— Я поймал грабителя, сэр.
— Где же он? Вы что, его отпустили?
— Выпустил, сэр.
— Кретин! Болван! Дурак! Идиот! — сказал сэр Эйлмер.
Констебль огорчился:
— Я не виноват, сэр. Когда я его схватил, порвалась… хм… одежда.
Предъявляя вещественные доказательства, он поднес их сэру Эйлмеру. Сэр Эйлмер всмотрелся.
— Это платье, — сказал он.
— Женская одежда, — уточнил Поттер. — Неизвестная особа пряталась в саду. Когда я ее схватил, она разорвалась.
Слова, несомненно, способные вогнать в дрожь, вызвали крик, точнее — женское восклицание «О-ох!». Зная, что невеста его воскликнет «Ой!», констебль заподозрил Джейн или кухарку, а сэр Эйлмер вообще заметил, сколько собралось народу.
— Эмили! — сказал он.
— Да, дорогой?
— Что они тут делают? — спросил он, переводя взгляд с кухарки на Джейн, с Джейн на Элзи. — Пусть идут спать!
— Хорошо, дорогой!
— Титан! — крикнул молодой голос. Элзи собиралась послушать новости, а там — по-дружески обсудить их, и ее независимый дух возмутился. Когда ей исполнилось семь лет, она перевозбудилась, ей стало худо, и ее увели с пантомимы. С тех пор она не знала таких разочарований.
— Кто это сказал? — спросил лорд Эйлмер.
— Я, — спокойно и строго отвечала Элзи Вин. — Титан и есть, можете меня уволить.
— И меня! — сказала кухарка, радуясь удачной мысли.
— Да и меня, — сказала компанейская Джейн.
Сэр Эйлмер вцепился в свой халат, словно хотел его разорвать, как пророк Ветхого завета.
— Эмили!
— Да, дорогой?
— Ты их разгонишь или нет?
— Да, дорогой, сейчас, дорогой.
Невыразимо страдая — кто-кто, а она знала, как трудно нанять прислугу,
— леди Босток отослала женщин. Остался только Перси, закуривший сигарету, радуясь тому, что мужчины могут теперь обсудить все толком.
Сэр Эйлмер перевел дух, словно оратор на собрании, с которого изгнали смутьянов.
— Поттер!
— Сэр?
— Расскажите все снова.
Констебль рассказал, и даже лучше, ибо сумел подыскать слова, а сэр Эйлмер внимательно выслушал.
— Где она была?
— Неизвестная особа, — поправил полицейский, — находилась в саду.
— Где именно?
— Недалеко от окна, сэр. За ним ваши штуки.
— Что-о-о?
— Эспогаты, сэр.
— Экспонаты.
— Да, сэр.
— Что она делала?
— Таилась, сэр.
— Зачем?
— Не знаю, сэр.
Перси стряхнул пепел.
— Сообщника ждала, — сказал он. — Ничего не попишешь, банда.
Лучше бы он не говорил. Констебль, вынужденный смиряться перед вышестоящими, ждал случая разрядить обиду с той поры, как сэр Эйлмер назвал его кретином, болваном, идиотом и дураком. Схватив нахала за левое ухо, он ловко вышвырнул его и вернулся, удовлетворенный хорошо выполненным делом.
Однако Перси приоткрыл дверь и сказал:
— И меня увольняйте.
Лорд Икенхем, молчавший до сей поры, тоже взял слово:
— Ловко ты их. Балбес. Единым махом… Жаль, в деревне очень трудно найти прислугу.
Сэр Эйлмер не ответил, он и сам так думал. В беседу вступил констебль.
— Вообще-то, мальчишка прав, — заметил он. Перси он не любил, подозревая, что тот кинул в него кирпич, но любил справедливость. — Банда и есть. Сообщники — в доме, — прибавил он, бросив при этом многозначительный взгляд.
Тут заговорил Мартышка и так живо, словно его укололи в заднее место. Упоминая о многозначительном взгляде, мы забыли сказать, что смотрел констебль на последнего из Твистлтонов, а может — и преуменьшили его силу. Глупо называть многозначительным смертоносный луч.
— Что вы на меня смотрите?
Остроумный констебль заметил, что кошке дозволяется смотреть на короля, и еще радовался своей находчивости, когда сэр Эйлмер решил, что пришла пора говорить без околичностей. Весь вечер он играл радушного хозяина — во всяком случае, не слишком свирепого — перед этим ползучим гадом, и теперь даже мысль о Гермионе не могла его остановить.
— Я вам скажу, почему он смотрит. Он знает, что вы — мошенник.
— Кто, я?
— Вы. Думаете, обманули? Не-ет! ПОТТЕР!
— Да, сэр?
— Расскажите, где вы их видели.
— Хорошо, сэр, — отвечал констебль, устремляя взгляд в пустоту. — Забыл! Надо посмотреть, там записано. А в общем, год назад я дежурил на собачьих бегах. Обвиняемый привлек мое внимание, поскольку нарушал порядок, и, отвечая на мой вопрос, назвался Смитом.
— Не Твистлтоном?
— Нет, сэр. Эдвин Смит, адрес — Ист-Далидж, Настурциум-роуд, 11.
— Ну, что скажете? — спросил сэр Эйлмер.
Тут вмешался лорд Икенхем:
— Балбес, не дури. Ну, назвал чужую фамилию. Ты сам так делал.
— Я? Нет!
Лорд Икенхем пожал плечами:
— Не хочешь — не говори. Кто-кто, а я бы не хотел будить болезненных воспоминаний. Уверяю тебя, это Реджинальд. Вообще-то Билл сказал мне, что ты спятил.
— Вот как?
— Я спросил, в чем это выражается, а он ответил, что ты заподозрил его старого друга. Вы подтверждаете, Билл, что это ваш старый друг?
— Да.
— Пожалуйста!
Сэр Эйлмер подул в усы.
— Уильям его не видел двенадцать лет. Ха! Уильям!
— Да, дядя?
— Спроси его что-нибудь.
— Спросить?
— Про школьные дни.
— Мы не учились вместе. Я познакомился с ним на празднике, в Икенхеме.
— Чем не гарантия? — вставил граф. — Исключительно достойный дом. Кстати, как ты туда съездил?
— Не важно, — отвечал баронет. — Что он там делал?
— Гостил.
Сэр Эйлмер подумал и снискал вдохновение:
— Была там собака?
— Э?
— Собака.
— А собака. Соба…
— Не говори. Спрашивай.
Лорд Икенхем кивнул:
— Очень умно, Балбес. Если он там гостил, он вспомнит, была ли там собака. Мальчики помнят собак. Ну, обвиняемый, помнишь?
— Еще бы. Колли.
— Правильно, Билл Окшот?
— Правильно.
— Как ее звали?
— Рукавица.
— Верно, Билл Окшот?
— Верно. В самую точку. Спросить еще, дядя Эйлмер?
— Не надо.
— Надеюсь, — сказал лорд Икенхем. — Не позорься, Балбес.
— Вот как? — откликнулся уязвленный хозяин. — Сейчас перейдем к вам.
— Ко мне?
— Да. Откуда я знаю, кто вы? Брабазона я помню, вы на него не похожи…
— Я объяснил. «Грация». Банка поменьше — полкроны, побольше — три кроны шесть пенсов. Смешаешь с едой — и зада как не бывало.
— Я не верю, что вы — Планк. Может, Уильям подцепил чужого человека, чтобы судить этих детей.
— Смешно! Посмотри на него. Какой чистый взгляд, какой лоб!..
— Тут что-то не так, — твердо сказал сэр Эйлмер, — и я в этом разберусь. Совершенно чужой человек говорит, что он со мной учился. Поттер ловит женщину, которая рыщет в моем саду.
— Не столько рыщет, сколько таится.
— МОЛЧАТЬ!
— Слушаюсь, сэр.
— Рыщет в моем саду, пытаясь связаться с сообщником. Кто он? Не я же.
— Надеюсь, Балбес.
— Не Уильям. Не этот мальчишка, который тут был…
— Откуда ты знаешь? Я бы смотрел за ним и смотрел.
— Видимо, не Реджинальд, поскольку он — Реджинальд. Остаетесь вы.
— Ну что ты, Балбес! Почему ты думаешь, что она пыталась с кем-то связаться? Скорее бедное созданье искало приюта на ночь в каком-нибудь амбаре или стойле, что бы ни значили эти слова.
— Ха-ха, бедное созданье! И шла бы в стойло, а то рыщет…
— Таится, сэр.
— Ма-алчать! Рыщет под окнами музея. Ясно, из шайки. Я их выведу на чистую воду! Вот вы, например, докажите, что вы Планк.
Лорд Икенхем приятно улыбнулся.
— Что ж ты раньше не сказал? Пожалуйста. Тебе недостаточно, что я зову тебя Балбесом?
— Могли откуда-то узнать.
— Тогда вспомним то, чего не узнаешь без постоянного общения. Кто стащил пирожки с джемом в школьной лавке? Кто всунул перо в стул француза? Кто получил шесть раз по заду за измывательства над младшими? Кстати, помнишь хрупкое златовласое дитя, которое смотрело на тебя, словно на небожителя? Ты измывался над ним, Балбес, ты ему угрожал, словно ассириец, ты драл его за волосы, ты выкручивал его нежную ручку. Но тут он вырвал ее и дал тебе в глаз, приятно было посмотреть. Через десять минут, препроводив тебя в постель, мы узнали, что этот мальчик — чемпион в легчайшем весе, которого отец перевел к нам, чтобы он дышал деревенским воздухом. А вот еще…
Он остановился. Речь его прервали странные и страшные звуки, словно закудахтал индюк с больным горлом. Констебль смеялся редко, пытался себя сдержать, но не сумел.
— Ык, ык, ык, — промолвил он, и сэр Эйлмер кинулся на него с яростью златовласого чемпиона, которому выкручивают руку.
— ПОТТЕР!
— Сэр?..
— Вон отсюда! Что вы тут торчите? Искали бы ту женщину, если сдуру упустили.
Укор отрезвил Гарольда Поттера.
— Да, сэр, — сказал он.
— Что «да»?
— То есть нет, сэр. В общем, пойду искать. А чего там? Сразу увижу, она, простите, голая, — вывел он со свойственной ему ясностью мысли.