— Какая затея? Когда же ты, наконец, дойдешь до дела? Мы ведь уже полдороги проехали. Я хочу знать про папу.
— Я как раз к тому и веду, — сказал Уилл, — а мы и вправду почти подъехали к дому, так что, пожалуй, постоим здесь, пока я не доскажу.
Уилл натянул вожжи, лошадь остановилась и зафыркала. Они стояли у давно не стриженной изгороди из диких апельсиновых деревьев, окружавшей владения Макинтошей. В просветах между темными стволами Скарлетт различала высокие призрачные очертания труб, все еще торчавших над молчаливыми развалинами. Лучше бы Уилл выбрал другое место для остановки.
— Ну так вот, долго ли коротко ли, Сьюлин задумала получить с янки за хлопок, который они сожгли, и за стадо, которое угнали, и за изгороди и за сараи, которые порушили.
— С янки?
— А вы не знаете? Правительство янки платит сторонникам Союза на Юге за всю разрушенную и уничтоженную собственность.
— Конечно, знаю, — сказала Скарлетт. — Но к нам-то это какое имеет отношение?
— Очень даже большое, по мнению Сьюлин. В тот день, когда я отвез ее в Джонсборо, она встретила миссис Макинтош, и пока они болтали, Сьюлин, само собой, заметила, как миссис Макинтош разодета, и, понятно, спросила, откуда у той такие наряды. И тут миссис Макинтош приняла важный вид и сообщила, что муж ее подал федеральному правительству иск и потребовал возмещения ущерба за уничтоженную собственность — он был-де верным сторонником Союза и никогда ни в какой форме не оказывал помощи и не споспешествовал Конфедерации.
— Они и в самом деле никогда никому не помогали и не споспешествовали, — огрызнулась Скарлетт. — Ох уж эти полушотландцы-полуирландцы!
— Что ж, может, оно и так. Я их не знаю. Словом, правительство выдало им… я позабыл, сколько тысяч долларов. Так или иначе, кругленькую сумму. Вот тут-то Сьюлин и завелась. Она думала про это всю неделю, но нам ничего не говорила, потому что знала: мы только посмеемся. Однако ей необходимо было с кем-то поговорить, поэтому она поехала к мисс Кэтлин, и эта белая рвань Хилтон напичкал ее всякими идеями. Он ей растолковал, что ваш папенька ведь и родился-то не здесь, и сам в войне не участвовал, и сыновей на войну не посылал, и не имел постов при Конфедерации. Хилтон сказал, можно-де представить мистера О'Хара как преданного сторонника Союза. Заморочил он ей голову этой блажью, вернулась она домой и принялась обрабатывать мистера О'Хара. Ей-богу, Скарлетт, ваш папенька и половины не понимал из того, что она ему говорила. А она как раз на это и рассчитывала — что он даст Железную клятву, а сам ничего даже не поймет.
— Чтоб папа дал Железную клятву! — воскликнула Скарлетт.
— Так ведь он последние месяцы совсем стал на голову слаб, и, наверно, она на это рассчитывала. Мы-то ведь ничего не подозревали. Понимали только, что она чего-то колдует, но не знали, что Сьюлин тревожит память вашей покойной матушки: она-де с укором смотрит из могилы на вашего батюшку за то, что дочки по его вине ходят в лохмотьях, тогда как он мог бы-де получить с янки сто пятьдесят тысяч долларов.
— Сто пятьдесят тысяч долларов… — прошептала Скарлетт, и ее возмущение Железной клятвой стало таять.
Какие деньги! И их можно получить за одну подпись под присягой на верность правительству Соединенных Штатов — присягой, подтверждающей, что ты всегда поддерживал правительство и никогда не помогал и не сочувствовал его врагам. Сто пятьдесят тысяч долларов! Столько денег за совсем маленькую ложь! Нет, не может она в таком случае винить Сьюлин. Силы небесные! Так, значит, вот что имел в виду Алекс, когда говорил, что Сьюлин надо высечь?! Вот почему в округе хотели бы ее четвертовать?! Дураки они, все до единого! Что бы, к примеру, могла она, Скарлетт, сделать с такими деньгами! Что бы мог сделать с такими деньгами любой из ее соседей по округе! Ну, а какое значение имеет маленькая ложь? В конце концов, что бы ни вырвать у янки, — все благо, все справедливо, а уж как ты получил денежки, — не имеет значения.
— И вот вчера около полудня, когда мы с Эшли тесали колья для изгороди, Сьюлин взяла эту самую повозку, посадила в нее вашего батюшку и, не сказав никому ни слова, отправилась с ним в город. Мисс Мелли догадывалась, для чего они поехали, но она только молила бога, чтобы Сьюлин одумалась, а нам ничего не сказала. Она просто не представляла себе, что Сьюлин может отважиться на такое.
А сегодня я узнал, как все было. Этот трус Хилтон пользуется каким-то там влиянием среди других подлипал и республиканцев в городе, и Сьюлин согласилась отдать им часть денег — не знаю сколько, — если они, так сказать, подтвердят, что мистер О'Хара был преданным сторонником Союза, и скажут, что он-де ирландец, в армии не был и прочее, и дадут ему письменные рекомендации. А вашему батюшке надо было только принять присягу да поставить свою подпись на бумаге и отослать ее в Вашингтон.
Они быстро прочитали текст присяги, и ваш батюшка слова не сказал, и все шло хорошо, пока Сьюлин не предложила ему подписать. Тут наш хозяин вроде бы пришел в себя и замотал головой. Не думаю, чтобы он понимал в чем дело, только все это ему не нравилось, а Сьюлин никогда ведь не имела к нему подхода. Ну, ее чуть кондрашка не хватила — столько хлопот, и все зря. Она вывела вашего батюшку из конторы, усадила в повозку и принялась катать по дороге туда-сюда и все говорила, как ваша матушка плачет в гробу, что дети ее мучаются, тогда как он мог бы их обеспечить. Мне рассказывали, что батюшка ваш сидел в повозке и заливался слезами как ребенок — он всегда ведь плачет, когда слышит имя вашей матушки. Все в городе видели их, и Алекс Фонтейн подошел к ним, хотел узнать, в чем дело, но Сьюлин так его обрезала — сказала, чтоб не вмешивался, когда не просят; ну, он обозлился и ушел.
Не знаю уж, как она до этого додумалась, но только к вечеру раздобыла она бутылку коньяку и повезла мистера О'Хара назад в контору и принялась там его поить. А у нас в Таре, Скарлетт, спиртного не было вот уже год — только немного черносмородинной да виноградной настойки, которую Дилси делает, и мистер О'Хара от крепкого-то вина отвык. Сильно он набрался, и после того как Сьюлин уговаривала его и спорила часа два, он сдался и сказал, да, он подпишет все, что она хочет. Вытащили они снова бумагу с присягой, и когда перо уже было у вашего батюшки в руке, Сьюлин и сделала промашку. Она сказала: «Ну, теперь Слэттери и Макинтоши не смогут уже больше задаваться!» Дело в том, Скарлетт, что Слэттери подали иск на большую сумму за этот свой сарай, который янки у них сожгли, и муж Эмми выбил им эти деньги через Вашингтон.
Мне рассказывали, когда Сьюлин произнесла эти фамилии, ваш батюшка этак выпрямился, расправил плечи и зыркнул на нее глазами. Все соображение сразу вернулось к нему, и он сказал: «А что, Слэттери и Макинтоши тоже подписали такую бумагу?»; Сьюлин заюлила, сказала: «Да», потом: «Нет», что-то забормотала, а он как рявкнет на нее: «Отвечай мне, этот чертов оранжист и этот чертов голодранец тоже подписали такое?» А этот малый Хилтон медовым таким голосом и говорит: «Да, сэр, подписали и получили уйму денег, и вы тоже получите». Тут хозяин наш взревел как бык. Алекс Фонтейн говорит: он был в салуне на другом конце улицы — и то услышал. А мистер О'Хара, разделяя слова, будто масло ножом режа, сказал: «И вы что же, думаете, что О'Хара из Тары пойдет той же грязной дорогой, что какой-то чертов оранжист и какой-то чертов голодранец?» Разорвал он эту бумагу на две половинки и швырнул их Сьюлин прямо в лицо. «Ты мне не дочь!» — рявкнул он, и не успел никто и слова вымолвить, как он выскочил из конторы.
Алекс говорит, он видел, как мистер О'Хара летел по улице, точно бык. Он говорит: хозяин наш тогда будто снова стал прежний — каким был до смерти вашей матушки. Говорит, пьян был в дымину и чертыхался, как сапожник. Алекс говорит: в жизни не слыхал таких ругательств. На пути вашему батюшке попалась лошадь Алекса; он вскочил на нее, ни слова не говоря, и помчался прочь в клубах пыли, ругаясь на чем свет стоит.
Ну, а мы с Эшли сидели у нас на крыльце — солнце уже близилось к закату, — смотрели на дорогу и очень волновались. Мисс Мелли лежала у себя наверху и плакала, а нам ничего не хотела сказать. Вдруг слышим, цокот копыт по дороге и кто-то кричит, точно во время охоты на лисиц, и Эшли сказал: «Странное дело! Так обычно кричал мистер О'Хара, когда приезжал верхом навестить нас до войны!»
И тут мы увидели его в дальнем конце выгона. Должно быть, он перемахнул там через изгородь. И мчался вверх по холму, распевая во все горло, точно ему сам черт не брат. Я и не знал, что у вашего батюшки такой голос. Он пел «В коляске с верхом откидным», хлестал лошадь шляпой, и лошадь летела как шальная. Подскакал он к вершине холма, видим: поводья не натягивает, значит, будет прыгать через изгородь; мы вскочили — до того перепугались, просто жуть, — а он кричит: «Смотри, Эллин! Погляди, как я сейчас этот барьер возьму!» А лошадь у самой изгороди встала как вкопанная — батюшка ваш ей через голову-то и перелетел. Он совсем не страдал. Когда мы подбежали к нему, он был уже мертвый. Видно, шею себе сломал.
