Девушка тоже смирилась. Будь он спокойнее, он бы заметил, что она краснеет. Но женщины сильнее мужчин, и первой заговорила она.
— Я вам помешала…
— Нет, что вы! — ответил Эш. — Что вы, что вы, что вы, чтовычтовы!..
Она перебила его:
— Я пришла попросить у вас прощения. Прямо не знаю, почему я засмеялась…
Наука, при всех ее успехах, еще не выяснила, что должен делать человек в такой ситуации. Если он промолчит, он покажется грубым. Если он что-то скажет, он покажется глупым. Колеблясь между этими возможностями, Эш взглянул на листок бумаги.
— Что такое палочка смерти?
— А, что?
— Палочка смерти.
— Не понимаю.
Бредовость этой беседы привела к тому, что Эш засмеялся. Засмеялась и гостья. Обоим стало значительно легче.
— Вы думаете, я сошел с ума? — осведомился Эш.
— Конечно, — отвечала девушка.
— Вообще-то, сошел бы, если бы вы не явились.
— Почему?
— Пытался написать детектив.
— Я так и думала, что вы — писатель!
— А вы?
— Я тоже. Вам не попадалась газета «Светские сплетни»?
— Нет.
— Рада за вас. Жуткая газета. Выкройки, советы влюбленным. Я каждую неделю даю рассказ про графа или про герцога. Подписываюсь по-разному. Ужас, не работа!
— Сочувствую, — сказал Эш, — но мы ушли от дела. Что такое палочка смерти?
— Волшебная?
— Естественно. Девушка подумала.
— Ну, как же! Палочка слоновой кости. Ее украли из индийского храма и верят, что всякий, кого она коснется — умрет. Она попала к герою, жрецы ему угрожают, шлют письма…
— Да вы гений!
— Что вы!..
— Гений, не спорьте. Я все вижу. Герой приглашает Гридли Квэйла, этот надутый идиот, при помощи самых диких случайностей, раскрывает тайну, а я получаю деньги на следующий месяц.
Девушка с интересом посмотрела на него.
— Вы автор «Гридли Квэйла»?
— Только не говорите, что вы это читаете!
— Нет, не читаю. Но издает его то же издательство, и я часто вижу эти выпуски.
Эш обрадовался, словно встретил в пустыне старого друга.
— Вы пишете для «Мамонта»? Ну, мы рабы с одной галеры! Придется стать друзьями. Правда?
— Я была бы очень рада.
— Тогда присядьте, поболтаем.
— Да вы работаете!..
— А вы меня спасаете.
Она присела. Казалось бы, просто, но Эш понял многое; скажем, она не села на край стула и не развалилась в кресле. Этикет не так уж строг на Арундел-стрит; те, кто живет в большом городе на небольшие деньги, ощущает себя особым братством.
— Представимся друг другу, — спросил Эш, — или миссис Белл сказала вам, как меня зовут? Кстати, вы здесь недавно, да?
— С позавчерашнего вечера. А как вас зовут, я сама знаю. Феликс Кловли.
— Господи! Неужели выдумаете, что человека могут так звать? Это я прикрываю свой стыд. Зовут меня Эш Марсон. А вас?
— Джоан Валентайн.
— Расскажете историю своей жизни, или мне сперва рассказать?
— Мне и рассказывать нечего.
— Ну, ну!
— Нечего, правда.
— Подумайте. Родились вы?
— Да.
— Где?
— В Лондоне.
— Вот видите. А я — в Матч Мидлфорде.
— Не слышала.
— Странно! А я о Лондоне слышал. Надо бы прославить Мидлфорд, но, видимо — не мне. Я неудачник.
— Сколько вам лет?
— Двадцать шесть.
— Как же вы можете знать, удачник вы или неудачник? Мне стыдно за вас.
— Да я же умею только писать про этого Квэйла!
. — Почему «только»? Попробуйте делать что-нибудь еще.
— Что именно?
— Ну, что-нибудь этакое. Господи, вы — в самом большом городе мира, приключения — куда ни глянь, шансы просто кишат…
— Я их не вижу.
— Читайте газеты. Особенно — объявления. Непременно что-нибудь найдете. Смелее! Кидайтесь на любой шанс…
Эш кивнул.
— Так, так, так. Говорите, говорите.
— А без меня вы не догадались? Лондон такой большой, тут столько всяких возможностей. Я осталась без гроша пять лет назад. Неважно, почему. И что же? Я печатала на машинке, играла в театре, была гувернанткой, компаньонкой, горничной…
— Горничной?
— А что такого? Очень занятно. Куда лучше гувернантки.
— Да, понимаю. Я был учителем. Интересно, что бы сказал об этой профессии генерал Шерман?[2] Это вам не какая-то война! Значит, занятно быть горничной?
— Еще как! И потом, я изучила графов и герцогов, все со мной консультируются.
Эш вдохнул воздух — не научно, а восторженно.
— Какой вы молодец!
— Я?
— Ну, храбрая такая.
— Что ж, по мере сил. Мне двадцать три, я мало сделала, но неудачницей себя не считаю.
— Молодец, каких мало. Просто заочные курсы «Как обрести успех». Вы бы и медузу раскачали.
— Если я вам правда помогла…
— Не обижайте меня опять! Хотя я заслужил… Да, вы мне помогли. Я воскрес. Давно себя так не чувствовал…
— Это весна.
— Да, наверное. Мне кажется, я сделаю что-то особенное.
— Что ж, делайте. Вот у вас «Морнинг Пост». Вы ее читали?
— Проглядел.
— Прочитайте объявления.
— Хорошо, хотя, по-моему, там одни жулики. Джоан встала.
— До свиданья, — сказала она, — вам надо писать, мне — думать про герцога. Простите еще раз, что я тогда смеялась.
Эш схватил ее за руку.
— Смейтесь на здоровье! Приходите почаще, и смейтесь. Когда я начал делать гимнастику, полгорода каталось на мостовой. Теперь они утихли, мне скучно. Вы еще не все видели, этих упражнений — двадцать девять. Шестое — смешнее всего. Завтра с него и начну. Недурно и одиннадцатое. Смотрите, не проспите.
— Спасибо. Ну, пока.
— Пока.
Рядом с листом бумаги, на котором сверкало замечательное, завлекающее название, лежала газета. Он обещал прочитать объявления. Значит, надо читать.
Он читал и падал духом. Мистер Брайан Макнил спал и видел, как бы поделиться деньгами с неимущим, но совершеннолетним субъектом, не требуя никаких гарантий. От него не отставали Энгус Брюс, Данкан Макфэрлан, Уоллес Макинтош и Дональд Макнэб. Как и он, они чуждались людей, не достигших совершеннолетия, но человек постарше мог просто прийти к ним и взять денег.
В отличие от них, молодой человек (и христианин) хотел получить 1.000 фунтов, чтобы завершить свое образование, объездив европейские страны.
Эш отбросил газету; так он и знал. Романтика умерла, приключений ждать неоткуда. И он начал писать «Волшебную палочку смерти».
1На Пиккадилли, в гостинице «Гвельф», высокородный Фредерик Трипвуд сидел, подтянув колени к подбородку, и печально глядел в пространство. У него было очень мало разума, но какой был, тот страдал.
Так оно в жизни и бывает. Проснешься буквально как огурчик; повернувшись к окну, возблагодаришь небеса за хорошую погоду; задумаешься о том, где бы получше закусить с друзьями по спортивному клубу, — и вспомнишь.
— А, черт! — сказал высокородный Фредди, и чуть погодя прибавил: — Как было хорошо!
Несколько минут, не вставая с постели, он страдал и думал. Потом подтянул к себе телефон и набрал номер.
— Алло!
— Алло, — отозвался звучный голос на том конце провода.
— Дикки?
— А кто это?
— Я, Фредди. Дикки, старик, надо повидаться. Вы в двенадцать не уйдете?
— Нет. А в чем дело?
— Не телефонный разговор.
— Ладно. Кстати, поздравляю.
— Спасибо, старик. Большое спасибо, только вы не уходите. Пип-пип!
Он быстро положил трубку и вскочил, поскольку услышал, что скрипит ручка двери. Когда дверь открылась, он совершенно ничем не отличался от молодого человека, который бодро и споро начинает свой день.
В комнату вошел человек немолодой, довольно лысый, зато с тонкими чертами лица и рассеянным кротким взором.
— Ты только встаешь, Фредерик? — спросил он.
— Привет, папаша. Пип-пип. Я мигом.
— Надо было встать часа два назад. Очень хорошая погода.
— Сейчас, сейчас. Помоюсь, оденусь.
И он юркнул в ванную, тогда как отец его сел в кресло, сцепил кончики пальцев и горестно замер.
Как многие отцы его положения и ранга, граф Эмсвортский не мог решить ту единственную проблему, которая (кроме разве что Ллойд-Джорджа[3]) отягчает жизнь нашей знати: Что Делать с Младшим Сыном? Ничего не попишешь, младший сын — ненужная роскошь, пустая обуза. Можно сказать британскому пэру, что ему все же лучше, чем треске, у которой в любую минуту обнаружится миллион потомков; сказать это можно — но зачем? Он не успокоится. Младший сын ему только мешает.
Высокородный Фредерик мешал с особым успехом. Граф Эмсвортский по сути своей не мог ни на кого сердиться, но Фредди подошел к черте намного ближе, чем кто бы то ни было, упорно и разнообразно терзая добродушного пэра. Отдельные действия не могли вывести графа из терпения, и все же, с поступления в Итон, младший сын держал его в вечной тревоге.
