Енё Тершанский - Легенда о заячьем паприкаше

Но графиня вовсе и не сердилась, что на нее наседают с каким-то там иском. Если некое дело отбрасывает на вас особый, благоприятный отблеск, то вас даже наглые наскоки не так раздражают.

Графиню эти судебные перипетии горячо интересовали и волновали.

Она с готовностью давала адвокату новые и новые пояснения, касающиеся несчастного случая. А после с воодушевлением выступала и на суде как главный свидетель по обоим процессам. Вся эта волокита оказала на самочувствие графини какое-то необычное, бодрящее действие.

А показания пострадавшего кучера, получившего сотрясение мозга и трещину в черепе!.. Они каждый раз приводили графиню в сильнейшее возбуждение.

Этот болван кучер, когда у него брали показания, упрямо твердил, что несчастье с коляской случилось из-за какого-то зайца. Ведь если заяц тебе дорогу перебежит, значит, жди беды, это ясно, как божья заповедь! Он еще там, на дороге, об этом барыне говорил.

Кучер больше ни о чем не хотел помнить! Ни о какой собаке он и понятия не имел.

Это и приводило графиню в отчаяние. Какое невероятное, дремучее невежество! Чтобы заяц — да перебежал им дорогу перед коляской, да еще где-то далеко впереди, да еще чтобы это как-то подействовало на лошадей!.. Но ведь вот она-то ничего подобного не помнит.

Удивительно, до чего странное действие оказывает суеверие на души таких вот простых людей из народа!.. У графини действительно что-то такое брезжило в памяти… вроде бы кучер за минуту перед несчастным случаем рассказывал ей про забавный, невежественный обычай… какое-то заклинание против дурного влияния зайцев… Иначе она в самом деле подумала бы, что тот бред, который упорно несет кучер, лишь следствие сотрясения мозга!..

Это феноменальное свойство крестьянской души весьма занимало графиню даже после того, как процесс, связанный с несчастным случаем, завершился.

Ну так вот! Была уже поздняя весна, буйная, щедрая, полная зелени. Как-то утром, выехав из усадьбы, графиня остановилась выкурить сигарету на том самом месте, где она зимой спасла своего кучера… Говорят, преступника вот так же неодолимо тянет на место совершенного им преступления.

В то время у графини появилась новая привычка: одна, в мужском пуловере она на стокилометровой скорости носилась по дорогам на своем мотоцикле с коляской.

Словом, останавливает графиня, просто так, без всяких особых намерений, свой прекрасный английский мотоцикл на обочине и оглядывает окрестности.

Конечно, было чистой случайностью, что мимо как раз проходил, осматривая Заячью поляну, объездчик со своей новой рыжей легавой.

— Спаси Христос, ваше сиятельство! — самым естественным тоном приветствовал объездчик графиню, широким жестом приподняв шляпу.

— Добрый день! — дружелюбно кивнула графиня и добавила. — Это ведь вы тот егерь, чья собака, не эта, другая еще, зимой столько бед моему кучеру причинила? Как интересно: на этом самом месте.

— Да, ваше сиятельство, вот тут вы и раздавили своей коляской мою дорогую собачку! — полностью согласился с ней объездчик.

Но уж коли ему представился случай пожаловаться такой важной особе на свою судьбу, на ущерб, им понесенный, он, не теряя времени, завел:

— Ведь кучер-то ваш сам показал на ваше сиятельство, что лошади из-за зайца того взбесились, а уж потом на собачку мою наехали, будто осатанели… Она, бедняжка, и отскочить не успела.

Графиня и на этот раз вся взволновалась, услышав про зайца.

— Послушайте, егерь! — ответила она. — Я знаю, во время судебного разбирательства нельзя обижаться, если одна сторона в глаза уличает другую во лжи. Но уж коли мы с вами не судимся больше, вы мне, без свидетелей, поверите, думаю, если я слово дам, что к тому несчастному случаю, к лошадям, которые кучера сбросили, никакой, совершенно никакой заяц не имел ну ни малейшего отношения. Иначе бы я ведь его хоть как-нибудь да увидела… Ведь увидела же я собаку, как она лошадям под копыта бросилась. Заяц только померещился моему суеверному кучеру, который уверен, что если заяц дорогу перебежит, значит, будет беда…

Тут графиня вдруг замолчала, почти в отчаянии, видя, как объездчик упрямо, убежденно трясет головой и говорит:

— Не так это было, ваше сиятельство! Потому что насчет зайца все чистая правда: иной заяц несчастье приносит. Вот и этот заяц такой был. Пятнистый. Об этом не только кучер говорит, а и другие! Я сам не видел, как тут все было, да и не посмел бы я в глаза вашему сиятельству говорить, что вы врете. Только я побожиться могу, да и не один я.

— Нет, это просто фантастика! — возмутилась графиня. — Чтобы люди, в наше-то время, верили в такую бессмысленную примету! Но объясните мне, очень вас прошу, откуда вы это берете, что тут вообще заяц замешан? Ведь если он и пробегал, то где-нибудь в стороне, и лошади его не испугались, тогда как собака… еще раз вам говорю…

Объездчика так распирало, что он непочтительно перебил графиню:

— Коли вы, ваше сиятельство, ни кучеру вашему, ни мне, ни всей деревне не верите, что в этом зайце бес прячется, или оборотень, или черт знает кто… и что он силой в деревню ворвался и слушает только деревенского дурачка и все понимает, как человек… так вы своими глазами в этом можете убедиться… Я раньше и сам не верил, что в животину лесную лукавый может вселиться… и порчу на людей напускать…

Графиня, конечно, улыбалась, слушая эти речи… И все-таки ее очень заинтриговал фанатизм объездчика. В этом его фанатизме она угадывала нечто совсем другое, чем то суеверие, которое тесно переплелось с происшествием, оказавшим на нее столь сильное действие.

Так что она с удовольствием и с вниманием слушала объездчика, который увлеченно толковал про своего зимнего квартиранта Гажи, старого деревенского свинаря, и про летнюю кухню, и про зайца, который зовется Паприкаш и умеет плясать… ну и так далее.

— Так ведите же меня к этому вашему полоумному пастуху. Мне ужасно все это интересно. Особенно заяц! Где он сейчас?

В ответ на просьбу графини объездчик оглядел местность.

— Сию минуту, ваше сиятельство!.. Сейчас рано, стадо еще далеко где-нибудь. Я так думаю, оно как раз около графского леса. Здесь напрямик надо идти, чтобы быстрее добраться. Только машину эту в такую даль с собой волочить — дело ой какое нелегкое».

— А вы что, сесть в нее не хотите? — спросила графиня.

— Как? Вы на ней поедете? Без дороги, прямо по пастбищу? — не поверил объездчик. — Разобьете только машину.

— Посмотрим, что выйдет. Садитесь-ка!

Объездчик забрался в коляску и вздохнул. Примерно так вздыхает человек, приготовившись отдать богу душу.

Пастбище сплошь заросло репейником, дурнишником, терном. Не говоря уж о кочках и ямах. Больше трясти могло разве что на проселочной дороге, где колея глубиной в полметра.

Графиня, махнув рукой на всякую осторожность, помчалась прямиком через пастбище. Мотоцикл, рыча и фыркая, прыгал, словно взбесившийся козел. Объездчик на всякий случай стиснул зубы, чтобы не поплатиться за эту прогулку собственным языком.

И все равно из него чуть душу не вытрясло, пока добрались они до деревенского стада.

Но самое грустное было не это. Если графиня тряслась затем, чтобы увидеть волшебного зайца-оборотня, то ужасную эту дорогу она проделала зря.

Когда Гажи с первым весенним солнышком от объездчика перебрался в летнюю свою резиденцию, в сторожку возле деревни, жизнь у него там стала совсем другая.

Дверей у сторожки вообще не было. И внутри — никакого укромного уголка. Например, печурки, куда Паприкаш, пока Гажи нет дома, мог бы забиться. Какое там!

Вот и приходилось Гажи, куда бы он ни направился, таскать зайца с собой, чтобы с ним ничего не случилось. Да это бы еще ничего!

Паприкаш был так предан Гажи, что за ним бы попрыгал на край света. Но ведь надо было оберегать его от бродячих собак, да и от котов посмелее, которые считали своим долгом кидаться на Паприкаша, едва только его увидят.

Короче говоря, Гажи сшил для косого специальный мешок и сажал в него зайца там, где было опасно.

Ну а на пастбище, пока Гажи стерег свиней, Паприкаш, ясное дело, что хотел, то и делал. Вел себя свободно.

Даже слишком свободно! До того свободно бродил Паприкаш по лугу, что иной раз на два-три часа, а то и на полдня пропадал с глаз. А Гажи и не тревожился насчет зайца. К тому времени, как стадо домой гнать, Паприкаш всегда сам находился.

Гажи, конечно, поругает чуть-чуть Паприкаша, будто мальчишку-неслуха. Шкурка у Паприкаша в грязи, в репьях. Гажи чистит его, оглаживает.

Порой бродячие собаки нападали на Паприкаша. Гажи их прогонял прочь.

А то еще… и это случалось все чаще и чаще… Гажи видел, что следом за Паприкашем прыгает похожий на того, дикий заяц. И никак не хотел тот заяц от Паприкаша отстать.