— Послушай, Энн Мари, а давай ходить ко мне? Тут близко. Я всегда ходила, когда училась в начальной школе. Мама до сих пор меня пилит: мол, надо питаться горячим.
— А она будет не против того, что ты меня притащишь?
— Да я могу весь класс притащить – она только рада будет, что можно меня по-домашнему покормить. К тому же она все время жалуется, что готовить больше не для кого. Гарприта вечно нет дома, а Камальджит вообще уехала. Не, все будет нормально.
И, правда, у Ниши меня приняли тепло. Впрочем, «тепло» - не то слово: у них дома жарко, как в печке. С меня ручьями лился пот, а ее мама все спрашивала как я, не мерзну ли.
— У нас так всегда, — сказала Ниша. — Слыхала о глобальном потеплении? Оно у нас и началось. Наша мама потребляет до половины мировых запасов топлива за одно только утро.
И еда была отличная. Острая, но вовсе не такая, как в индийских ресторанах. Всегда прямо с плиты или из духовки. Так бывало здорово выбраться из школы в дождливый день, прийти к Нише, сесть вместе с ней на кухне за стол; ее мама кормила нас обедом, а из магнитофона или радио доносилась индийская музыка. Вот так же мы с Шарлин когда-то в детстве ходили обедать к моей бабушке – было так уютно, только на календарях у нее не храмы сикхов, а виды Донегала .
— Ниша, а маме твоей не трудно столько готовить?
— Не парься, это ей в радость. Ей лишь бы накормить кого-нибудь.
— Да, но столько готовить… Когда ты говорила про обед, я думала, ну, тарелка супа и чашечка чая.
— Тебе еда не нравится?
— Шутишь? Такая вкуснятина! Просто у мамы твоей из-за нас столько хлопот.
— Энн Мари, честное слово, ей это в радость. А если бы я приходила одна, она бы готовила ничуть не меньше, да еще в меня пыталась бы все запихнуть. Так что ты меня даже спасаешь.
— Ну, ладно.
Мы завернули за угол и направились к школьным воротам.
— Энн Мари, а что ты делаешь в пятницу?
В ту пятницу мы не учились - был семинар у преподавателей.
— Да вроде ничего. Мама с папой работают. А ты?
— Ничего. Потому и спросила. Гарприт будет в колледже – не хочешь прийти ко мне попеть под караоке?
— Класс, конечно хочу.
В гостиной у Ниши было полно семейных фотографий: свадьбы, дни рождения, выпускной ее сестры.
— Мама даже в магазин без фотика не ходит, — сказала Ниша.
— А у нас папа фотограф-любитель.
Тут я умолкла - было неловко ужасно. Об отце Ниша никогда не говорила. Посередине полки стояла большая фотография в рамке: мама Ниши — наверно, лет на пять моложе, — бородатый мужчина в тюрбане, какая-то девушка, худощавый мальчик и маленькая девочка. Приглядевшись, я поняла, что это Ниша: те же большие карие глаза, то же выражение лица - будто она еле держится, чтобы не прыснуть со смеху. Ниша взяла фотографию и передала мне.
— Это всего недели за две до его смерти. Сердце было больное.
Я не знала, что сказать.
— Мне очень жаль.
— Ладно, ничего. То есть, чего, конечно, но я уже пережила.
— Я даже не могу себе представить, что папы моего вдруг не станет. В прошлом году у нас умер дедушка, я ужасно переживала, но он был старенький, папин отец.
— Твои родители наверняка моложе моих.
— Маме тридцать три, а папе тридцать семь недавно исполнилось.
— Моему папе было пятьдесят пять, когда он умер. А когда я родилась, ему было сорок восемь, а маме сорок три – представляешь?
Она поставила фотографию на место.
— Ладно, айда петь караоке.
В комнате Гарприта, с которым я даже не была знакома, мне было как-то не по себе. Бардак был страшный, на кровати в одной куче валялись одежда и компакт-диски, по углам разбросано какое-то барахло. Одну стену полностью занимали полки, уставленные пластинками.
— Я думала, пластинки слушает только мой папа — у него куча альбомов любимых его панк-рокеров.
— Только Гарприту не говори – он тут же к вам прибежит и будет канючить пластинки.
— Зачем?
— Он любит микшировать музыку – берет отрывки из разных записей, соединят их. Говорю же, он мнит себя Фэт Бой Слимом.
— Но у папы только панк-рок - я думала, ему танцевальное нужно.
— Гарприт из всего понадергает кусочки – у него там и народная музыка, и песни из индийского кино, и бхангра , поп, хип-хоп — все как-то соединяет.
— И что, слушать можно?
— Не знаю – не слышала ни разу, мама с ним ходить не разрешает. Но кому-то нравится. Он жаждет славы. Сидит в этой комнате почти безвылазно. Караоке ему нужно только для того, чтобы заработать на технику. А вот его микшерный пульт.
На столе под окном стояла большая черная коробка с кучей кнопок и переключателей; в нее были воткнуты провода, которые валялись по всей комнате.
— Но теперь, кажется, он все делает на компьютере… Ой-ей.
Ниша замерла. Где-то внизу хлопнула дверь, и не успели мы шевельнуться, как вошел Гарприт — тощий, высокий парень в бандане и в армейских штанах с кучей карманов.
— Какого черта? - Он глядел на нас с Нишей. Повисла тишина. Спустя миг, Ниша ответила:
— Мы не трогали ничего — я только показала Энн Мари твои примочки.
Гарприт мне кивнул, прошел мимо и встал почти вплотную к Нише. Он был явно зол, но говорил очень тихо:
— Сколько раз тебе велели сюда не заходить?
— Да говорю же: извини.
Я попятилась к двери. Мне тоже как-то надо было извиниться, но вмешиваться было неловко. Тут он еще понизил голос и заговорил на непонятном языке, я только изредка различала английские слова – и Ниша отвечала ему так же. Я постояла в коридоре; потом Ниша вышла и закрыла дверь. Она ни слова не сказала, только скорчила рожу – свела глаза и показала мне язык. Пока мы шли, я как-то крепилась, но в комнате Ниши мы обе рухнули на кровать и прыснули со смеху.
— Надо же – в это время его дома вообще не бывает. Вот невезуха.
— Он сильно разозлился? А что он тебе сказал? Вы всегда между собой говорите на пенджаби?
— Нет, на самом деле. Когда папа был жив – говорили. Он хотел, чтобы мы знали родной язык. Но мы с Камальджит общаемся как-то больше на английском. Даже мама почти не говорит с нами на пенджаби. Но Гарприт любит словечки разные вставлять, особенно когда ди-джействует. Он считает, что это его выделяет.
Ниша посмотрела в окно.
— Дождь. Льет как из ведра. На улицу как-то не тянет.
— Ага.
— Давай видик посмотрим?
Остальные два дня выходных мы с Нишей все время виделись – сначала я пришла к ней в гости, потом она ко мне. Мы даже вдвоем навестили бабушку. Было здорово. Я даже не заметила, что Шарлин не звонит. И отвлеклась от того, что происходило между мамой и папой.
Сначала я ушам своим не поверила.
— Джимми, как это «воздержимся»?
— Ну, понимаешь… ну, чтобы вот без этого какое-то время.
— Да смысл мне ясен, умишко-то есть еще, я просто не понимаю. Что с тобой? У тебя кто-то есть?
— Нет, разумеется.
— Та Барбара, да?
— Лиз, тебе же прекрасно известно, что у меня кроме тебя никого нет, и не было никогда.
— Не знаю, мы как-то странно живем в последнее время.
Джимми сидел на большом стуле под лампой, свет падал ему на лицо – черты его казались резкими.
— Ну, после той вечеринки у Джона я подумал – надо что-то менять. Стыдно было ужасно. — Он говорил медленно, будто ждал, пока слова придут, и глядел куда-то вдаль. — С тех пор я решил. Отказаться от мяса, от выпивки. Ну и так, еще от чего-то – много есть мелочей, каждый день что-нибудь да находишь. Скажем, пью чай, захотел шоколадку – и не ем. Или вот мне намекнули, что лошадь придет первой, а я на нее нарочно не ставлю. И знаешь, кажется, у меня получается.
— Получается? Ты о чем?
— Ну, сдерживать свои желания.
— А как же мои желания, Джимми?
Он промолчал – так и сидел с глупым видом. Внутри меня закипала ярость. Я старалась быть спокойной, старалась его выслушать, но он как уставился в точку – и давай гундеть о своем, а остальных будто и нет. И можно подумать, он открытие совершил, и сам лично все придумал. А на кой тогда Великий пост?
— А как же я, Джимми? А может, я свои желания не хочу сдерживать? Что тогда?
Он взглянул на меня так, будто я говорила на китайском.
— Прости, Лиз, для меня это правда очень важно. Я поговорил с ринпоче, и он сказал…
— Джимми, да шел бы он к чертям, твой ринпоче.
— Лиз… — Он положил руку мне на плечо. Не знаю, что больше его изумило — бранные слова или весть о том, что кому-то ламы не указ.
— Что-то курить захотелось. — Я открыла ящик стола, где лежала пачка сигарет – для мамы, на всякий случай.
— Но ты же много лет не курила.
— Ну да. Если забыть про сигарету на свадьбе Дениз три года назад.
— Но ты ведь не хочешь начать по новой?
Я взяла сигарету в рот, чиркнула спичкой и прикурила.
