Уж как-нибудь она заставит его поверить, что просто не может без него обойтись. Она дала бы ему половину прибыли от лесопилки, только бы он согласился, — что угодно дала бы, лишь бы он остался при ней, лишь бы видеть, как лицо его озаряется улыбкой, лишь бы поймать в его взгляде то, что он так тщательно скрывает: неизбывную любовь к ней. Но, поклялась она себе, никогда, никогда не станет она больше вытягивать из него слова любви, никогда не будет вынуждать его поступиться этой дурацкой честью, которую он ставит выше любви. Надо будет как-то деликатно дать ему это понять. Иначе он может отказаться, опасаясь новой сцены вроде того душераздирающего объяснения, которое между ними произошло.
— Я найду ему что-нибудь в Атланте, — сказала она.
— Ну, это уж ваше и его дело, — сказал Уилл и снова сунул соломинку в рот. — Пошел, Шерман! Вот что, Скарлетт, я должен еще кое о чем попросить вас, прежде чем расскажу про вашего папеньку. Не хочу я, чтобы вы накидывались на Сьюлин. Что она сделала, то сделала, и хоть остриги вы ее наголо, мистера О'Хара к жизни не вернешь. К тому, же она искренне верила, что так будет лучше.
— Я как раз хотела спросить тебя. При чем тут Сьюлин? Алекс говорил какими-то загадками — сказал только, что ее надо бы выдрать. Что она натворила?
— Да, люди здорово на нее злы. Все, кого я ни встречал сегодня в Джонсборо, клялись, что прирежут ее, как увидят, да только, думаю, у них эта злоба пройдет. И вы обещайте мне, что не кинетесь на нее. Я не допущу никаких ссор сегодня, пока мистер О'Хара лежит в гробу в гостиной.
«Он не допустит никаких ссор! — возмущенно подумала Скарлетт. — Да он говорит так, будто Тара уже его!»
Тут она вспомнила о Джералде, о том, что он лежит мертвый в гостиной, и разрыдалась — горько, со всхлипами. Уилл обхватил ее за плечи и молча прижал к себе.
Они медленно ехали в сгущавшихся сумерках по тряской дороге, голова Скарлетт покоилась на плече Уилла, шляпка съехала набок, а она думала о Джералде — не о том, каким он был два последних года, не о старике с отсутствующим взглядом, то и дело посматривавшем на двери, ожидая появления женщины, которая уже никогда в них не войдет. Скарлетт помнила живого, полного сил, хоть уже и немолодого человека с густой копной седых волос, шумного, веселого, гостеприимного, громко топавшего по дому, любившего дурацкие шутки. Она вспомнила, как в детстве он казался ей самым чудесным человеком на свете: как этот неугомонный человек сажал ее с собой в седло и перепрыгивал вместе с нею через изгороди, как он мог задрать ей юбчонку и отшлепать, когда она капризничала, а потом плакал с нею, если она плакала, и давал ей четвертаки, чтобы она успокоилась. Она вспомнила, как он возвращался домой из Чарльстона и Атланты, нагруженный подарками, которые были всегда не к месту, — вспомнила, улыбаясь сквозь слезы, и то, как он возвращался из Джонсборо домой на заре после заседаний в суде, пьяный в стельку, и перемахивал через изгородь, распевая во все горло «Увенчав себя зеленым клевером». И как потом наутро ему стыдно было смотреть Эллин в лицо. Ну вот теперь он и соединился с Эллин.
— Почему ты не написал мне, что он болен? Я бы тут же примчалась…
— А он ни секунды и не болел. Вот, моя хорошая, возьмите-ка мой платок, — и я сейчас все вам расскажу.
Она высморкалась в его шейный платок, ибо выехала из Атланты, даже не прихватив с собой носового платка, и снова прижалась к плечу Уилла. Какой же он славный, этот Уилл. Всегда такой ровный, спокойный.
— Ну, так вот, как оно было, Скарлетт. Вы все время слали нам деньги, и мы с Эшли… ну, словом, мы уплатили налоги, купили мула, и семян, и всяких разностей, и несколько свиней и кур. У мисс Мелли очень хорошо пошло дело с курами, да, сэр. Славная она женщина, мисс Мелли, очень. Словом, после того как мы накупили всего для Тары, не так уж много у нас осталось на наряды, но никто на это не сетовал. Кроме Сьюлин.
Мисс Мелани и мисс Кэррин — они сидят дома и носят старье с таким видом, будто гордятся своими платьями, но вы ведь знаете Сьюлин, Скарлетт. Она все никак не примирится с тем, что у нее ничего нет. Едем мы с ней, к примеру, в Джонсборо или в Фейетвилл, — только и разговору, что опять она в старом платье. Особенно как увидит этих дам-«саквояжниц», то есть баб, я хочу сказать, которые разгуливают во всяких там лентах и кружевах. А уж до чего ж они рядятся, жены этих чертовых янки, которые заправляют в Бюро вольных людей! Так вот, дамы в нашей округе решили, что для них это вопрос чести — надевать в город самые дрянные платья: пусть, мол, думают, будто одежда для них не имеет значения, они даже гордятся такой одеждой. Все — кроме Сьюлин. Ей хотелось иметь не только красивые платья, но и лошадь с коляской. Она говорила, что у вас-то ведь выезд есть.
— Какой там выезд — старая двуколка, — возмутилась Скарлетт.
— Не в том дело. Лучше, пожалуй, сразу вам сказать, что Сьюлин до сих пор переживает, что вы женили на себе Фрэнка Кеннеди, и я ее за это не виню. Сволочную штуку, знаете ли, вы сыграли с собственной сестрицей.
Скарлетт резко подняла с его плеча голову — словно гремучая змея, готовая ужалить.
— Сволочную, значит, штуку?! Я бы попросила тебя, Уилл Бентин, выражаться попристойнее! Я что же, виновата, что он предпочел меня — ей?
— Вы — женщина ловкая, Скарлетт, и я считаю: да, вы помогли ему переметнуться. Женщины всегда такое могут сделать. Но вы-то, я думаю, еще и улестили его. Ведь вы, когда захотите, Скарлетт, можете быть такой чаровницей, а он как-никак был ухажером Сьюлин. Она же получила от него письмо всего за неделю до того, как вы отправились в Атланту, и он писал ей так ласково и говорил, что они скоро поженятся — вот только он подкопит немного деньжат. Я все это знаю, потому что она показывала мне письмо.
Скарлетт молчала: она знала, что он говорит правду, и ничего не могла придумать в свое оправдание. Вот уж никак она не ожидала, что Уилл станет ее судьей. А кроме того, ложь, которую она сказала Фрэнку, никогда не отягощала ее совести. Если девчонка не в состоянии удержать ухажера, значит, она не заслуживает его.
— Ну, вот что, Уилл, перестань говорить гадости, — сказала она. — Если бы Сьюлин вышла за него замуж, ты думаешь, она потратила бы хоть пенни на Тару или на кого-нибудь из нас?
— Я ведь уже сказал, что, может, вы и правы, когда берете то, чего вам хочется, — сказал Уилл, поворачиваясь к ней со спокойной улыбкой на лице. — Нет, не думаю, чтобы мы увидели хоть пенни из денег старины Фрэнка. И все же никуда не денешься: это был сволочной поступок, и если вы считаете, что любые средства хороши, лишь бы достичь цели, — не мое дело вмешиваться, да и вообще, кто я такой, чтобы судить? Так или иначе, а Сьюлин с тех пор стала злая, как оса. Не думаю, чтобы она так уж страдала по старине Фрэнку, но очень это задело ее самолюбие, и она все говорила: почему это вы должны носить красивые платья, иметь коляску и жить в Атланте, а она должна схоронить себя здесь, в Таре. Она, вы же знаете, любит разъезжать по гостям и по вечеринкам, любит носить красивые платья. И я не осуждаю ее. Все женщины такие.
Так вот, месяц тому назад отвез я ее в Джонсборо и оставил — она пошла в гости, а я отправился по делам, а когда мы поехали домой, вижу: она тихонькая, как мышка, но очень взволнованная — еле сдерживается. Я решил: наверно, узнала, что кто-то ждет млад… — ну, словом, услышала какую-то интересную сплетню — я не стал ломать над этим голову. А потом она целую неделю ходила по дому такая взволнованная — казалось, вот сейчас все выложит, — но нет, молчала. Наконец поехала она навестить мисс Кэтлин Калверт… Скарлетт, вы бы все глаза выплакали, поглядевши на мисс Кэтлин. Бедняжечка, лучше бы ей умереть, чем быть замужем за этим трусливым янки — Хилтоном. Вы слыхали, что он заложил поместье и не смог его выкупить, и теперь им придется оттуда уехать?
— Нет, я этого не знала, да и не желаю знать. Я хочу знать про папу.
— Сейчас и до этого дойдем, — примирительно сказал Уилл. — Когда Сьюлин вернулась от них, она сказала: все мы ошибаемся насчет Хилтона. Она назвала его «мистером Хилтоном» и сказала, что очень он ловкий, а мы только посмеялись над ней. Потом принялась она гулять днем с вашим папенькой, и я, когда возвращался домой с полей, не раз видел, как она сидела с ним на кладбищенской стене и что-то ему втолковывала и размахивала руками. А хозяин наш эдак удивленно смотрел на нее и только качал головой. Вы ведь знаете, какой он был, Скарлетт. Становился все рассеяннее и рассеяннее, так что вроде даже перестал понимать, где он находится и кто мы будем. Раз видел я, что Сьюлин указала ему на могилу вашей матушки, а хозяин наш как расплачется. После этого вошла она в дом такая радостная, взволнованная; ну, я крепко ее отчитал, не пожалел слов. «Мисс Сьюлин, — сказал я ей, — какого черта вы пристаете к своему бедному папеньке и напоминаете ему про вашу матушку? Он ведь не очень-то и понимает, что она покойница, а вы все бубните ему об этом, бубните». А она так вскинула голову, рассмеялась и сказала: «Не лезь куда не просят. Когда-нибудь вы все будете благодарны мне за то, что я делаю». Вчера вечером мисс Мелани сказала мне, что Сьюлин делилась с ней своими планами, но, сказала мисс Мелли, она думала, что у Сьюлин это так, несерьезно. Мисс Мелли сказала, что ничего не стала нам говорить, потому что уж больно вся эта затея ей не понравилась.
