Иззи, Имоджен занервничала и повела себя настолько странно, что Кловер чуть не расхохоталась, и даже Кейти, которая не замечала недостатков в тех, кого любила, была рада поскорей увести ее из дома.
— Пойдем в беседку, — сказала она, обнимая затянутую в голубой бареж талию.
— В беседку! — воскликнула Имоджен. — Какая прелесть! — Но когда они подошли к развешанным на скакалках сучьям, лицо у нее вытянулось. — Но тут нет ни крыши, ни колонн, ни фонтана! — сказала она.
