— Да не просохну я, от меня пар идет!
— Ну, будь послушным мальчиком, и, когда встанешь, получишь хороший кусочек баранины, — сказал мистер Леопольд.
— Сколько? Два тонких ломтика?
— Ну, знаешь ли, обещаний мы не даем — поглядим, сколько ты спустишь. Не можем же мы, согнан с тебя жир, дать тебе снова его нагуливать.
— В жизни не слыхал подобной чепухи, — сказал Надувало. — В наше время никто не интересовался, как жокей себя чувствует, — его просто заставляли делать то, что считалось нужным, и все.
Мистер Леопольд, стараясь отвлечь внимание Демона, принялся его расхваливать — припомнил, как он отличился на Городских и Пригородных, а мистер Надувало полез тем временем к нему под перину.
— Ой, мистер Надувало, вы же меня сожжете!
— Да держите вы его, бога ради, не давайте ему вылезать из-под перины! Не можете вы его удержать, что ли? Сожгу я его, видите ли! Да я даже не подложил тебе грелку — это ты о перину обжегся.
— Значит, перина горячая, как огонь. Оставьте вы меня в покое!
— Что такое? Ведь ты же — Демон, а боишься какой-то грелки. Просто не верю своим ушам, — сказал мистер Леопольд. — Ну ладно, говори, хочешь ты взять приз на Гудвудских скачках или нет? Если хочешь, лежи смирно и не мешай нам согнать с тебя еще фунта два.
— Вот как раз эти последние два фунта и приканчивают человека. Вначале-то все идет как по маслу, — сказал Демон, перекатываясь под периной подальше от грелки. — Знаю я, чем это кончится: я так ослабею, что никуда не буду годен на скачках.
Мистер Леопольд и мистер Надувало переглянулись. По-видимому, они уловили некий резон в словах измученного мальчишки, и грелку убрали. Но когда Демона снова поставили на весы, оказалось, что он еще чуть-чуть не достиг желаемого веса, и хозяин приказал сделать еще одну попытку. Хотя Демон хныкал и утверждал, что он натер себе ноги, его все-таки снова послали в Портслейд в сопровождении надежного Уильяма.
Когда тщедушное тельце Демона лишилось последних излишних фунтов веса, физиономия мистера Леопольда приняла несколько более спокойное выражение, и в доме начали перешептываться о том, что он вместо того, чтобы поставить для перестраховки часть денег на другую лошадь, решил поставить все на одну. Однажды огородник сообщил, что видел, как мистер Леопольд отправился в Брайтон.
— Старик Уоткинс уже недостаточно хорош для него — вот что я вам скажу. Если Серебряное Копыто победит, мистера Леопольда только и видели здесь, в Вудвью. Он купит себе один из этих больших домов на побережье и заведет собственную конюшню.
Великий день был теперь уже не за горами, и сквайр пообещал отвезти всех в Гудвуд в большом экипаже… Никто больше не молил бога о дожде, ноги лошадей были в отличном состоянии, и три погожих солнечных дня способствовали всеобщему приподнятому настроению. Миссис Лэтч и Эстер хлопотали на кухне, готовя в изобилии цыплят, пироги и желе, а в коридоре появились ящики с фруктами и вином. Из Уорсинга приехала портниха, и молодые дамы завладели ею на несколько дней. Наконец одним ранним солнечным утром, когда не пробило еще восьми часов, пару коренников поставили в оглобли экипажа, прибывшего из Брайтона, во дворе заиграл рожок, а Рыжий уже надрывался под окном у своей сестрицы:
— Ты опоздаешь, ты опоздаешь! — вопил он.
За исключением двух молодых людей, присоединившихся к компании по приглашению барышень, никого посторонних не было. Мисс Мэри, вся в белом и голубом, заняла место на козлах рядом с отцом и выглядела очаровательно, а черные волосы Пегги казались еще чернее под белым шелковым зонтиком, которым она небрежно играла, стоя в коляске и перебрасываясь шутками то с тем, то с другим, пока сквайр сердито не приказал ей сесть. Пора было отправляться. Уильям и кучер, державшие коренников под уздцы, бросились бегом к экипажу и вскочили каждый на свое место. Желтоватый профиль мистера Леопольда выглядывал из-за корзин и макинтошей, заполнявших экипаж.
— Ах, до чего ж хорош Уильям в новой красивой ливрее!.. Все, все про это говорят — и Сара, и Маргарет, и мисс Гровер. Зря вы не вышли поглядеть.
Миссис Лэтч ответствовала молчанием, и Эстер, вспомнив, что повариха терпеть не могла ливреи, пожалела о своих словах «Теперь она опять на меня взъестся», — подумала девушка. Миссис Лэтч быстро прошлась взад и вперед по кухне, открыла духовку, закрыла ее, поглядела в окно и, убедившись в том, что остальные служанки все еще стоят на дворе и не могут ее слышать, сказала:
— Как ты думаешь, он много на этот раз поставил на скачках?
— Ну откуда же мне знать, миссис Лэтч?.. Да ведь Серебряное Копыто обязательно победит.
— Обязательно победит! Сколько раз я слышала такие слова. Все они всегда обязательно должны победить. Я вижу, ты уже научилась рассуждать, как те, — сказала миссис Лэтч, отходя от окна.
— Я знаю, что это скверно — играть на скачках, да ведь что я-то могу — простая, бедная девушка? Если бы не Уильям, я бы и не взяла этого билетика.
— Так тебе, значит, очень нравится Уильям?
— Он был такой добрый… Такой добрый, когда…
— Ясно, ясно, — когда я была злой. Ты от меня тогда добра не увидела. Но ты всего не знаешь. Я очень была расстроена в те дни, ну и потом еще… Но ты на меня не в обиде? Я теперь кое-что для тебя сделаю — научу тебя стряпать.
— Ох, миссис Лэтч, — я уж так буду…
— Ладно, ладно. Когда ты прошлый раз гуляла с ним вечером, говорил он тебе, много ли поставил на скачках?
— О скачках-то он говорил, все тут про них говорят, а вот сколько поставил, не сказал.
— Ну да, они никогда этого не говорят… А ты не передашь ему, что я у тебя спрашивала?
— Нет, миссис Лэтч, не скажу.
— Это, понимаешь, ни к чему, только разозлит его. Восстановит против меня. Его теперь, боюсь, ничем уже не остановить. К этому стоит только пристраститься — все равно как к выпивке. Вот если бы он женился, может, тогда и поотстал бы. Если бы жена попалась с характером, взяла бы его в руки. Мне одно время казалось, что ты девушка с характером…
Сара и Гровер, громко переговариваясь, вошли в кухню. Скоро ли обедать будем, спросили они миссис Лэтч. Хорошо бы поскорей, потому как Ангелочек отпустила их сегодня на целый день, попросила только возвратиться домой часам к восьми, не позже. Ангелочек — добрая душа. Она сказала, что сама о себе позаботится и прислуживать ей не надо. Где еще найдешь такую хозяйку?
Миссис Лэтч велела Эстер поторопиться, и к часу дня с обедом было покончено. Сара и Маргарет отправились в Брайтон за покупками, а Гровер — в Уорсинг проведать супругу одного из кондукторов Брайтонской железной дороги. Миссис Лэтч поднялась к себе прилечь на часок. Кухня опустела. Шитье выпало из рук Эстер, и она стала раздумывать, чем бы ей заняться… Может, пойти к морю?.. Эстер надела шляпку… Последний раз она видела море, когда была совсем маленькой девочкой; ей вспомнились высокие корабли — они входили в гавань, и парус падал вслед за парусом. И высокие корабли, которые выходили из гавани, и парус поднимался над парусом, надуваясь ветром.
По висячему мостику, охраняемому львами, она пришла над тенистой речкой, пересекла заросший осокой берег и взобралась на каменистую отмель. Море лежало перед ней, притихшее, словно дикий зверь в клетке, полны лизали гальку. Небо было как раскаленная печь, и в воздухе стояло дрожащее марево. Между колесами полусгнившей купальной кабинки росли цветы. Эстер когда-то любила море, но здесь она чувствовала себя одиноко, как в тюрьме. Она глядела на безлесный берег, на цепочку далеких селений, и мысли ее внезапно обратились к Уильяму. Весь тот вечер припомнился ей — как она увидела его, когда он отворял калитку, и вплоть до той минуты, когда в ночной тишине они, стоя возле конюшен, слушали, как Серебряное Копыто переступает с ноги на ногу у себя в стойле. Обняв ее за плечи, Уильям объяснял ей, что она получит семь шиллингов, если эта лошадь выиграет скачку. Она знала теперь, что Уильям не интересуется Сарой, и мысль о том, что, быть может, она сама ему приглянулась, придавала совершенно новый и неожиданный смысл ее существованию. Мечты обволакивали ее, становились все более сладкими и неясными к перешли в жаркую послеполуденную дремоту…
Пробудившись, она увидела стаю облаков — белые облака плыли прямо у нее над головой, а дальше к западу они становились розовыми — и лишь потом заменила высокую печальную фигуру женщины. Женщина сидела неподалеку от нее, и Эстер показалось, что она ее узнала, Эстер поднялась и направилась к ней.
— Добрый вечер, миссис Рэндел, — сказала Эстер, обрадовавшись возможности перекинуться словом, — А я уснула тут.
— Добрый вечер, мисс. Вы, кажется, из Вудвью?
— Да, я судомойка. Господа уехали на скачки, в доме нечего делать, вот я и пришла сюда.
